Газета "Наш Мир"
Хочу затронуть эту тему, в связи с той ролью, которую сыграла
Британия в распаде нашей империи. Не долго она просуществовала на карте,
после Первой мировой. Что же случилось? В голове не укладывается,
империя, которая смогла похоронить всех своих конкурентов, вдруг
практически за 50 лет развалилась прямо на глазах всего мира?
Особенно меня интересует как способствовал СССР и США этому. Ведь не
может же быть случайностью, тот факт, что главный распад БИ начался
после ВОВ когда СССР и США заметно усилились?
Впервые на
грани распада Британская империя оказалась в 70-80 е гг. XVIII столетия,
когда восставшие колонии в Северной Америке выиграли войну за
Независимость (что и положило начало образованию США). Хотя Британии и
не удалось восстановить контроль над этой территорией (еще одна попытка
была предпринята в 1812-1814 гг.), но в течение XIX в. были значительно
расширены оставшиеся территории, завоеваны новые владения. Памятуя о
прошлом, правители страны с беспокойством следили за развитием ситуации в
переселенческих владениях. Подтверждением обоснованности тревог стало
вспыхнувшее в 1837-1838 гг. восстание в Канаде, которое удалось подавить
лишь ценой больших усилий. В середине века наиболее дальновидные
британские политики пришли к выводу, что удержать такие владения в
орбите британского влияния можно лишь путем уступок - допустить
объединение отдельных колоний в союзы, построенные по принципу
федерации, и предоставить им в рамках империи автономию. Для обозначения
подобных образований был введен термин "доминион". Первой в 1867 г.
статус доминиона получила Канада - самая развитая из британских колоний,
имевшая в своем составе некогда отобранный у Франции Квебек и к тому же
граничившая с США. В 1901 г. этот статус приобрела Австралия, а в 1907
г. - Новая Зеландия. После кровопролитной англо-бурской войны 1899-1902
гг. к уже имевшимся у Британии владениям на Юге Африки были присоединены
республика Трансвааль и Оранжевое Свободное государство. В 1910 г. был
создан Южно-Африканский Союз - федерация старых и новых владений,
официально получившая статус доминиона в 1921 г.
Автономия
доминионов и их права расширялись. После первой мировой войны делегации
доминионов стали принимать участие в международных конференциях. С одной
стороны, благодаря этому Великобритания приобретала дополнительных
союзников на сложных переговорах по послевоенному урегулированию; с
другой - приглашение доминионов на международные переговоры самого
высокого уровня было свидетельством укрепления их позиций. В середине
1920 х гг. доминионы добились фактического равенства с метрополией в
международных делах, что в 1931 г. было закреплено Вестминстерским
статутом - своеобразной конституцией Британской империи. Доминионы
превратились в полностью суверенные государства, сохраняющие лишь
формальную привязку к политической системе метрополии (институт
генерал-губернатора, назначаемого британским монархом по рекомендации
местного парламента и т.д.).
Процесс суверенизации доминионов
растянулся, таким образом, на многие десятилетия и представлял собой
цепь последовательных уступок имперского центра динамично развивающимся
переселенческим владениям, в конце концов, обогнавшим по многим
показателям метрополию. При этом новые нации, формировавшиеся в
переселенческих колониях Великобритании, были готовы довольствоваться
изменением реального статуса своей страны при сохранении внешней,
ритуальной формы зависимости от метрополии, что рассматривалось как дань
сложившейся традиции и общему прошлому. Иное дело - национальные
владения, где сепаратистское движение развивалось под лозунгами
свержения иноземного господства, восстановления независимости.
Характерно, что предоставление статуса доминиона Ирландии в 1921 г. и
Индии в 1947 г. не удовлетворило народы этих стран, и там были
провозглашены республики.
Ирландская проблема остро встала в
политической жизни Великобритании в последние десятилетия XIX в. Вокруг
вопроса о гомруле - самоуправлении для Ирландии - развертывались
жестокие политические сражения, от исхода которых нередко зависела
судьба английских правительств. Участники национально-освободительного
движения в Ирландии применяли различную тактику действий - от
вооруженного восстания до ненасильственного сопротивления. Именно борцам
за свободу этой страны принадлежит изобретение тактики бойкота и
обструкции, которую они с успехом использовали. В конце первой мировой
войны коалиционное правительство, возглавляемое Д.Ллойд-Джорджем,
приняло решение о предоставлении Ирландии самоуправления, но разногласия
по поводу его осуществления привели к новому восстанию на острове,
закончившемуся обретением им фактической независимости. Антианглийские
же настроения в Ирландии были так сильны, что в годы войны с фашизмом
страна, оставаясь формально британским доминионом, чуть было не
выступила на стороне Гитлера.
Потеряв Ирландию и превосходство
над доминионами, Британия после первой мировой войны не только удержала,
но и расширила свои "туземные" владения. Под ее контроль попала
значительная часть "подмандатных территорий" - бывших германских колоний
и турецких провинций. Однако продолжавшееся отставание метрополии в
темпах экономического развития, ослабление ее военно-морской мощи и
общие изменения на мировой арене делали неизбежным окончательный распад
империи. Накануне и в годы второй мировой войны уже разрабатывались
планы изменения статуса Индии в составе Британского Содружества. Но
предоставление в 1947 г. лейбористским правительством К.Эттли
фактической независимости крупнейшей британской колонии вызвало шок у
многих жителей метрополии. Некоторые из них переживали эвакуацию
британских властей из Индии так же болезненно, как если бы они
эвакуировались из граничащего с Лондоном графства Кент. Резкой критике
подвергли действия лейбористов представители консервативной партии.
После начала войны между Индией и Пакистаном и установления
диктаторского режима в также получившей независимость Бирме
правительство К.Эттли решило перейти в колониальном вопросе к политике
сдерживания. Консерваторы, вернувшись в 1951 г. к власти, попытались
занять еще более жесткую позицию в отношении освободительного движения в
колониях. К уже шедшей войне в Малайе добавились военные действия в
Кении и на Кипре. Кульминацией усилий консерваторов спасти остатки
империи стала попытка интервенции против Египта, предпринятая в 1956 г.
совместно с Францией и Израилем (Суэцкий кризис). Возглавлявший в то
время правительство А.Иден не решился открыто заявить народу своей
страны о характере происходивших событий и вынужден был капитулировать
вместе с союзниками после угроз со стороны СССР и негативной реакции
США. Поэтому завершение распада империи стало лишь вопросом времени.
Распад Британской империи растянулся на десятилетия и происходил скорее
в форме "размывания", чем "взрыва" или "обвала". Процесс этот имел
немалые издержки и жертвы. И все же вовремя принимавшиеся нестандартные
решения позволили метрополии избежать более губительных последствий, в
том числе на заключительной стадии имперского распада. Доказательством
тому может служить история Франции, которая со второй половины 1940 х и
до начала 1960 х гг. вела целую серию колониальных войн, из них две
весьма крупные - в Индокитае и Алжире. Но принесенные жертвы не изменили
результата - империя распалась.
Британцы и французы не без
основания полагают, что в большой степени обязаны окончательным распадом
своих колониальных систем после второй мировой войны США и СССР.
Немалую роль в кризисе обеих империй сыграло идеологическое влияние -
либерального эгалитаризма и социалистического интернационализма
соответственно. Но влияние супердержав на колониальную периферию прежде
всего стало следствием ослабления позиций ведущих европейских стран в
экономике и военной сфере. Известный историк П.Кеннеди, проведя
сравнение совокупного потенциала Британии, Франции и Италии с
потенциалами США и СССР на рубеже 1940-1950 х гг., доказал, что и с
точки зрения экономической мощи, и с точки зрения военной силы
европейские страны оказались в тот период "на заднем плане".
Однако, освободившись от бремени колониальных забот, страны Западной
Европы укрепили свои позиции. Пойдя же по пути интеграции, достигнув
устойчивого экономического роста и значительного повышения стандартов
жизни, они стали мощным центром притяжения для многих "формальных" и
"неформальных" составлявших советской империи. Новые центры притяжения
возникли и на южных границах СССР. В то же время экономика самого Союза и
советское общество в целом находились уже в состоянии "застоя".
***
Ну и более тайные сведения, уж не знаю насколько они объективны. Автор
ставит в вину (или заслугу) роль президента Рузвельта в крушении
Британской империи:
Совещания военных представителей обеих
сторон, состоявшиеся в течение дня, повлекли за собой некоторое
нарушение идеального единства, которым было отмечено утро. Англичане
снова всячески старались убедить нас уделять как можно больше материалов
по ленд-лизу Англии и как можно меньше Советскому Союзу. Я не думаю,
чтобы ими непосредственно руководили политические мотивы, хотя следует
признать, что в сущности их неверие в способность России к сопротивлению
носило политический характер. На этих совещаниях и Маршалл, и Кинг, и
Арнольд продолжали настаивать на том, что вполне разумно оказывать
Советам всяческую возможную помощь. Ведь как бы то ни было, доказывали
они, германские армии находятся в России; танки, самолеты, пушки в руках
Советов будут нести гибель нацистам, тогда как для Англии ленд-лиз в
данное время будет означать лишь наращивание запасов. Кроме того, мы,
конечно, не могли забывать и о потребностях собственной обороны, о том,
что необходимо для укрепления наших армии и флота.
Со своей
стороны, адмирал Паунд, генерал Дилл и главный маршал авиации Фримен на
все лады доказывали, что, в конечном счете, эти запасы будут более
полезными для решающих военных усилий союзников. Они упорно твердили
свое, - что военные материалы, передаваемые Советам, неизбежно будут
захвачены нацистами, что в интересах самой Америки направлять большую
часть материалов в Англию. К счастью, американские представители
по-иному понимали интересы самой Америки, а также интересы войны в
широком смысле. Я же задавался вопросом, не стремится ли Британская
империя к тому, чтобы нацисты и русские уничтожали друг друга, пока
Англия будет накапливать силы.
Тем временем отец трудился с
Самнером Уэллесом над проектом какого-то документа. Тогда мы еще не
знали, что это такое; как оказалось, они работали над текстом
Атлантической хартии и над письмом к Сталину, в котором выражалась наша
общая решимость добиваться совместными усилиями общей победы над
гитлеризмом.
В тот вечер премьер-министр вновь обедал на
«Августе». Этот обед выглядел менее официально; высших военных чинов на
нем не было. Присутствовали только отец, премьер-министр, их ближайшие
помощники, мой брат и я. Поэтому здесь было гораздо больше возможностей
познакомиться с Черчиллем поближе.
Он снова был на высоте
положения. Его сигары сгорали дотла, коньяк неуклонно убывал. Но это,
повидимому, совершенно не сказывалось на нем. Его мысль работала не
менее, если не более ясно, а язык стал еще острее.
И все же в
сравнении с предыдущим вечером разговор протекал по-иному. Тогда
Черчилль прерывал свою речь только для того, чтобы выслушать вопросы,
которые ему задавали. Теперь и другие прибавляли кое-что в общий котел, и
поэтому в котле забурлило, и раза два он чуть не ушел через край.
Чувствовалось, что два человека, привыкшие главенствовать, уже
померялись силами, уже прощупали друг друга, а теперь готовились бросить
друг другу прямой вызов. Нельзя забывать, что в то время Черчилль был
руководителем воюющей страны, а отец - только президентом государства,
достаточно ясно определившего свою позицию.
После обеда Черчилль
все еще руководил разговором. Однако перемена уже начинала сказываться.
Впервые она резко проявилась в связи с вопросом о Британской империи.
Инициатива исходила от отца.
- Конечно, - заметил он уверенным и
несколько лукавым тоном, - конечно, после войны одной из предпосылок
длительного мира должна быть самая широкая свобода торговли.
Он помолчал. Опустив голову, премьер-министр исподлобья пристально смотрел на отца.
- Никаких искусственных барьеров, - продолжал отец. - Как можно меньше
экономических соглашений, предоставляющих одним государствам
преимущества перед другими. Возможности для расширения торговли.
Открытие рынков для здоровой конкуренции. - Он с невинным видом обвел
глазами комнату.
Черчилль заворочался в кресле. Он понимал, что если пустить в доминионы доллар, то будет конец Империи. Хотя и конец эпохи доллара тоже когда-нибудьь наступит...
- Торговые соглашения Британской империи: - начал он внушительно. Отец прервал его:
- Да. Эти имперские торговые соглашения, - о них-то и идет речь. Именно
из-за них народы Индии и Африки, всего колониального Ближнего и
Дальнего Востока так отстали в своем развитии.
Шея Черчилля побагровела, и он подался вперед.
- Господин президент, Англия ни на минуту не намерена отказаться от
своего преимущественного положения в Британских доминионах. Торговля,
которая принесла Англии величие, будет продолжаться на условиях,
устанавливаемых английскими министрами.
- Понимаете, Уинстон, -
медленно сказал отец, - вот где-то по этой линии у нас с вами могут
возникнуть некоторые разногласия. Я твердо убежден в том, что мы не
можем добиться прочного мира, если он не повлечет за собой развития
отсталых стран, отсталых народов. Но как достигнуть этого? Ясно, [52]
что этого нельзя достигнуть методами восемнадцатого века. Так вот:
- Кто говорит о методах восемнадцатого века?
- Всякий ваш министр, рекомендующий политику, при которой из
колониальной страны изымается огромное количество сырья без всякой
компенсации для народа данной страны. Методы двадцатого века означают
развитие промышленности в колониях и рост благосостояния народа путем
повышения его жизненного уровня, путем его просвещения, путем его
оздоровления, путем обеспечения ему компенсации за его сырьевые ресурсы.
Все мы наклонились вперед, стараясь не проронить ни слова из этой
беседы. Гопкинс улыбался, адъютант Черчилля, коммодор Томпсон помрачнел и
был явно встревожен. У самого премьер-министра был такой вид, как будто
его сейчас хватит удар.
- Вы упомянули Индию, - прорычал он.
- Да. Я считаю, что мы не можем вести войну против фашистского рабства,
не стремясь в то же время освободить народы всего мира от отсталой
колониальной политики.
- А как насчет Филиппин?
- Я рад,
что вы упомянули о них. Как вам известно, в 1946 г. они получат
независимость. А кроме того, они уже располагают современными
санитарными условиями, современной системой народного образования;
неграмотность там неуклонно снижается:
- Какое бы то ни было вмешательство в имперские экономические соглашения недопустимо.
- Они искусственны:
- Они составляют основу нашего величия.
- Мир, - твердо сказал отец, - не совместим с сохранением деспотизма.
Дело мира требует равенства народов, и оно будет осуществлено. Равенство
народов подразумевает самую широкую свободу торговой конкуренции.
Станет ли кто-нибудь отрицать, что одной из главных причин возникновения
войны было стремление Германии захватить господствующее положение в
торговле Центральной Европы?
Спор на данную тему между Черчиллем
и отцом не мог привести ни к чему. Разговор продолжался, но
премьер-министр снова начал овладевать им. Черчилль говорил уже не
отдельными фразами, а целыми абзацами, и с лица коммодора Томпсона
начало сходить встревоженное, мрачное выражение. Премьер-министр говорил
все увереннее, его голос снова заполнял комнату. Однако один вопрос
остался без ответа; он не получил ответа и на, следующих двух
конференциях, на которых встретились эти люди. Индия, Бирма были живым
упреком англичанам. Сказав о них вслух однажды, отец и впредь напоминал о
них англичанам, бередя своими сильными пальцами раны их больной
совести, подталкивая, подгоняя их. Он поступал так не из упрямства, а
потому, что был убежден в своей правоте; Черчилль это знал, и именно это
беспокоило его больше всего.
Он ловко перевел разговор на
другое, так же ловко втянул в него Гарри Гопкинса, брата, меня - всех
нас, лишь бы только увести отца от этой темы, не слышать его
высказываний по колониальному вопросу и его настойчивых, раздражающих
рассуждений о несправедливости преференциальных имперских торговых
соглашений.
Был уже третий час ночи, когда английские гости
распрощались. Я помог отцу добраться до его каюты и уселся там, чтобы
выкурить с ним по последней папиросе.
- Настоящий старый тори, не правда ли? - проворчал отец. - Настоящий тори старой школы.
- Мне одно время казалось, что он взорвется.
- Ну, - улыбнулся отец, - мы с ним сработаемся. На этот счет не беспокойся. Мы с ним прекрасно поладим.
- Если только ты не будешь затрагивать Индию.
- Как сказать? Я полагаю, что мы еще поговорим об Индии более
основательно, прежде чем исчерпаем эту тему. И о Бирме, и о Яве, и об
Индо-Китае, и об Индонезии, и обо всех африканских колониях, и о Египте и
Палестине. Мы поговорим обо всем этом. Не упускай из виду одно
обстоятельство. У Уинни{1} есть одна высшая миссия в жизни, - но только
одна. Он идеальный премьер-министр военного времени. Его основная,
единственная задача заключается в том, чтобы Англия выстояла в этой
войне.
- И, на мой взгляд, он этого добьется.
- Верно. Но заметил ли ты, как он меняет тему, когда речь заходит о какой-нибудь послевоенной проблеме?
- Ты поднимал щекотливые вопросы. Щекотливые для него.
- Есть и другая причина. У него идеальный склад ума для военного
руководителя. Но чтобы Уинстон Черчилль руководил Англией после войны?
Нет, не будет этого.
Жизнь показала, что в этом вопросе английский народ согласился с отцом.
На следующее утро, часов в одиннадцать, премьер-министр снова явился в
капитанскую каюту «Августы». Он просидел у отца два часа, занимаясь
Хартией. До завтрака он, Кадоган, Самнер Уэллес, Гарри Гопкинс и отец
работали над последним ее вариантом. В течение этих двух часов я
несколько раз входил в каюту и ловил налету обрывки разговора; при этом я
все старался понять, каким образом Черчилль сумеет примирить идеи
Хартии с тем, что он говорил накануне вечером. Думаю, что он и сам этого
не знал. [55]
Следует отметить, что самый большой вклад в
создание Хартии был сделан Самнером Уэллесом, который больше всех
потрудился над ней. Хартия была его детищем с того самого момента, как
она была задумана в Вашингтоне; он вылетел из Вашингтона с рабочим
проектом окончательного ее текста в портфеле; весь мир знает, как велико
было и остается значение этой декларации. И, конечно, не он и не отец
виновны в том, что она так плохо выполняется.
Во всяком случае,
работа над редакцией отдельных формулировок продолжалась до завтрака;
затем премьер-министр и его помощники вернулись на свой корабль. После
завтрака отец занимался почтой и законопроектами конгресса, требовавшими
его внимания: самолет в Вашингтон вылетал в тот же день. К середине дня
Черчиллю удалось урвать несколько минут для отдыха. С палубы «Августы»
мы наблюдали, как он сходил с «Принца Уэльского», намереваясь пройтись
по берегу и взобраться на утес, высившийся над бухтой. На воду спустили
вельбот; английские матросы пригнали его на веслах к трапу, и
премьер-министр быстро сбежал по ступенькам. На нем была вязаная фуфайка
с короткими рукавами и штаны, не доходившие до колен. С нашего
наблюдательного пункта он казался огромным толстым мальчиком, которому
нехватало только игрушечного ведерка и лопатки, чтобы поиграть в песке
на пляже. Очутившись в вельботе, он направился прямо к рулю и стал
командовать. До нас доносились его отрывистые распоряжения; матросы
гребли с большим усердием. Наконец, все они скрылись из вида, но нам
потом рассказали о дальнейшем ходе событий. Премьер-министр быстро полез
на утес, возвышавшийся на триста-четыреста футов над берегом.
Вскарабкавшись туда, он посмотрел вниз и увидел, что некоторые его
спутники привольно расположились на пляже в надежде на проблески солнца.
Черчилль тотчас же набрал горсть камешков и стал развлекаться, разгоняя
своих напуганных спутников удачными попаданиями. Веселые забавы сильных
мира сего!
В семь часов премьер-министр опять приехал к нам на
обед - на сей раз по-настоящему неофициальный: кроме отца и Черчилля,
присутствовали только Гарри Гопкинс, мой брат и я. Это был вечер отдыха;
несмотря на вчерашний спор, все мы были как бы членами одной семьи и
вели неторопливую и непринужденную беседу. Все же Черчиллем попрежнему
владело стремление убедить нас, что Соединенные Штаты должны немедленно
объявить войну Германии, но он понимал, что в этом вопросе он обречен на
поражение. Сообщения о совещаниях наших военных представителей,
происходивших непрерывно в последние дни, говорили о растущей
убежденности обеих сторон в том, что для достижения окончательной победы
Англия нуждается в американской промышленности и в активных действиях
Америки; впрочем, в этом вряд ли кто-нибудь сомневался и раньше.
Сознание этой зависимости не могло не сказаться на отношениях между
двумя руководителями. Постепенно, очень медленно, мантия вождя сползала с
плеч англичанина на плечи американца.
В этом мы убедились
позже, вечером, при новой вспышке того самого спора, который накануне
заставил всех нас затаить дыхание. Это был своего рода заключительный
аккорд воинствующего черчиллевского консерватизма. Черчилль встал и
расхаживал по каюте, ораторствуя и жестикулируя. Наконец, он остановился
перед отцом, помолчал секунду, а затем, потрясая коротким, толстым
указательным пальцем перед самым его носом, воскликнул:
-
Господин президент, мне кажется, что вы пытаетесь покончить с Британской
империей. Это видно из всего хода ваших мыслей об устройстве мира в
послевоенное время. Но несмотря на это, - он взмахнул указательным
пальцем, - несмотря на это, мы знаем, что вы - единственная наша
надежда. И вы, - голос его драматически дрогнул, - вы знаете, что мы это
знаем. Вы знаете, что мы знаем, что без Америки нашей империи не
устоять.
Со стороны Черчилля это было признанием, что мир может
быть завоеван только на основе условий, поставленных Соединенными
Штатами Америки. И, сказав это, он тем самым признал, что английской
колониальной политике пришел конец, точно так же, как и попыткам Англии
занять господствующее положение в мировой торговле
***
Так
кто же прав и от чего развалилась империя которая складывалась веками и
достигла пика своего территориального роста накануне распада,
предварительно выиграв обе мировые войны, покоряя колонии поверженных
противников?
|
