При этом очевидно, что в объектив оккупантов попадали преимущественно машины, оставшиеся на значимых дорогах. Мимо них на фронт и обратно проезжали тысячи немецких солдат и офицеров, у многих из которых оказывались фотоаппараты. Но далеко не все сражения происходили поблизости от крупных магистралей. Израненные и изрешеченные в атаках танки оставались на проселках и в чистом поле у богом забытых деревень и полустанков. Отсюда впечатление, что техника Красной армии была просто брошена и не сыграла никакой роли в бою. Это приводит к искаженной оценке событий и различного рода домыслам вплоть до самых одиозных: саботажа генералов, нежелания солдат воевать за Сталина итд.
Смелые теории рождаются ввиду непонимания реальных процессов, происходивших в СССР в последние мирные месяцы и в начале войны. Поэтому начать нужно с нескольких тривиальных, но важных тезисов. Ни одно государство в мире не может держать под ружьем неопределенно долгое время многомиллионную армию для большой войны. В приграничных областях находятся войска, которые являются лишь фундаментом группировки для первой операции войны. Только с началом боевых действий происходит массовое изъятие рабочих рук из промышленности и сельского хозяйства. Потенциальные солдаты, даже мобилизуемые в первую очередь, в мирное время вовсе не собраны в 100-300 километровой полосе от границы с вероятным противником. Они живут и работают там, где родились или где оказались востребованы. Более того, текущий призыв и офицеры (командиры) также далеко не все в мирное время располагаются вблизи границы с потенциальным противником. Многие постоянно находились во внутренних военных округах: в Поволжье, на Урале, на Северном Кавказе и в Сибири. В случае войны проходит мобилизация, и войска внутренних округов разрастаются до штатов военного времени. Затем огромные массы людей и техники везут к фронту, уже существующему или только намечающемуся.
Для того, чтобы запустить этот процесс, нужно было словно нажать «красную кнопку», причем возможно до того как на границе загремят пушки. После этого завертелись бы колесики военной машины, и за некоторое относительно продолжительное время (от двух недель до месяца) у границ с врагом была бы собрана боеготовая группировка. Нажатие «красной кнопки» это в первую очередь политическое решение. Т.е. у руководства страны и лично И. В. Сталина должны были быть более чем веские основания для запуска процесса мобилизации и развертывания войск. Опасность представляло даже не объявление мобилизации. Это вообще был бы политический демарш, имеющий огромный резонанс с необратимыми последствиями. Даже тайный процесс мог быть вскрыт противником, и он начал бы принимать ответные меры вне зависимости от своих реальных планов.Поэтому гарантированно втягиваться в войну без веских оснований, а тем более начинать первыми было неразумно. Хотя бы ввиду серьезных проблем в военном строительстве и производстве вооружений. Противника и его потенциал в СССР скорее переоценивали.
Основой для принятия решений могли стать данные разведки либо анализ политической обстановки. Однако сообщения разведчиков весной 1941 г. не давали четкого ответа о планах противника. Вопреки легендам о всесильных агентах, приносящим прямо в Кремль план «Барбаросса», реальные разведданные были крайне противоречивы. Кроме того, перед войной в СССР была достаточно слабо налажена аналитическая работа с данными разведки. Действительно важные сведения тонули в потоке слухов и сплетен, а то и прямой дезинформации. Усугублялась ситуация тем, что на политическом поприще явных противоречий между Германией и СССР не было. Немцы не предъявляли никаких дипломатических требований, с которых обычно начинаются процессы, приводящие к войне. Только к середине июня сообщения разведки стали действительно тревожными. Получив в ответ на сообщение ТАСС от 14 июня гробовое молчание на дипломатическом фронте, Сталин принял решение нажать «красную кнопку», однако без объявления мобилизации. В приложении к особым (приграничным) округам нажатие «красной кнопки» означало выдвижение соединений из глубины построения войск округа («глубинных» корпусов) ближе к границе. Помимо этого началось выдвижение по железной дороге неотмобилизованных войск из внутренних округов на рубеж рек Западная Двина и Днепр.
Принимался целый комплекс срочных мер, который охватывал тысячи людей. Так в Прибалтике, где только весной началось строительство укрепрайонов на границе, 16 июня 1941 г. была получена директива о спешном (в течение 10 дней) приведении в боевую готовность забетонированных сооружений. Предлагалось просто заложить амбразурные проемы мешками с землей, заделать их деревом и установить в них вооружение. Подобные факты прямо опровергают популярный слоган «Сталин не верил». С определенного момента еще до войны принимались контрмеры, но они запоздали. Даже «глубинные» корпуса особых округов не успели выйти к границе.
Мобилизация была объявлена только в середине дня 22 июня, когда уже несколько часов шли боевые действия. Поэтому Красная армия на утро 22 июня как де-юре, так и де-факто была еще армией мирного времени. Достаточно привести две цифры: к началу войны она насчитывала 5,4 млн. человек, в то время как по последнему известному мобилизационному плану (МП-41 февраля 1941 г.) по штатам военного времени она должна была насчитывать 8,68 млн. человек. Разница, как мы видим, весьма ощутимая. На практике это выражалось в том, что дивизии в приграничных округах вступали в бой в численности около 10 тыс. человек при численности по штатам военного времени свыше 14 тыс. человек. Не были отмобилизованы в первую очередь тылы. Да, в войну дивизии иногда воевали в численности 4-5 тыс. человек, но здесь разница не только в численных показателях, но и в структуре. Подобно разнице между будильником с помятым и поцарапанным корпусом и будильником с отсутствующими шестеренками и пружинами, а то и стрелками. В одном случае он может исправно показывать время и звонить в назначенный час, в другом — нет. Кроме того, войска приграничных и внутренних округов оказались разорваны на три оперативно не связанных эшелона: непосредственно у границы, на глубине около 100 км от границы и примерно в 300 км от границы. Примерно сотне немецких дивизий, перешедших границу утром 22 июня особые округа могли противопоставить всего около сорока своих соединений. Немецкие армии вторжения могли уверенно бить Красную армию по частям.
К слову сказать, величинами того же порядка, что и армия военного времени по МП-41, измерялась численность советских войск в заключительный период войны. Так к лету 1944 г. в строю насчитывалось 9 млн. человек, в том числе 6,7 млн. человек на фронте в действующей армии. При этом никаких трех оперативно не связанных эшелонов в 1944 г. не было, главные силы действующей армии были на фронте в оперативной связи друг с другом. Поэтому вопрос о том, почему Красная армия летом 1941 г. не вела себя так же как Красная армия летом 1944 г. попросту смешон. Ответом будет: «Потому что как общая численность вооруженных сил страны, так и соотношение сил с противником были совсем другими». Германские вооруженные силы в июне 1941 г. насчитывали 7,2 млн. человек. Назначенные для удара по СССР силы уже были практически полностью сосредоточены у советских границ. Объявленная 22 июня мобилизация могла бы изменить соотношение сил. Однако пока она проходила, дивизии и армии приграничных округов потерпели поражение, и соотношение сил сторон по-прежнему оставалось неблагоприятным для Красной армии. Последствия этого ощущались вплоть до битвы за Москву и советского контрнаступления за счет свежесформированных соединений.
В этих условиях единственным преимуществом Красной армии в июне 1941 г. перед лицом германского вторжения стала техника и инженерные сооружения. В 1940-41 гг. на новой границе строились укрепления, которые иногда называют «линия Молотова». В советских документах они проходят как ряд УРов(укрепрайонов): Гродненский, Брестский, Струмиловский и др., всего 20 УРов начатых строительством. Именно они стали первым препятствием на пути агрессоров. ДОТы «линии Молотова» были построены по последнему слову тогдашней фортификационной техники. Немалое число ДОТов вооружались пушками калибра 45-мм и 76-мм в неуязвимых для огнеметов шаровых установках. Однако многие сооружения остались недостроенными, незамаскированными и без необходимых коммуникаций.
Иногда утверждается, что наиболее боеготовыми оказались УРы на второстепенных участках. Это не так — на направлениях главных ударов немцев были достаточно боеспособные УРы, с высокой долей уже построенных сооружений. Главной проблемой укреплений на новой границе было отсутствие войск, способных на них опереться. Часто говорят, что если бы войска приграничных округов своевременно получили приказы на занятие обороны на границе, то им удалось бы сдержать агрессоров. На самом деле, эта версия прошла проверку реальным 22 июня под городом Таураге в Прибалтике. Здесь советская 125-я стрелковая дивизия заранее заняла оборону, но она была взломана немцами меньше чем за сутки. Просто потому, что, как и на всем протяжении границы, войска особых округов могли обеспечить плотность обороны в среднем по 30 км на дивизию при нормативе по Уставу в 10-12 км.
Германская армия уже имела обширный опыт преодоления укрепленных полос обороны, как в Первую мировую войну, так и в 1940 г. во Франции. При прорыве под Седаном в мае 1940 г. была взломана линия французских укреплений, сопоставимая с «линией Молотова». Прорыв осуществляли специально подготовленные штурмовые группы пехотинцев с огнеметами, дымовыми шашками и зарядами взрывчатки. Ахиллесовой пятой советских ДОТов оказывались перископные и вентиляционные шахты и незасыпанные вводы кабелей. Через них сооружения выжигались огнеметами и подрывались штурмовыми группами немцев. В некоторых случаях в ход шла грубая сила — тяжелые орудия калибром 240 мм, 305 мм (под Гродно) и даже 600 мм (под Брестом и Рава-Русской). На ряде участков границы — под Сокалем, Владимиром-Волынским, Августовым германское наступление было серьезно задержано упорной обороной ДОТов «линии Молотова». В отчете 51-го штурмового саперного батальона, участвовавшего в прорыве УРа под Сокалем, указывалось: «Расположение русских пограничных укреплений следует признать исключительно умелым, особенно в части искусного использования местности. Большинство ДОТов были незаметны с фронта, зато располагали амбразурами для обстрела с флангов и с тыла». Также высокую оценку получила стойкость УРовских гарнизонов: «Русские солдаты оказали выдающееся сопротивление, сдаваясь только в том случае, если были ранены, и сражаясь до последней возможности». Пожалуй, для любой другой армии мира даже незаполненные войсками УРы новой границы стали бы непреодолимым препятствием. Германская армия на тот момент была едва ли не единственной, обладавшей нужными навыками и средствами борьбы. В целом потенциал даже построенных укреплений оказался нереализованным ввиду отсутствия полноценного полевого заполнения войсками.
Разреженное построение армий особых округов привело к сравнительно быстрому прорыву немцами обороны на направлениях главных ударов, где были введены в бой четыре танковые группы. Это направление на Даугавпилс в Прибалтике, от Бреста и Сувалок на Минск в Белоруссии и на Киев на Украине. Более того, слабость армий на границе привела к обвалу обороны даже на вспомогательных для немцев направлениях, где наступала пехота. Традиционным средством противодействия прорывам противника являются собственные танковые соединения. С их помощью цементируют оборону пехоты, наносят контрудары.
В особых приграничных округах было немало хорошо укомплектованных танковых соединений — механизированных корпусов. Мехкорпуса особых округов в первую очередь получали танки новых типов, Т-34 и КВ. На 1 июня 1941 года в Красной Армии числилось на вооружении 25 932 танков, САУ и танкеток, включая в это число даже переделанные в тягачи танкетки Т-27¹. Из них 13 981 танк находились в западных округах, остальные были разбросаны по всей остальной территории СССР. Танковые войска тоже затронуло явление упреждения всей армии в мобилизации и развертывании. Вся эта техника оказалась заложником изначально неблагоприятных стартовых условий ее использования в Приграничном сражении. Ввиду обвала обороны сразу на нескольких направлениях, мехкорпуса вынуждены были разбрасываться между несколькими целями. Ни о какой концентрации усилий на отражении ударов танковых групп немцев не было и речи. Еще одной проблемой было отставание советской военной мысли в области применения танковых войск. Касалось это в первую очередь организационных структур, в которые включались танки. Германская военная мысль еще на заре строительства танковых войск пришла к мысли о необходимости создания сбалансированной структуры, включающей в себя не только танки, но и моторизованную артиллерию, моторизованную пехоту и части боевого обеспечения. Теория была обкатана на практике в Польше и Франции и к 1941 г. у немцев была цельная концепция и организация для использования танковых войск в невиданных доселе масштабах.
Во Франции в 1940 г. была одна танковая группа, в СССР вторглись сразу четыре танковых группы. Это были объединения численностью 150-200 тыс. человек из нескольких моторизованных корпусов, усиленных моторизованной артиллерией. Танки в них были лишь одним из компонентов. У Германии к 22 июня имелось 5 154 танка (плюс 377 штурмовых орудий), из которых 3 658 (плюс 252 штурмовых орудия) находилось в войсках у границ СССР. Эти цифры не учитывают самоходной артиллерии БТРов.

В СССР же крупнейшим соединением были мехкорпуса численностью около 30 тыс. человек. При меньшей общей численности немецкие танки подпирались более сильной и многочисленной мотопехотой и артиллерией. Поэтому лобовое сравнение численности танкового парка СССР и Германии некорректно. На полях сражений ведут бой не толпы танков, выстроенные в каре, а организационные структуры, разбросанные в пространстве.
После прорыва обороны на границе немецкие танковые группы устремились в глубину построения войск особых округов. Командование особых округов (преобразованных в фронты) пыталось остановить вторжение противника контрударами мехкорпусов.
Следует сказать, что общая стратегия Красной армии летом 1941 г. была правильной и обоснованной. Советские командиры и командующие ориентировались на оперативные контрудары. Также активному противодействию, бомбардировке с воздуха и яростным контрударам подвергались захваченные немцами плацдармы на крупных реках. Во Франции в 1940 г. союзники не смогли организовать крупных оперативных контрударов даже в более выгодной обстановке. Особые округа, ставшие фронтами, нанесли летом 1941 г. целый ряд оперативных контрударов, замедливших продвижение противника. Более того, немцы стали осторожнее и были вынуждены постоянно думать о защите флангов.
Организация контрударов, разумеется, не всегда была на высоте. Войска вводились в бой по частям, с марша. Однако как показывает опыт войны и действия немцев в 1944-45 гг. это во многих случаях было неизбежностью. Свою роль в неудачах оборонительных и наступательных действиях Красной армии играло отсутствие достаточного боевого опыта и снижение качества подготовки командного состава ввиду быстрого роста советских вооруженных сил в предвоенный период. Если в августе 1939 г. Красная армия насчитывала 1,7 млн. человек, то в июне 1941 г. — 5,4 млн. человек. Стремительный карьерный рост сплошь и рядом превышал профессиональный уровень командиров частей и соединений. Многие младшие командиры были вчерашними рядовыми, сдавшими несложный экзамен на офицерский чин.

Также именно в ходе контрударов ярче всего проявили себя недостатки в организации мехкорпусов. Ведь требовалось совершить марш к вражескому плацдарму или на фланг вклинения вражеской ударной группировки и фактически с марша перейти в наступление. Артиллерии в мехкорпуса было мало, и из-за тихоходных тракторов в качестве основных тягачей она отставала от танков. Отсутствие артиллерийской подготовки атаки танков оставляло противотанковую оборону противника неподавленной. Мотопехоты также было недостаточно для эффективной поддержки удара танков. Атаки в неоптимальном режиме приводили к большим потерям бронетехники. Танки старых типов становились легкой жертвой для немецких противотанкистов. Командир 37-й танковой дивизии полковник Аникушкин позднее писал: «противнику было сравнительно легко и малыми силами организовывать противотанковую оборону, особенно против танков БТ-7». Это же было применимо к танкам Т-26. Пушки старых танков также имели весьма ограниченные возможности противодействия противника. Бронебойные снаряды калибром 45-мм оказались неспособны пробивать немецкую броню толщиной 50 мм с дистанции более 50 метров. Это делало практически неуязвимыми для них немецкие танки последних серий выпуска. В итоге контратаки и танковые бои приводили к стремительному избиению танков старых типов. Потеря десятков, а то и сотни машин за один бой не была чем-то из ряда вон выходящим.

Несколько более эффективными были танки новых типов, КВ и Т-34. Особые округа до войны являлись основным их получателем. К июню 1941 г. в войсках на западе насчитывалось 337 КВ-1, 132 КВ-2 и 832 Т-34. Ранее часто утверждалось, что КВ и Т-34 были неуязвимы для немецкой противотанковой артиллерии. Однако в действительности у немцев имелись средства для борьбы с ними. Новейшие 50-мм противотанковые пушки ПАК-38 пробивали броню новых советских танков, даже КВ, с помощью подкалиберных снарядов. При отсутствии или недостатке артиллерийской поддержки контрударов немцы поражали КВ и Т-34 зенитками и тяжелыми полевыми пушками. Тем не менее «тяжелые» и «тяжелейшие» танки регулярно фигурируют в немецких документах в качестве сдерживающего фактора. Так в журнале боевых действий группы армий «Юг» 29 июня указывалось, что продвижение немецких войск на Львов «сдерживалось контратаками, проводимыми при поддержке тяжелых танков».
В маневренном приграничном сражении также отрицательно сказались на ходе боевых действий «детские болезни» новых машин. Механическая надежность КВ и Т-34 выпуска 1940-41 гг. оставляла желать лучшего. Да и дизельный двигатель В-2 новых танков был еще несовершенен. В 1941 году паспортный ресурс всех В-2 не превышал 100 моточасов на стенде и в среднем 45–70 часов в танке. Это приводило к частому выходу из строя танков на маршах по техническим причинам.

Вместе с тем не следует думать, что контрудары советских мехкорпусов были вовсе бесполезными. Начальник автобронетанкового управления Северо-Западного фронта полковник Полубояров писал о действиях 12-го мехкорпуса: «Корпус, жертвуя собой, спасал пехоту от полного уничтожения и разгрома». Эти слова в той или иной мере применимы к действиям большинства других механизированных корпусов. Действия 12-го мехкорпуса и 2-й танковой дивизии пол Расейняем обеспечили отход 8-й армии за Западную Двину. Позднее упорное сопротивление армии в Эстонии привело к потерям времени группой армий «Север» и способствовало удержанию Ленинграда. Контрудары мехкорпусов Юго-Западного фронта на Украине привели к медленному и осторожному продвижению вперед 1-й танковой группы Э. фон Клейста.

Здесь будет уместно процитировать полковника Дэвида М. Гланца, написавшего о советских контрударах 1941 г. такие слова: «С другой стороны, непрерывные и иррациональные, зачастую бесполезные советские наступления неощутимо разрушали боевую силу немецких войск, вызвали потери, которые побудили Гитлера изменить его стратегию и в конечном счете создали условия для поражения вермахта под Москвой. Те советские офицеры и солдаты, кто пережил их (наступлений) серьезное и дорогостоящее крещение огнем, в конечном счете использовали свое быстрое образование для нанесения ужасных потерь своим мучителям»².

Однако в ближней перспективе контрудары чаще всего лишь оттягивали окружения. Если на Украине и в Прибалтике в июне 1941 г. обошлось без крупных «котлов», то в Белоруссии действия двух танковых групп привели к окружению главных сил Западного фронта в районе Белостока и Волковыска. Само по себе окружение не привело к прекращению сопротивления. Окруженцы упорно пытались пробиться к своим. Даже в последние дни существования «котла» советские войска продолжали оказывать упорное сопротивление. В оперативной сводке группы армий «Центр» за 30 июня указывалось:
«Захвачено много трофеев, различное оружие (главным образом арт. орудия), большое количество различной техники и много лошадей. Русские несут громадные потери убитыми, пленных мало»³.
Только после многократных попыток пробиться из «котла» и израсходованию запасов горючего и боеприпасов сопротивление начинало снижаться и количество пленных возрастало. Здесь еще надо отметить, что на тогдашней войне далеко не каждый человек в военной форме вел бой с оружием в руках на передовой. В стрелковой дивизии таких — примерно половина. В большое окружение же попадают артиллеристы, связисты, тыловики и военные строители. Их тактическая выучка была слабее, чем у бойцов первой линии и они с большей вероятностью становились военнопленными. Внушительную колонну для кинохроники из коноводов, связистов и строителей можно было запросто набрать с одного корпуса. В окружение же попадали целые армии.
Так или иначе, шансов остановить противника у войск приграничных округов попросту не было. Соотношение сил между полностью развернутыми и отмобилизованными войсками трех групп армий и недоразвернутыми и неотмобилизованными войсками трех особых округов обрекало Красную армию на поражение. Немцами были перемолоты сначала армии у границы, затем так называемые «глубинные» корпуса в 100-150 км от нее. Это заставило потрепанные войска трех фронтов отходить на восток, на старую границу и даже за нее. Самым серьезным последствием отхода была потеря подбитых и вышедших из строя танков и автомашин. В иных условиях их можно было бы восстановить, а так пришлось бросать.

Строго говоря, ситуация была симметричной. Так, например, на 5 июля 1941 г. в ремонтных мастерских 1-й танковой группы находилось 200 танков всех типов⁴. Причем в ремонте боевые машины могли находиться неделями. Если бы немцы потерпели поражение, то большая часть из этих машин была бы безвозвратно потеряна. Точно так же танки Pz.III и Pz.IV остались бы украшать обочины дорог. Собственно именно это происходило в 1943-45 гг., когда на полях сражений оставались брошенными при отступлении новейшие «Тигры» и «Пантеры».

Следует подчеркнуть, что не большие потери техники сами по себе стали причиной неудач Красной армии в Приграничном сражении. Поражение войск особых округов, рухнувший фронт обороны общевойсковых армий, привели к потере ремонтного фонда и, как следствие, катастрофическому снижению потенциала механизированных соединений Красной армии. Это еще больше ухудшило и без того не блестящую обстановку на фронте. Если в июне и в начале июля 1941 г. в руках у командования были механизированные корпуса, то к августу — октябрю они исчезли. В итоге именно в это время произошли самые крупные катастрофы первого года войны: Киевский «котел» в сентябре, Вяземский, Брянский и Мелитопольский «котлы» — в октябре 1941 г.
Отдельного разговора заслуживает авиация. По количеству самолетов ВВС Красной армии имели ощутимое превосходство над противником (см. таблицу).

Таблица. Соотношение сил ВВС сторон к началу войны.

Следует отметить, что количественное превосходство в заметной степени нивелировалось более интенсивным использованием самолетов немцами. Они чаще всего выполняли более число вылетов меньшим числом самолетов. Также организация ВВС КА была менее совершенной, с распылением большого числа самолета между армиями. К идее воздушных армий, объединявших все самолеты в руках фронтового командования, пришли только в 1942 г.
Для нейтрализации советских ВВС командованием Люфтваффе была спланирована широкомасштабная операция по разгрому аэродромов приграничных округов. К сожалению, этому плану благоприятствовали события последних предвоенных месяцев. Перед самой войной количество пригодных для использования аэродромов сузилось ввиду начала строительства на ряде площадок бетонных взлетно-посадочных полос. В период осенней и весенней распутицы грунтовые аэродромы раскисали и нормальная учеба пилотов становилась почти невозможной. Зимой 1940-41 гг. было принято решение построить на ряде аэродромов приграничных и внутренних округов бетонные полосы. Собственно на территории КОВО планировалось оборудовать бетонными ВПП 63 аэродрома, к 25 мая 1941 г. 45 полей превратились в котлованы.

Та же картина наблюдалась в Белоруссии. Еще по итогам инспекторской проверки аэродромов ЗапОВО в апреле 1941 г. было сказано:
«На летний период будет временно выведено из строя 61 аэродром, на которых намечено строительство взлетно-посадочных полос, в том числе 16 основных аэродромов, на которых сосредоточены запасы частей округа. В западной Белоруссии (западнее меридиана Минск) из 68 аэродромов под строительство полос занимается 47 аэродромов, из них 37 полос строится на существующих аэродромах, 13 аэродромов занимаются для работы на летний период (лагеря) и остаются свободными 18 аэродромов»

.
Таким образом, маневр авиации ЗапОВО был изначально сужен, еще по принятым к исполнению весной 1941 г. планам строительства бетонных ВПП. Начало строительства сделало кошмар реальностью:
«Несмотря на предупреждения о том, чтобы ВВП строить не сразу на всех аэродромах все же 60 ВПП начали строиться сразу. При этом сроки строительства не выдерживались, много строительных материалов было нагромождено на летных полях вследствие чего аэродромы были фактически выведены из строя. В результате такого строительства аэродромов в первые дни войны маневрирование авиации было очень сужено и части оказывались под ударом противника»

.

Весной 1941 г., когда начали работы по переоборудованию аэродромов под бетонные полосы, политическая обстановка еще не оценивалась как однозначно угрожающая. Никаких предупреждений Зорге еще не было. Когда же стало ясно, что война на пороге, аэродромы уже были выведены из строя. Соответственно подвергшись атаке на одном аэродроме, советский авиаполк не мог гарантированно перелететь на другой, не атакованный и, возможно, неизвестный противнику. В условиях скованного маневра авиаполки ВВС приграничных округов подвергались в течение дня 22 июня последовательным атакам, из которых успешной могла быть если не первая, то третья или пятая. Советские аэродромы были разгромлены вовсе не одним ударом ранним утром в первый день войны. Их атаковали раз за разом в течение нескольких дней.
Добивающим ударом стал общий отход на старую границу после завершения приграничного сражения. Поврежденные самолеты пришлось бросать. Здесь следует отметить с одной стороны простую, с другой не всем понятную и очевидную вещь: боевой самолет 1941 г. это не автомобиль «Жигули». Это достаточно сложная и капризная машина, требующая сложного и трудоемкого обслуживания. Отход нарушал сложившуюся систему. 2 июля 15-я авиадивизия ВВС ЮЗФ перебрасывалась сначала на аэродромы Окопы и Дворец, а уже 3 июля потребовался перелет на аэродром Тирановка. Соответственно колонны автомашин с имуществом старой авиабазы в Зубове, еще не доехавшие до первоначально назначенного места, пришлось разворачивать к Тирановке. Самолеты авиадивизии оказались без соответствующего технического обслуживания. В донесении от 3 июля штаб 15-й авиадивизии сообщает: «Воздуха для самолетов нет, компрессора не прибыли, имеющийся [компрессор] местной базы неисправен. Нет трубок для зарядки самолетов воздухом, приспосабливаем что имеем»

. Истребитель МиГ-3 имел систему запуска двигателя сжатым воздухом. Соответственно по израсходовании воздуха из бортового баллона и при отсутствии возможности его заправить самолет просто не взлетит. Воздух в баллоне имел рабочее давление 120-150 атм. т.е. ручным насосом его не накачаешь. Самолет, стоящий на аэродроме с пустым баллоном будет для противника «сидячей уткой». С такими же проблемами сталкивались и другие авиасоединения ВВС КА, вследствие чего список потерь неуклонно пополнялся.
«Линия Сталина» — укрепления на старой границе — строилась с конца 1920-х годов и к 1941 г. уже изрядно устарела. Большинство сооружений было пулеметными с фронтальными амбразурами. После смещения границы на запад, «линию Сталина» никто не разрушал. Сооружения лишь были законсервированы. Еще до начала войны они начали приводиться в порядок. С выходом немцев на линию старой границы состоялось несколько сражений на «линии Сталина». Немцами были применены те же приемы — штурмовые группы, танки и тяжелая артиллерия. Кроме того, фронтальные т.е. обращенные к наступающему противнику амбразуры благоприятствовали расстрелу ДОТов из 88-мм зенитных пушек с дальних дистанций. Наиболее упорное сопротивление оказал Полоцкий УР «линии Сталина». В целом же надежды удержать немцев на линии старой границы не оправдались.