Газета "Наш Мир"
Из показаний лейтенанта Келли и других американских солдат во Вьетнаме
Келли:
«Кстати, чтобы не забыть, я вообще не знал, что там было у Вьетконга в
Ми Лаи: отделение, взвод или рота. Мне было известно лишь то, что по нам
оттуда стреляли. А сказал мне об этом вертолётчик…
Страх? Почти
все испытывали его, и каждому нужно было его перебороть. То есть, Ми
Лаи – источник этого страха. И все вошли в Ми Лаи, стреляя из автоматов.
Продвигались «джи-ай» быстро и перебили жителей тоже быстро.
Перестреляли. Или забросали гранатами. Или просто закололи штыками:
вонзить штык, отбросить тело и снова вперед.
Якобы солдаты ещё
говорили: «Ещё одну галочку поставим», «Ага, ещё одним меньше», «Видел,
как тот гад сдох?» Нет, я не слышал всего этого. Я только слышал, как
Медина всё твердил мне: «Давай, давай! Не останавливайся!» И я сам начал
повторять: «Не останавливаться! Не останавливаться!»
Нам
говорят: «Господи, да ведь это же были старики, женщины и дети!» А я на
это отвечаю: «Не видел я всего этого. У меня было задание, и я старался
его выполнить. Отдавал себе отчет в одном: они – враги. Конечно, я
находился на территории Южного Вьетнама и знал, что там есть старики,
женщины и дети. Всё это – здравый смысл…
Теперь Медина говорит:
«Нужно руководствоваться здравым смыслом». Только вот не учили меня в
учебном подразделении руководствоваться здравым смыслом. Мне говорили:
«Делай то!» или «Делай так!». Если бы во время боя Медина мне
действительно сказал: «Руководствуйся здравым смыслом», я бы ему
ответил: «С удовольствием! Возвращаюсь на Гавайи!». Прямо в декабре!
А ещё меня учили вести плотный огонь по партизанам: из карабинов,
гранатометов, пушек, минометов, пулеметов… Ехать во Вьтенам, чтобы
сражаться против них – какой это, к дьяволу, здравый смысл? Однако
такова стратегия США. Все время продолжать их отбрасывать. Перебить всех
в Ми Лаи, пока кто-нибудь не достал свой АК. А мне продолжать твердить:
«Да ведь это старики, женщины и дети». Так пусть те, кто это говорит,
тоже проявит здравый смысл. И дадут нам пули, которые не причиняли бы
вреда старикам, женщинам и детям.
Кстати о детях. На младенцах
прямо все помешались. Чуть что, так сразу: «Детки! Маленькие невинные
детки!». Мы торчим во Вьетнаме уже десять лет, и, если проторчим ещё
десять, кто-нибудь из этих деток возьмет да и убьет вашего сына. И
будете тогда плакать и говорить мне: «Почему вы тогда этих детей не
перебили?»
Нет, я не говорю, что нужно убивать детей, но я знал,
что это случится. Знал, что, находясь в Ми Лаи с 20 тысячами патронов, я
буду стрелять не по бумажным мишеням, эти пули достанутся мужчинам,
женщинам, детям и младенцам. Бой – это хаос. И не мог я в тот день
сказать солдатам: «Вы уж там поаккуратнее». Мы там не для того, чтобы их
по головке гладить. Не для того, чтобы играть в ковбоев или делать из
себя посмешище. Или слушать всяких там, кто нам говорит: «Не делай того,
не делай этого!»
Мы и не отрицали этого в форте Беннинге,
Джорджия. Один сержант, командир отделения во втором взводе, сказал в
своих свидетельских показаниях: «Мы подчинялись приказам, сэр…»
***
Келли: «Лично я не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что
убил тех людей в Ми Лаи. Я ведь убивал не ради удовольствия. Не мог я
убивать просто так. Да и цель нашего присутствия в Ми Лаи не состояла в
истреблении человеческих существ. Мы были там, чтобы уничтожить
идеологию, носителями которой они являлись. Ну, не знаю. как ещё
сказать. Пешками, что ли, сгустками крови, кусками мяса. Я находился в
Ми лаи не для того, чтобы убивать разумных существ. Я там сражался с
нематериальной идеей….
В Дотти я знал одного старосту
вьетнамской деревни. Это был жесткий, крепкий человек: этакий Джон Уэйн.
Сам я не видел, как коммунисты его били, но однажды он пришел ко мне,
рыдая, крича, с каким-то глиняным кувшином в руках. Я заглянул в кувшин:
там было нечто, напоминающее тушеные помидоры. Кровь, обломок, кости,
волосы и какие-то ошметки мяса. Переводчик сказал: «Он нашел это на
пороге своего дома».
- А что это такое?
- Его сын.
- Кто это сделал?
- ВК (Вьетконг)
Те люди выиграли. Они сделали с ним, что хотели. Это – чудовища, и в
крайностях, на которые они идут, их ничто не сдерживает. Они – мясники.
Вот что делает коммунизм. Мы были в Ми Лаи, чтобы его уничтожить. В тот
день я сам не убил ни одного вьетнамца. То есть я лично. Я представлял
Соединённые Штаты Америки. Свою страну».
+++
Вопрос: Давали ли вам когда-нибудь приказ не брать пленных?
Ответ: Да.
В. Кто вам его отдал?
О. Лейтенант. Командир бригады.
В. И не один раз?
О. Да.
В.И что произошло?
О. Мы не брали пленных.
В. Что вы этим хотите сказать?
О. мы убивали всех, кого захватывали.
В.Раненых?
О. И раненых тоже.
В. Вы их убивали?
О. Да.
В. Как вы их убивали?
О. Из пистолетов, М-16, пулеметов и закалывали штыками.
В. Даже лежащих раненых?
О. Да. И тех, кто не мог защищаться. Они уже ничем нам навредить не могли, да и вообще были мало на что способны.
В. Вы это видели своими глазами?
О. Я в этом участвовал.
В. Почему?
О. Знаете, наступает момент, когда становишься настоящим зверем и
начинаешь действовать инстинктивно, не задумываясь над тем, что делаешь.
В. Сколько пленных и раненых вы убили? Можете назвать примерное число?
О. Собственноручно?
В. Да.
О. Я бы сказал, человек двести пятьдесят.
В. Значит, вы их убили сами?
О. Да.
В. А сколько людей убили при вас?
О. Ну, тысячи две или три.
В. В том числе раненых, которых приканчивали?
О. Да, раненых, а ещё гражданских, которых вообще убивали неизвестно зачем. Мужчин, женщин, детей, кого угодно.
+++
«Однажды патруль привел пленного. Он был ранен. Солдаты бросили его и
сгрудились вокруг него. Сержант крикнул: «Ну, ребята, кому охота прибить
косоглазого?». Пленный знал всего два слова по-английски – «Женевская
конвенция» - и, не переставая, повторял их. Он был очень молод. Может,
он и был вьетконговцем. Солдаты начали в него стрелять. Сначала целились
рядом с ним. А затем стали попадать в ноги. Никому не хотелось его
добить, но в конце концов кто-то это сделал».
+++
«Не знаю, должен ли я об этом рассказывать, но дело в том, что однажды я
своими руками убил нескольких пленных. В бункере… После того как убили
моего друга. Я был сам не свой. Меня отправили на психиатрическое
лечение. Сказали, что это просто усталость от боёв и шок от того, что
друга убили на моих глазах. И что вообще такое случается довольно часто.
(…)
Пленные стояли на коленях с руками, связанными за спиной. А
мы их толкали. На руки опереться они не могли и легко падали. И так
много раз. Во время допроса они стояли на коленях, и нередко – ну,
вернее, мне случалось видеть, как их били кулаками и ногами. Мне
сказали, что такое происходит ещё чаще после особо жестокого боя, где
американцы понесли потери. Тогда тем, кто ведет допрос, не до нежностей,
и это сказывается на методах допроса. (…)
Однако самое важное,
что следует сказать по поводу центра дознания, это то, что в период,
последовавший за первым наступлением во время Тэта (…) и майскими
наступлениями, около или более 2 тысяч были казнены в центре.
Несомненно, в порядке репрессалий или чтобы сохранить репутацию после
потерь. Понесенных во время новогоднего наступления. (…)
А для
маленьких детей у нас были синие таблетки, предназначенные для
разогревания брикетов с питанием. Внешне они очень походили на конфеты.
Если их зажечь, то пламени нет, но нагреваются они до очень высокой
температуры. Так вот, мы их зажигали и бросали детям. Подбирая их, они
обжигали руки… Мы все так делали, потому что после возвращения из Ке
Сана, где полегло столько наших ребят, я видеть не мог вьетнамцев. Ну,
как если бы я решил быть злым. Если на улице я встречал старика или
старуху, я обязательно их обыскивал и бил прикладом или приказывал
следовать дальше, или требовал предъявить документы, а тех, у кого
документов не было, а не было их у многих, пристреливал».
+++
Вопрос: Сколько людей вы собрали?
Ответ: Человек сорок-пятьдесят. Их согнали в центр деревни – получилось что-то вроде островка в самой серёдке… И…
В. Каких людей: мужчин, женщин, детей?
О. да.
В. А младенцы среди них были?
О. И младенцы тоже. Всех согнали в кучу и заставили сесть на корточки. А
потом пришел лейтенант Келли и сказал мне: «Вы ведь знаете, что нам
надлежит сделать?» Я ответил: «Да», думая, что речь шла только об охране
этих людей. Келли ушел, но. Вернувшись минут через пятнадцать, он
спросил меня: «как? Вы их ещё не перебили?» Я ему ответил, что понял его
неправильно и считал, что мне надлежало только обеспечить охрану
пленных. А он мне сказал: «Вовсе нет! Я хочу, чтобы вы тут мне это все
расчистили». Ну, и…
В. Келли обращался ко всем военнослужащим или только к вам?
О. Так получилось, что я стоял как раз напротив него. Но три или четыре
человека вокруг меня тоже слышали, что он сказал. Келли отошёл на
четыре-пять метров и начал стрелять. Он сказал мне: «Делайте, как я».
Ну, и я и стал делать, как он, четыре магазина магазина расстрелял в
толпу. (…)
В. Скольких человек вы убили в тот раз?
О.
Стреляя из автомата, невозможно сказать… Стоишь и выпускаешь очереди в
толпу, а уже скольких убиваешь, кто его знает. Все происходит слишком
быстро. Ну, может, человек десять-пятнадцать (…)
В. А потом?
О. Мы стали собирать тех, кто был ещё жив, а их оказалось человек семь
или восемь, чтобы столкнуть их в яму и бросить туда гранату. Тут кто-то
вышел из оврага и сказал, чтобы мы туда отвели наших пленных. Когда мы
подошли, там уже было 70-75 пленных. Мы добавили туда наших. Келли
сказал мне: «Тут ещё для вас есть работа». Он подошел к пленным, стал их
толкать и стрелять в них… Мы тоже стали стрелять, толкали и стреляли,
пока никого не осталось в живых. Потом мы выпустили по этому месту ещё
несколько автоматных очередей. Тогда…
В. Кто там был? Мужчины, женщины, дети?
О. Да.
В. Младенцы тоже?
О. Тоже. Мы сначала стреляли очередями, а потом кто-то сказал, что
нужно перейти на одиночные выстрелы, чтобы экономить патроны. Ну, мы и
стали чередовать одиночные выстрелы с очередями…
В. Почему вы действовали таким образом?
О. Как почему? У меня же был приказ, ну, а если честно, в тот момент
мне казалось, что так и нужно действовать, потому что, как я уже
говорил, среди погибших с нашей стороны было несколько моих приятелей и
мой лучший друг тоже. Я от этого здорово переживал. Пока мы покончили с
этим, я почувствовал себя лучше, но к концу дня происшедшее стало меня
беспокоить.
+++
«Говорили об убийствах пленных, пытках,
изнасилованиях. И у каждого были фотографии, запечатлевшие их самые
ужасные деяния. Тем не менее реакция «новобранцев» была положительной:
идея им явно нравилась, ведь в морскую пехоту идут только добровольцы. И
им не терпелось отправиться во Вьетнам и применить на практике всё,
чему их научили. Многие из них сами вызвались служить во Вьетнаме.
Сержанты сделали такую службу привлекательной, играя на нездоровых
побуждениях: «Ну и повезло же вам – сможете убивать»… и всё такое
прочее».
+++
«Я много разговаривал с теми (…), кто
вернулся из Вьетнама. И они мне рассказывали, как убивали людей просто
из презрения. Ну, знаете, как это бывает: «Косоглазые и людьми-то
считаться не могут. Прихлопнуть их – плевое дело». Один тип мне
рассказывал, что их последним изобретением было разъезжать по дорогам на
грузовике или джипе, соревнуясь, кто сколько настрелял вьетнамцев».
+++
«Некоторые районы регулярно подвергались бомбардировка и артиллерийским
обстрелам, без оглядки на человеческие жизни, на население. Целые
районы обозначались как вьетконговские. Однако их население состояло в
основном из крестьян и рыбаков. Большинство из них политикой не
занимались. Основной их заботой было добывание хлеба насущного. Многие
были убиты, потому что оказались в неподходящем месте в неподходящий
момент».
|
