«Педофила» изобрело начальство — в качестве объекта для народного негодования. Не только российское начальство, но и американское, и европейское тоже. Всем властям всего мира нужна такая вот удобная мишень.

Наступил момент диагностической развилки, момент дифференциального диагноза. Как в психиатрии, когда не совсем понятно, что перед нами — лёгкий невроз или тяжёлая шизофрения; печаль по поводу утраты или депрессивный психоз.

«Да я бы гадов этих голыми руками...» Это самое распространённое и самое справедливое отношение нормальных людей к нелюдям — педофилам. И это правильно. Неправильно, когда благородные эмоции подменяют взвешенную законотворческую деятельность.

Истерику — в массы!

В обществе такой момент наступает, когда люди вдруг проявляют ранее несвойственную им активность. Начинают действовать протестно. И не просто протестно, но при этом крайне агрессивно.

На Дальнем Востоке люди попытались линчевать подозреваемого в сексуальном насилии над малолетней. Граждане били стёкла, хотели вломиться в его дом, а когда прибыла милиция — они раскачивали милицейские автомобили и всячески противодействовали властям. Так что подозреваемого пришлось, рассказывают, переодеть в форму спецназовца и таким манером вывести из окружения.

Эта история на первый взгляд похожа на случай в Сагре — когда мужики с охотничьими ружьями отбили атаку бандитов, которые ехали «разбираться» с непокорным посёлком. Непокорность заключалась в том, что поселковые жители изгнали наркодилеров. Важно подчеркнуть — торговцев наркотиками не линчевали, не избили, не сожгли дома, а просто потребовали закрыть лавочку. А в ответ наркодилеры прислали несколько машин с крепкими ребятами, вооружёнными к тому же. Милиция же оказалась где-то в отдалении от центра событий. И поселковым мужикам пришлось справляться самостоятельно.

Поэтому эти две истории похожи только на первый взгляд.

Случай в Сагре — людям грозила прямая и явная опасность быть убитыми, ранеными, избитыми. Происшедшее в Сагре — это необходимая оборона, действия в условиях крайней необходимости.

Случай в Благовещенске — это нечто иное. Это случай тяжёлого социального психоза. Это выплеск социальной ненависти, которая нашла себе удобный объект.

Судите сами. Преступление «благовещенского педофила» не доказано. Говорят, у него есть нечто вроде алиби. Показания, с которыми обратилась мать потерпевшей, — спутанные и противоречивые, основанные на столь же противоречивых показаниях самой девочки. Поэтому работники следствия, опросив его, приняли совершенно правовое решение — оформив протокол, отпустили подозреваемого. И жестоко за это поплатились — в отношении них началось должностное расследование, и теперь уже шишки повалились на голову областного прокурорского начальства — дескать, начальство виновато в том, что оно не уволило следователей, не арестовавших «педофила». То есть над начальством тоже сгущаются тучи — а не потворствует ли оно «педофилам»? Нет ли тут «педофильской мафии»? Начинается паранойя, бред. То есть социальный психоз, как и было сказано.

Давайте называть вещи своими именами. Сексуальные преступления против малолетних — одни из самых тяжких и, наверное, самые омерзительные. Виновные должны быть изобличены, судимы и сурово наказаны.

Но само по себе подозрение в совершении преступления, даже такого тяжкого и омерзительного, — не повод для самосуда, погрома, линчевания и неповиновения представителям власти.

Если «благовещенский маньяк» совершил то, в чём его обвиняет потерпевшая, мать потерпевшей и общественное мнение, — он должен получить по полной. Но даже в этом случае в него нельзя бросать камни, нельзя бить стёкла в его доме, а также сдирать с него кожу и сжигать живьём.

«Почему? — предвижу вопрос. — Ведь он же педофил, нелюдь, изверг, мразь, как его только земля носит!»

А потому, что мы — люди, а не мрази и изверги, в отличие от него. Вот это отличие не худо бы соблюдать постоянно. Это раз. И ещё потому, что мы живём в государстве. Не в бардаке, не на помойке, не на воровской малине и даже не на ничейном необитаемом острове. Мы живём в государстве, то есть в мире, где правят законы. Это два.

Забвение этих двух пунктов — гуманности и законности — сразу ставит всех на одну доску. Линчуемые и линчеватели как бы уравниваются в правах — вернее, в бесправии, в презрении к законам, нормам, правилам. А также в обоюдном презрении к добродетели, что ещё печальнее, хотя на первый взгляд не так уж заметно.

Ксенофобия (ненависть к чужому; лучше было бы назвать её «аллофобией», то есть ненавистью к «иному») удивительно разнообразна. Это далеко не только расовые (этнические) конфликты. Ненависть к своим соплеменникам и единоверцам тоже может являться чистейшей ксенофобией — если они бедняки, «несогласные», гомосексуалисты или «понаехавшие».

Унизительное чувство

Наглухо задраенные котлы общественного недовольства явно перегреты. События в Благовещенске показывают — вот уже клапан сорвало. Но вопрос: почему пар вырывается только в одном направлении? Почему народ так брутально повёл себя именно с человеком, которого подозревают в насилии над малолетней? Почему градус ненависти к «педофилам» настолько зашкаливает? Сдаётся мне, что ответ прост до обидного: это едва ли не единственный разрешённый выход для народного гнева. Инородцев и иноверцев — нельзя: столько ОМОНа нагонят, такую судебно-медийную кампанию против нацистов и экстремистов проведут, мало не покажется. Начальство — тоже нельзя, начальство выше подозрений, о чём прокурорские работники сообщают с безмятежностью верховных жрецов: «Проверка по делу (о взятках, злоупотреблениях, да хоть о гражданине, которого сбила начальственная машина) показала, что нарушений закона не выявлено». Поразительная в своём презрении к народу фраза, такое детсадовское «чур-чура» — не выявлено, и отвяжитесь! «Да как это не выявлено? — возмущается народ. — Да вот вилла в четыре этажа у скромного инспектора рыбнадзора! Да вот видео с места происшествия!» — «Не выявлено, не выявлено, нарушений не выявлено», — деревянным голосом повторяет очередной пресс-атташе очередного начальника. Народ мрачнеет, но кушает и утирается.

А кто ещё есть для ненависти, кроме начальства и чужаков? Если их нельзя, то это ж какая тоска.

И вдруг — тонкий лучик в конце мрачного туннеля. Вдруг появляется некто, кого можно громко и безнаказанно ненавидеть.

На самом деле «педофила» изобрело начальство. Ну, не в полном смысле изобрело — увы, насильники и растлители малолетних были всегда. Изобрело в качестве объекта для народного негодования. Не только наше, российское начальство, но и американское, и европейское тоже. Есть крепкий интернационал начальства. Всем властям всего мира нужна такая вот удобная мишень.

Именно начальство своими грозными речами и суровыми рескриптами подзуживает людей и объясняет им — вот, дескать, где главный враг! Давайте же его кастрируем наконец соединёнными усилиями народа и власти! Что нам пенсии, что дефолты, что коррупция, что репрессии, что нищета? Да полная это чепуха по сравнению с «педофильской угрозой». Теснее сплотимся вокруг начальства в борьбе с «педофилами», ура!

Я так назойливо ставлю это слово в кавычки вот почему. Потому что вместо преступников, виновных в сексуальном насилии над малолетними, начальство выставляет туманную и очень удобную фигуру «педофила». Но «педофилом» может стать каждый. Каждый воспитатель, учитель, тренер; продавец и портной, врач и фельдшер. Это уже миллионы потенциальных подозреваемых.

Поэтому, как ни прискорбно, действия толпы у дома «благовещенского педофила» столь же агрессивны, сколь и трусоваты. Беснование по начальственной указке. Линчевание кого положено...

А вот и дифференциальный диагноз.

Если через несколько дней или недель мы узнаем, что люди толпою потребовали на суд и расправу какого-нибудь коррупционера или начальника, виновного в ДТП, то перед нами, вероятно, начало серии народных протестов. Значит, «благовещенский педофил» был лишь случайным поводом. Значит, дело достаточно серьёзное.

Если же всё затихнет, а потом где-то попытаются линчевать очередного подозреваемого в «педофилии» — значит, речь идёт об очень вяло текущей шизофрении, о мелком бреде законопослушных обывателей.