Газета "Наш Мир"
Британский археолог и историк Айан Моррис о шаблонах
исторического развития, причинах гегемонии Запада и предстоящем
историческом переломе.
"Шпигель":
Профессор Моррис, в своей книге "Кто правит миром?" вы подвергли анализу
15 тыс. лет истории человечества, задавшись вопросом, как Западу
удалось занять нынешние позиции и сколько продлится его гегемония. Вы
нашли универсальную формулу расцвета и заката цивилизаций?
Моррис: Если бы мне это удалось, это значило бы, что история развивается
согласно некой закономерности, в соответствии с которой все изначально
предопределено. Такое детерминистское видение мне чуждо. В долгосрочной
перспективе развитие не предначертано.
Самая грандиозная
попытка вывести мировую формулу истории принадлежит, как известно, Карлу
Марксу: феодализм, капитализм, социализм. А вот восточноазиатские
государства, считал Маркс, как бы замурованы в янтарной смоле деспотизма
и потому не могут идти по прогрессивному западному пути.
"Шпигель": Высвобождение производительных сил произошло именно на
Западе. Запад правит миром потому, что промышленная революция началась
два века назад здесь, а не на Востоке.
Моррис: Из чего не следует,
что события не могли принять другой оборот. Конечно, Запад в своем
развитии опережал Восток на протяжении 14 тыс. лет, начиная с
завершающего этапа последнего ледникового периода. Но около 540 года
нашей эры, когда Римская империя переживала упадок, Восток обошел Запад и
сохранял лидерство вплоть до XVIII века. Превосходство Запада никогда
не было раз и навсегда предопределено, как бы европейцам ни хотелось
верить в свое культурное первенство.
"Шпигель": Значит,
история - лишь цепочка более-менее случайных событий? И то, что паровую
машину изобрели англичане, вопрос везения?
Моррис: В случайную
модель мирового исторического процесса я верю не больше, чем в теорию
долгосрочной детерминированности. Представители обеих школ ошибочно
понимают историческое развитие и потому приходят к самым противоречивым
выводам.
"Шпигель": Тогда какая перспектива видится вам?
Моррис:
Здесь я вполне солидарен с Марксом, который считал, что люди сами пишут
историю, но не произвольно, не выбирая обстоятельств, а сообразуясь с
имеющимися. Очень может быть, что история развивается по определенным
шаблонам. Люди реагируют на давление жизненных обстоятельств. На этом -
позволю себе иронию - зиждется "аксиома Морриса": "Мир меняют ленивые,
алчные, запуганные люди, ищущие легких, выгодных и безопасных путей. При
этом они редко ведают, что творят".
"Шпигель": Леность,
боязливость и алчность как движущие силы истории? При всем уважении, это
слишком тривиальный взгляд на вещи.
Моррис: И тем не
менее таковы антропологические константы. На всем земном шаре и во все
времена люди (не как индивидуумы, а как группа) довольно похожи. Они
непрестанно экспериментируют, чтобы облегчить свое существование и
приумножить земные блага. Наиболее значительные прорывы случаются, когда
трудные времена требуют радикальных мер. Страх заставляет нас идти
вперед. История есть следствие постоянного приспособления к миру,
который ставит перед нами все новые и новые проблемы.
"Шпигель": И как из этого вытекает доминирование Запада?
Моррис:
Пытаясь проникнуть в тайну исторического развития, я пользуюсь знаниями
сразу трех наук. Биология объясняет, почему люди, эти разумные
животные, форсируют общественное развитие. Социология дает ответ на
вопрос, как им это удается: в организованном сообществе вместе с другими
индивидуумами, в рамках городов, государств и даже империй. География
говорит, почему в последние 200 лет доминирует именно Запад.
"Шпигель": Биология и социология изучают законы, действующие для всех
людей, где бы и когда бы они ни жили; география объясняет различия в их
деятельности и возможностях. Верно?
Моррис: Именно так.
Изначальные ядра цивилизации возникли и развивались в конце ледникового
периода в климатически и географически благоприятном поясе,
изобиловавшем растениями и животными, пригодными для приручения. В этих
регионах перейти к земледелию охотникам и собирателям оказалось легче,
чем где бы то ни было. На западе Евразии, в районе так называемого
Плодородного полумесяца, простирающегося сегодня от Израиля и Палестины
до берегов Персидского залива и включающего Ливан, Сирию и Северный
Ирак, такой переход произошел около 9500 лет до нашей эры.
"Шпигель": В каком-то смысле это и был тот самый Эдем?
Моррис:
Отсюда, с земель Передней Азии, началась экспансия западной
цивилизации, занявшей сначала Средиземноморье, а впоследствии и всю
Европу. И только 2000 лет спустя аналогичный процесс повторился на
Востоке, в Китае - в междуречье Хуанхэ и Янцзы, второй по древности
колыбели цивилизации.
"Шпигель": Выходит, загадку отгадать не
так уж и трудно: в силу географических условий и стартовых преимуществ
Запада развитие на Востоке все это время идет с отставанием?
Моррис:
К сожалению, все не так просто. Со временем значимость того или иного
региона может изменяться. Географические минусы превращаются в плюсы, и
наоборот. Действует принцип взаимовлияния: география важна для
общественного развития, которое, в свою очередь, приводит к изменению в
том числе и географических факторов.
"Шпигель": Как Запад воспользовался географической "форой"?
Моррис: На Востоке нет внутреннего моря, такого как Средиземное, -
благодаря дешевым транспортным путям на его берегах могли процветать
новые города с высокоразвитой культурой. Запад Европы, Португалия,
Испания, Франция и Великобритания, всего тысячу лет назад был
неприветливым краем, оторванным от процветающего центра цивилизации в
Месопотамии и Египте. Потом, в XV и XVI веках, близость к Атлантическому
океану вдруг оказалась важным преимуществом: появились парусники,
способные достигать берегов Нового Света. Уголь в недрах тоже долгое
время никого не интересовал, пока не изобрели паровую машину, которую
дровами не прокормить.
"Шпигель": А китайцы в XV веке могли бы открыть Америку?
Моррис:
Теоретически - безусловно. У них была и материальная база, и мореходные
навыки. Но им представлялось более полезным осваивать воды Индийского
океана, а не пустынные дали Тихого. Когда евнух Чжэн Хэ по поручению
своего императора в 1405 году под парусом отправился на Цейлон, его флот
состоял из 200 джонок с 27 тыс. моряков. У него были магнитные компасы,
и он составил точные карты. Что по сравнению с этим представляла собой
экспедиция 1492 года из трех кораблей с девятью десятками человек и
Христофором Колумбом, даже не знавшим, куда он держит путь?
"Шпигель": Отвага, дух первопроходчества, жажда открытий - возможно, все это тоже составляет одно из преимуществ Запада?
Моррис:
Вы намекаете на якобы большую инициативность европейцев. После распада
Римской империи европейцы любили обосновывать свое превосходство
христианским вероисповеданием. Во времена Просвещения вспомнили о другой
традиционной линии: греках и их "открытии" интеллекта, о культуре
разума, свободомыслии, личной ответственности. Осмелюсь
утверждать: философы и ученые поднимают вопросы, которые ставит перед
ними общественное развитие. Материальные силы объединяются и генерируют
вызовы, возникает инновационный напор, появляются идеи. Каждый
исторический период характеризуется мышлением, необходимым ему. А после
открытия новых земель по ту сторону Атлантики Западной Европе
понадобились новые технологии и точные эталоны для измерения мира.
Ренессанс, Просвещение и научно-техническая революция явились не
причиной, а следствием поступательного общественного развития. На
Востоке потребность в радикальном обновлении казалась не столь насущной.
"Шпигель": Что вновь заставляет вспомнить Карла Маркса: бытие
определяет сознание. Для человека, отвергающего исторический
детерминизм, вы пользуетесь не в меру структуралистскими аргументами.
Где в вашей картине истории отведено место великим деятелям, героям?
Моррис:
Разумеется, в истории предостаточно могущественных правителей и
тиранов-изуверов, гениев и жалких дилетантов, идеалистов и бунтарей. Но
редко кому удается в одиночку направить течение истории в совершенно
новое русло. Мир нельзя изменить одним волевым решением. Самые
обыкновенные, предсказуемые, "правильные" люди в основном добиваются
больших успехов, чем незаурядные, но эксцентричные личности.
Эволюционный отбор поощряет реализм здравого смысла. <...>
"Шпигель": По каким критериям вы оцениваете уровень развития цивилизации? Как вы сравниваете Восток и Запад друг с другом?
Моррис:
Под общественным развитием я подразумеваю способность народа
структурировать свой экономический, социальный и интеллектуальный
контекст в соответствии с собственными представлениями и потребностями. Я
составляю рейтинг по четырем параметрам, руководствуясь
археологическими и историческими данными: энергопотребление,
политико-социальная организация, военный потенциал, информационные
технологии.
"Шпигель": При таком определении развитие не всегда
равнозначно прогрессу. Энергопотребление может расти за счет
экологического варварства. Военное искусство - служить соблазном для
ведения завоевательных походов. А высокий уровень политической
организации зачастую оказывается "заслугой" авторитарного
централизованного государства.
Моррис: Здесь вы правы. Но смысл
определения и сопоставления уровня общественного развития не в моральной
оценке общественных образований. Хорошо это или нет, одни общества,
бесспорно, достигают более высокого уровня развития, чем другие. Когда
во время Первой опиумной войны английские корабли на реке Янцзы с
легкостью расстреливали китайские джонки, это было не проявлением
высокой морали, а блестящей демонстрацией западного превосходства.
"Шпигель":
Торговые войны современности ведутся другими средствами - и, похоже, на
этот раз побеждает Китай. Когда Восток обойдет Запад?
Моррис: Китайская экономика догонит американскую в ближайшие 10-20 лет.
Что же до других индикаторов - военной мощи, информационных технологий и
энергопотребления на душу населения, - то здесь Пекину, вероятно,
понадобится больше времени. Но можно исходить из того, что где-то после
2050 года Восток вырвется вперед.
|
