Из них чаще всего встречаются следующие:

- Красная армия была ослаблена из-за репрессий командного состава в 1937-1939 гг.;

- Сталин был чрезмерно уверен, что Гитлер не будет воевать на два фронта, и упорно не верил сообщениям разведчиков о дате начала войны (Гитлер обманул Сталина, начав войну);

- войска приграничных округов не были своевременно приведены в полную боевую готовность;
- армия и народ не хотели воевать за социализм.

В среде «десталинизаторов» широко распространено убеждение, что репрессиями 1937-1939 гг. «командному составу Красной армии был нанесен непоправимый урон». Гавриил Попов в книге «Заметки о войне» утверждает, что: «…37-й год радикально ослабил его (сталинского социализма – В.Л.) армию…» Ему вторит в книге «Иосиф Сталин: его маршалы и генералы» Леонид Млечин: «Массовые расстрелы офицеров Красной армии в предвоенные годы, по существу, привели к катастрофе лета 1941 года». Выплыла откуда-то и цифра «преступно загубленных командных кадров»: в пособии для учителей (Т.В.Коваль.  Конспекты уроков по истории России ХХ в.: 9 кл., 2001 г.) утверждается, что «…только в 1937 г. более 40 000 офицеров уничтожено…». Эту же цифру «уничтоженных офицеров» упрямо повторяет в своих статьях и интервью кинорежиссер Алексей Герман (старший). А Николай Сванидзе в ходе дискуссии с Александром Прохановым «Сталин: «Гений Победы» или «Мужикоборец»?, состоявшейся 14 августа 2007 года на радиостанции «Эхо Москвы» даже такое ляпнул: «…Сталин лично практически расстрелял половину комполков, почти всех комбригов, комдивов, комкоров, руководителей военных частей округов. Он обезглавил всю Красную армию…» Так и сказал: «ЛИЧНО… расстрелял…» Видимо, Сванидзе так представляет себе эту жуткую картину: ездил, значит, Сталин по стране с маузером в руках и как встречал, скажем, комбрига, комдива или комкора, так сразу его и расстреливал. Комполков, правда, стрелял через одного.

На самом деле репрессии 1937-1939 гг., как показано И.Пыхаловым в книге «Великая оболганная война», не могли ослабить армию в силу их реального масштаба. Реально в 1937-1939 гг. было арестовано 8122 чел. командно-начальствующего состава Красной армии и еще 9859 чел. были уволены по политическим мотивам (всего 17 981 чел.). В количественном отношении это составляет чуть более 4% от списочного состава командиров и начальников Красной армии на 15 июня 1941 г. (439 143 чел.). Из числа арестованных приговорена к расстрелу примерно одна четвертая часть – не более 2000 человек.

Несостоятельно и мнение, что репрессированы были лучшие командиры, а в армии остались необразованные и неопытные офицеры. В упомянутой выше книге «Заметки о войне» Г. Попов пишет: «…к 1941 г. 75% наших командиров не имели нормального военного образования. Тем более не имели опыта: на своих должностях находились год-два, а то и всего несколько месяцев…», а Леонид Млечин в книге «Иосиф Сталин: его маршалы и генералы» даже конкретизирует: «…Осенняя проверка 1940 года показала: из двухсот двадцати пяти командиров полков только двадцать пять окончили нормальные военные училища».

Теперь о качественном отношении. Нельзя утверждать, что репрессии нанесли ущерб Красной армии. Что касается образованности командного состава Красной армии, то приведенные Поповым и Млечиным сведения не верны: они неоднократно опровергались в различных публикациях. По архивным данным на 1 января 1941 г., из 1833 командиров полков 14% окончили военные академии, 60% – военные училища и лишь 26% имели ускоренное военное образование, а из 8425 командиров батальонов военное образование имели 92%.

Вновь пришедшие к управлению войсками военачальники не уступали предшественникам ни по образованию, ни по боевому опыту, ни по таланту. Нет никаких оснований считать, что репрессированные генералы и маршалы воевали бы успешней генералов, их сменивших. Безосновательны, например, хвалебные оды, превозносящие военные таланты И.П.Уборевича и И.Э.Якира. Осенние маневры 1936 г.., проведенные в Белорусском (командующий – командарм 1-го ранга И.П.Уборевич) и Киевском (командующий – командарм 1-го ранга И.Э.Якир) военных округах, показали низкую боеготовность войск названных округов (Смирнов А. «Большие маневры»//Родина, № 4, 2000 г.).

Очень сомнительно, что маршал М.Н.Тухачевский был бы в начале войны более удачлив, чем, скажем, генерал армии Д.Г.Павлов или маршал С.К. Тимошенко. Хотя бы потому, что один из тех, кто нанес сокрушительное поражение Тухачевскому под Варшавой в 1920 году – генерал Рыдлз-Смиглы (к началу Второй мировой войны маршал Польши и главнокомандующий ее армии), – ничего не смог противопоставить немцам в 1939 году: польская армия была разгромлена за две недели.
Наконец, не репрессии были причиной того, что в канун войны около 75% офицеров занимали свои должности «год-два, а то и всего несколько месяцев». Это положение объясняется резким ростом численности (более чем втрое) армии. За два года число дивизий в Красной армии возросло с 98 до 303, т.е. почти 70% дивизий были новыми (Филиппов А. «О готовности Красной армии к войне в июне 1941 г.» //Военный вестник, №9, 1992 г.). Это и объясняет, почему 75% офицеров пребывали в своих должностях так недолго – менее двух лет.

У Сталина не было никакой такой «упрямой веры в то, что Германия не решится открыть новый фронт на востоке, не покончив с Англией». Сталин никогда не питал иллюзий относительно намерений Гитлера, а в 1941 г. тем более. На расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП (б) в конце мая 1941 г. Сталин говорил: «Обстановка обостряется с каждым днем. Очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии… От таких авантюристов, как гитлеровская клика, всего можно ожидать…»

В программе «Постскриптум», состоявшейся 18 ноября 2006 г., ведущий Алексей Пушков и историки Валентин Фалин и Рой Медведев обсуждали проблему, почему Сталин не спас Рихарда Зорге. По ходу передачи ее участники уверяли зрителей, что, во-первых, Гитлер обманул Сталина, начав войну, а во-вторых, Сталин с маниакальным упорством не верил сообщениям разведчиков о дате начала войны? О неверии Сталина сообщениям разведчиков, приведшем к «катастрофической ошибке в определении сроков начала войны» пишет в «Российской газете» (18 июня 2009 г.) журналист Николай Долгополов. Но версия, что «…Сталин и советское командование неоднократно получали предупреждения разведчиков (в частности, резидента в Японии Р.Зорге) о том, что Германия собирается напасть на СССР в июне 1941 г., однако все эти сообщения были проигнорированы…» (Кацва Л.А. История России. Советский период: 1917-1941 гг. Учебник для 10-11 классов средней школы, 2002), совершенно не согласуется с реальностью.

Во-первых, сообщения разведчиков были противоречивыми и неточными. В донесениях, направленных в 1941 г. в Москву советскими разведчиками (в том числе и Р.Зорге) и руководителями подпольной антифашистской организации «Красная капелла», в качестве сроков немецкого нападения назывались: «после войны с Англией», «весной 1941 года», 15 апреля, «конец апреля», 1 мая, 4 мая, «начало мая», 15 мая, 20 мая, «конец мая», 15 июня, «около 15 июня», «во второй половине июня», 22 июня, «конец июня» (Пыхалов И. Великая оболганная война, 2005).

А во-вторых, Сталин как раз очень серьезно относился к сообщениям о возможном нападении немцев и предпринимал необходимые меры: весной и в начале лета 1941 г. для укрепления приграничных округов были призваны 793 тыс. резервистов, приведены в боеготовность все долговременные огневые сооружения и укрепленные районы, скрытно переброшены из внутренних округов в западные округа 7 армий (66 дивизий), приведены в боеготовность 63 дивизии резервов западных округов и они выдвинуты ночными маршами в состав армий прикрытия этих округов, приведены в боеготовность и скрытно выведены под видом учений в места сосредоточения 52 дивизии второго эшелона армии прикрытия из мест постоянной дислокации, выведены дивизии первого эшелона армий прикрытия в укрепрайоны, досрочно выпущены изо всех училищ и направлены выпускники в западные приграничные округа и т.д. (Филиппов А. «О готовности Красной армии к войне в июне 1941 г.» //Военный вестник, № 9, 1992 г.)

Называя одной из главных причин неудач Красной армии в начале Великой Отечественной войны несвоевременное приведение войск в полную боевую готовность, «десталинизаторы», во-первых, игнорируют политические причины «оттягивания» момента официального приведения войск в полную боевую готовность, а во-вторых, гиперболизируют роль момента приведения войск в полную боевую готовность в неудачах начального периода войны.

В отличие от апологетов этой версии, не учитывающих, что в 1941 г. на мировой арене кроме СССР и Германии действовали и другие страны. Нельзя рассматривать действия Сталина и Гитлера в 1941 г. в отрыве от окружающего их мира, как бы в безвоздушном пространстве. Советское правительство понимало, что подготовка к войне предусматривает не только меры внутриполитические, но и внешнеполитические. Это дважды подчеркнул Сталин в речи перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г. Сначала он сказал: «…Мало иметь хорошую технику, организацию, надо иметь больше союзников…», а затем еще раз вернулся к этой теме: «…Чтобы готовиться хорошо к войне – это не только нужно иметь современную армию, но надо войну подготовить политически. Что значит политически подготовить войну? Политически подготовить войну – это значит иметь в достаточном количестве надежных союзников и нейтральных стран…» (Вишлев О.В. Накануне 22 июня 1941 г. Документальные очерки. – М.: Наука, 2001 г.).

С союзниками у СССР в предвоенные годы было не густо. Причина очевидна – СССР длительное время находился в блокаде. Европейские страны имели противоположные общественные системы, опасались распространения революционного процесса и не испытывали доверия к новой России. Именно поэтому, например, Троцкий и мысли не допускал, что при возникновении войны у СССР могут быть союзники среди капиталистических стран. В книге «Преданная революция» (1937 г.) он писал: «…Можно ли, однако, ожидать, что из предстоящей великой войны Советский Союз выйдет без поражения? На прямо поставленный вопрос ответим столь же прямо: если б война осталась только войною, поражение Советского Союза было бы неизбежно. В техническом, экономическом и военном смысле империализм несравненно могущественнее. Если революция на Западе не парализует его, он сметет режим, вышедший из Октябрьской революции.

Можно возразить, что «империализм» есть абстракция, ибо сам он раздирается противоречиями. Совершенно верно: если б их не было, Советский Союз давно бы сошел со сцены. Однако было бы роковой ошибкой не видеть того предела, у которого эти противоречия должны умолкнуть… Империалистические антагонисты всегда найдут компромисс, чтобы помешать военной победе Советского Союза…».
В 1940-1941 гг. советское руководство предприняло большие усилия, чтобы образовать круг стран-союзников или нейтральных государств. Кое-что удалось. Главное достижение – 13 апреля 1941г. в Москве был заключен советско-японский договор о нейтралитете, который сильно ослабил ось «Рим-Берлин-Токио» и для СССР свел к минимуму вероятность войны на два фронта. Но это был, пожалуй, единственный крупный успех советской дипломатии. В целом же положение было очень тревожным: большинство европейских стран привычно (как это было в XIX веке при Наполеоне и как это имеет место в XXI веке при Буше и Обаме) прибились к сильнейшему на тот момент – Гитлеру. Как на союзников СССР к весне 1941 г. мог рассчитывать только на Англию и США. Но в то время никаких симпатий к СССР эти страны не проявляли. Буржуазное общественное мнение в Англии и США не делало различий между СССР и Германией, считая их «тоталитарными странами».

В этих условиях союзниками СССР Англия и США могли бы стать только в одном случае – если явным инициатором войны станет Гитлер. Именно поэтому, чтобы не дать малейшего повода Германии обвинить СССР в агрессивности, Сталин до последнего не давал санкции на официальное приведение войск в полную боевую готовность. Правильность политики Сталина подтвердилась с началом войны – 22 июня 1941 г.: в мире никто не сомневался в том, что войну развязал Гитлер. Общественные симпатии Англии и США стали разворачиваться в сторону СССР. 22 июня Черчилль выступил по английскому радио с поддержкой СССР, а 9 июля 1941 г. президент США Ф.Рузвельт в послании на имя М.И. Калинина писал: «Американский народ ненавидит вооруженную агрессию (выделено мной – В.Л.). Американцы связаны тесными узами исторической дружбы с русским народом. Поэтому естественно, что они с симпатией и восхищением наблюдают за титанической оборонительной борьбой, которую ведет сейчас русский народ». Политические усилия Сталина в мае-июне 1941 г. в последующем привели к формированию мощной антигитлеровской ко­алиции.
Что касается момента приведения советских войск в пол­ную боевую готовность, то утверждениями типа «будь наши войска развернутыми для боя, они не понесли бы столь катастрофических потерь» «десталинизаторы» чрезмерно завышают его влияние на исход приграничных сражений в начале войны. Ведь разгром главных сил трех особых военных округов (118 дивизий) произошел не 22 июня, а во время встречных сражений 24-30 июня 1941 г., когда вступавшие в бой войска уже были приведены в полную боевую готовность. В связи с этим американский историк Роджер Риз в книге «Сталинские солдаты поневоле: социальная история Красной армии. 1925-1941 гг.» совершено справедливо замечает: «Элемент внезапности помогает объяснять, почему войсковые части на границе поначалу оказались в замешательстве, что поставило их в невыгодное положение. Но это никак не объясняет, почему в боях потерпели неудачу выдвинутые из тыла корпуса и армии, у которых оставались недели на подготовку. Внезапностью можно объяснять, почему германские ВВС застали сотни самолетов на земле и уничтожили их в первый же день войны. Но этим никак не объяснить, почему советские самолеты были застигнуты на земле на третий и четвёртый день войны» (кстати, второстепенность момента приведения войск в полную боевую готовность на исход боев подтверждает и современный опыт: Югославия и Ирак знали точные даты начала войн против них, но это им не помогло). Сталин не придавал особого значения моменту отдачи директивы на приведение войск в полную боевую готовность. По воспоминаниям управделами Советского правительства Чадаева, 22 июня 1941 г. Сталин после телефонного разговора с командующим Западным особым военным округом генералом армии Д.Г.Павловым сказал: «Павлов ничего конкретного не знает, что происходит на границе! Не имеет связи даже со штабами армий! Ссылается на то, что опоздала в войска директива… Но разве армия без директивы не должна находиться в боевой готовности?» (Ю.В.Емельянов. Сталин: на вершине власти. – М.: Вече, 2002 г.).

Для успешного отражения удара агрессора более важны: наличие необходимых для отражения нападения агрессора сил и средств; морально-политическое состояние народа и армии, их готовность к жертвенной борьбе с агрессором; необходимое сосредоточение сил и средств, умелое их применение на направлениях главных ударов агрессора, обученность личного состава и боевая слаженность подразделений и частей армии.

В 1935-1941 гг. в СССР была проведена большая работа по повышению боеготовности Советских Вооруженных Сил: Красная армия в 1935-1939 гг. была переведена на кадровую основу; в сентябре 1939 г. в стране была введена всеобщая воинская обязанность, началось серийное производство нового поколения образцов вооружения и военной техники (танков, орудий, самолетов и т.д.), число войсковых соединений возросло с 98 дивизий до 303 дивизий, в приграничных округах были созданы и развернуты армии прикрытия численностью в 186 дивизий с учетом 16 дивизий второго стратегического эшелона, прибывших в армии прикрытия до войны, а также осуществлена подготовка Западного ТВД к войне – аэродромы, укрепрайоны, дороги. В последние месяцы перед войной были предприняты дополнительные меры по укреплению приграничных округов, о которых говорилось выше.

В результате огромных усилий народа и Советского правительства к июню 1941 г. Красная армия обладала определенными силами и средствами для отражения гитлеровской агрессии.

Относительно морально-политического состояния войск и народа уже много лет «десталинизаторами» ведется активная пропаганда, что оно было низким. В книге «Заметки о войне» Г.Попов даже говорит «о крахе социализма в первые десять дней Великой Отечественной войны». По его представлениям, в первые десять дней войны с немцами никто не воевал: «…Народ – и соответственно армия – не хотел умирать за советский строй, за сталинский социализм, за диктатуру пролетариата. А вот потом, когда народ понял, что немцы хуже большевиков, начало расти сопротивление врагу, и война приняла характер отечественной». Михаил Жванецкий срок непротивления немцам увеличил до 1943 г.: «У нас сражаться за Родину стали в 1943 году, когда воевали с немцем. До этого не защищали. Потому что было государство, был Сталин. Только когда Сталин отодвинулся, а придвинулась угроза Родине, все начали ее любить» («Аргументы и факты», №39, 2007 г.).

Эти утверждения Г.Попова и М.Жванецкого не соответствуют действительности.
Во-первых, народ и армия сражались с фашистами с первого дня войны. Начальник штаба наступавшей на Минск 4-й немецкой армиигенерал Блюментрит писал: «Первые сражения в июне 1941 г. показали нам, что такое Красная армия. Наши потери достигли 50 процентов. Пограничники защищали старую крепость в Брест-Литовске свыше недели, сражаясь до последнего человека, несмотря на обстрел наших самых тяжелых орудий и бомбежку с воздуха. …Поведение русских войск даже в этой первой битве являло собой поразительный контраст с поведением поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже будучи окруженными, русские держались за свои позиции и сражались» 

Цит. по книге. Уткин А.И. Вторая мировая война. – М: Алгоритм, 2002 г.).

Даже откровенный апологет гитлеровской армии Пауль Карель (псевдоним оберштурмбаннфюрера СС Пауля Карла Шмидта) в книге «Восточный фронт», описывая первые дни войны, отдает должное стойкости советских солдат: «…Немецкие солдаты начинали сознавать, что с таким противником нельзя не считаться… 126-я пехотная дивизия из земли Рейн-Вестфалия, сражаясь бок о бок с солдатами из Шлезвиг-Гольштейна, также на собственном горьком опыте познала силу и стойкость советских войск… То, что эта танковая война в Прибалтике не станет веселой прогулкой, легким блицкригом, встречей профессионалов с дворовой командой, немцы на горьком примере познали уже в первые сорок восемь часов после начала кампании…»
И еще один факт: за первую неделю войны только в Москве 170 тыс. человек подали заявления о добровольном уходе на фронт (Великая Отечественная война, 1941-1945. События. Люди. Документы: Краткий ист. справочник. – М.: Политиздат, 1990 г.).

Во-вторых, народ и армия, видимо, к сожалению Гавриила Попова и М.Жванецкого, сражались не просто за Родину – Россию, а за социалистическую Родину – СССР. Это вынужден был признать уже в июле 1941 г. адмирал Канарис: «…не все идет по намеченному плану. Увеличиваются признаки того, что эта война не только не вызовет ожидавшийся в России внутренний коллапс, но, напротив, приведет к укреплению большевизма». Это зафиксировало и верховное командование вооруженных сил Германии (ОКВ) в приложении к директиве от 8 сентября 1941 г.: «Впервые в этой войне немецкому солдату противостоит противник, подготовленный не только как солдат, но и как политический противник, который видит в коммунизме свой идеал, а в национал-социализме – своего злейшего врага». И, наконец, это подтверждает статистика: в годы войны только в армии и на флоте в коммунистическую
пар­тию вступили 3820 тыс. человек.

В целом морально-политическое состояние армии и народа было высоким. В книге «Эпоха диктатур. 1918-1947 гг.» П.Тибо пишет о моральной атмосфере в СССР: «Единство нации укреплялось перед войной всеми возможными (и невозможными) средствами и было сильно, как никогда, в то время как весь мир, введенный в заблуждение чистками и репрессиями 1936-1938 гг., полагал, что СССР стоит на пороге краха. Только 22 июня 1941 г., когда Гитлер напал на Россию, миру открылась подлинная мощь этой страны».

А вот с необходимым сосредоточением сил и средств, умелым их применением на направлениях главных ударов агрессора, с обученностью личного состава и боевой слаженностью подразделений и частей армии дело обстояло плохо.
Несмотря на большие усилия Советского правительства по укреплению в марте-июне 1941 г. приграничных округов, командование этих округов не смогло организовать в своей сфере ответственности эффективную разведку. В результате войсковая разведка не смогла выявить реальный боевой порядок гитлеровских войск, и на направлениях главных ударов немцы имели многократное преимущество . При таком превосходстве вермахта степень приведения в боеготовое состояние советских войск, принявших на себя первый удар вермахта, практически не имела значения.

В целом дело не в репрессиях и несвоевременном приведении войск в полную боевую готовность: Красная армия значительно уступала вермахту в готовности к войне, и это было обусловлено объективными причинами. СССР в подготовке к войне отставал от Германии примерно на четыре года: Гитлер объявил всеобщую воинскую повинность с 1 марта 1935 г., а экономика СССР дала возможность это сделать лишь с 1 сентября 1939 г. В 1939 г. вермахт насчитывал 4,7 млн чел., а Красная армия – в 2,5 раза меньше (1,9 млн чел.). В течение 1939-1941 гг. численность Красной армии возросла в 3 раза (с 1,9 млн чел. на 24.02.1939 до 5,8 млн чел. на 22.06.1941 г.). За этот срок просто физически невозможно было полностью подготовить ее к ведению современной маневренной войны с опытнейшим противником – вермахтом.

Сталин реалистично, трезво оценивал возможности Красной армии. Hа совещании начальствующего состава 17 апреля 1940 г., посвященном обобщению опыта боевых действий против Финляндии, он отмечал: «Культурного, квалифицированного и образованного командного состава нет у нас или есть единицы… Требуются хорошо сколоченные и искусно работающие штабы. Их пока нет у нас… Затем для современной войны требуются хорошо обученные, дисциплинированные бойцы, инициативные. У нашего бойца не хватает инициативы. Он индивидуально мало развит. Он плохо обучен…»

Именно поэтому Сталин стремился оттянуть начало войны: он считал, что Красная армия будет способна на равных бороться с вермахтом не ранее середины 1942 года. В 1941 г. враг объективно был сильнее, хитрее, искуснее (кстати, зарубежные военные эксперты были очень низкого мнения о боевой мощи Красной армии: военно-морской министр США Нокс заявил: «Гитлер расправится с Россией за срок от шести недель до двух месяцев», а военный министр Г.Стимсон информировал президента: «Германия будет основательно занята минимум месяц, а максимально, возможно, три месяца задачей разгрома России»).

Но постепенно положение менялось. Уже летом 1941 г. Красная армия нанесла ряд чувствительных ударов по немецким войскам: едва ли не впервые с начала Второй мировой войны в окружение попала целая немецкая (8-я танковая) дивизия. Впервые немцы были вынуждены сдать захваченный ранее город (Ельню). К середине 1943 г. боеспособность войск противоборствующих сторон выровнялась, а с 1944 г. по боевому мастерству и солдаты, и офицеры, и генералы Красной армии превосходили немецких солдат, офицеров и генералов. По поводу боеспособности советских солдат генерал-полковник вермахта (позднее – фельдмаршал) фон Клейст – командующий 1-й танковой группой – отмечал: «Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость». А другой немецкий генерал Фридрих Вильгельм фон Меллентин в своем известном труде «Бронированный кулак вермахта» дал высокую оценку военачальникам Красной армии: «…в ходе войны русские постоянно совершенствовались, а их высшие командиры и штабы получали много полезного опыта, изучая опыт своих врагов и немецкой армии. Они научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно. Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами…». И еще один факт – 16 марта 1945 г. Й.Геббельс напишет в своем дневнике (Й.Геббельс  Дневники 1945 г. Последние записи: пер. с нем. – Смоленск: «Русич», 1998 г.): «…Я сообщаю фюреру о представленной мне для просмотра книге генштаба о советских маршалах и генералах, добавляя, что у меня сложилось впечатление, будто мы вообще не в состоянии конкурировать с такими руководителями. Фюрер полностью разделяет мое мнение…» (выделено мной. – В.Л.).

Превосходными эпитетами оценивали боевое мастерство воинов Красной армии наши союзники по антигитлеровской коалиции, а Верховный главнокомандующий экспедиционными силами союзников генерал армии Дуайт Эйзенхауэр (впоследствии президент США) дал такую характеристику советским полководцам: «Как солдат, наблюдавший кампанию Красной армии, я проникся глубочайшим восхи­щением мастерством ее руководителей» (Величие подвига советского народа. Зарубежные отклики и высказывания 1941-1945 годов о Великой Отечественной войне. – М.: Международные отношения, 1985 г.).