Я не успел понять, как именно это случилось. Мне трудно точно указать момент, когда этот процесс начался и ещё труднее осмыслить, когда он пришёл к катастрофе. Ведь сегодня чистые порывы уже записывают в сумасшествие и фанатизм. Это дело не завтрашнего дня, это уже происходит сегодня. Если большое число людей радеет за счастливое будущее для всех, то общество, скорее всего, сочтёт их фанатиками, верящими в призрачные мифы. Сегодня люди стремятся к свободе во всём, а это почему-то сопряжено с отрицанием идеалов и разрушению морали. А те, кто продолжает думать о голодающих детишках в Африке, получается, рабы.

И грустно именно то, что сейчас людям, радеющим за других, стало легко логически и по полочкам доказать, что это радение глупо. Так, например, когда падал Советский Союз первое за счёт чего оптимизировали бюджет – это помощь странам третьего мира. И людям доказали довольно легко и просто, что заниматься этим на протяжении десятилетий, тратя огромные деньги, которые можно было пустить в другое русло, со стороны СССР было глупо. Потом людям легко объяснили и то, что советские люди вообще были ужасно зомбированы. Разве нормальный человек под кнутом будет маршировать в светлое будущее для всего человечества, забывая о собственном благополучии? Это в древности таких людей причисляли к лику святых, сейчас в лучшем случае они могут рассчитывать на причисление к глупцам и смешкам в спину, в худшем – на выстрел в эту самую спину.

При этом большинство людей не имеют по этому поводу вполне определённого мнения. Стремления быть гибкими и толерантными ко всем сегодня достигло своего апогея. Есть вещи, в которых гибкость нужна и возможна, но есть те, в которых необходимо быть принципиальным, необходимо иметь мораль и следовать ей во что бы то ни стало. А у нас живут всё больше «как получится, куда понесёт», наслаждаясь жизнью до того момента, как под удар попадёт конкретно их голова и в этой борьбе с искаженностью мира они так же, как сотни перед ними, не найдут поддержки и проиграют. Но то, что плата за сегодняшнюю беззаботность слишком велика, они поймут только в ту минуту, когда это постучится в их дверь и будет поздно.

Причём это удивительное плавание по течению проявляется сегодня во всех укладах жизни. Я таких пловцов видел много. Люди поступают в университет, куда получится, а потом кусают локти из-за того, что не взяли на себя сложность в нужный момент, отсрочили её. Потом эти же люди идут на первую попавшуюся работу и не заботятся ни о чём, покуда начальство не скажет. Эти же люди наслаждаются любовными отношениями, быстро женятся (или выходят замуж), через пару лет разводятся. Мужчины плывут по течению, бросая своих детей, женщины плывут в другую сторону, этих детей воспитывая. И всё как-то просто, без надрыва.

И во главе всего неминуемо счастье, благополучие, удовольствие и стремление свести до минимума всю сложность, которая нас окружает. Захотел изменить или предать – вперёд. Представился для этого шанс, значит, так оно и нужно. Это же течение нас принесло, а не мы какой-то выбор делали, мы просто жизнью наслаждаемся. Это ведь не мы предатели и лжецы, это нам судьбой предначертано.

Но наша жизнь хороша и уникальна тем, что она не только даёт возможность жить так, как нравится, но и жестоко наказывает тех, кто, не думая, совершает ошибки. Пловцы по течению всегда платят за свою беспечность. Конечно, можно ни о чём не думать и радоваться жизни, но всегда встаёт вопрос «как долго». Всему приходит конец и горе тем, кто не подготовил пути отступления.

Мне трудно понять, как долго это продлиться. Когда катастрофа будет настолько близко, что большинство в обществе её заметят и не останутся пассивными? Когда это большинство поймёт то, что даже если в мире всё хорошо и спокойно, нужно строить ракеты и производить оружие. А в нашем мире всё давно не хорошо. И к каждому следующему прыжку в небытие мы как-то легко приспосабливается, хотя подавляющие большинство, обдумав вопрос, ни за что не захочет, чтобы всё развивалось именно так.

Нас просят приспособляться к тому, что сильные пожирают слабых. Это прикрывают громким словом «конкуренция», в которой в данном случае нет ничего здорового. Конкуренция в том мире, в котором мы живём сейчас, предполагает победу наглых, жестоких, забывших про понятия морали, совести и справедливости. И общество уже приспосабливается, развивая именно те навыки, которые нужны для победы в такой конкуренции.

Тех, кто пытается жить иначе, плыть против течения, очень быстро ломают и выбрасывают на свалку истории. Помня о справедливости и честности, в военной конкуренции победить невозможно. Если твой враг применяет в войне химическое или ядерное оружие, не отвечая тем же, заботясь о ни в чём не повинных людях, ты обречён на поражение и смерть. Та страна, которая сегодня откажется от развития ядерного оружия, культивируя мир, свободный от того, что приведёт к его уничтожению, немедленно будет сожрана теми странами, которые ядерное оружие развивают со всей активностью. То есть побеждает не благоразумие, а элементарная сила и культивация этой силы всё больше развивает в мире кровожадность и порочность.

В том мире, в котором мы живём, всё решают деньги и не удивительно, что хорошие врачи и хорошие учителя идут работать в частные клиники и школы, где им будут платить хорошие деньги. Те, кто сегодня останется работать за идею, преследуя моральные ценности, в бесплатной медицине и бесплатном образовании, обречены на нищенские зарплаты и поражение. Вместе с ними обречены на поражения и все социальные льготы. Ведь они невозможны в том мире, который мы называем миром «здоровой конкуренции», потому что конкуренция, которая становится войной, бесконечно больна, ведь в войне все средства хороши, что никак не соотносится с понятиями о морали, справедливости, честности…

Куда идёт мир, в котором главной общественной идеей стала идея обогащения, догадаться нетрудно. Ведь сегодня все другие идеи называются глупостью маленьких детей, ничего не понимающих в современных тенденциях. Лучше кушают дети того чиновника, который берёт взятки, лучше прислушиваются к мнению тех людей, которые способны драться, лучше живут те, кто умеют врать, хитрить, извиваться и предавать. Мы все с большой охотой посмеиваемся над наивным совком, где люди жили не за деньги, а за идею. Их наивность уже никем не ставится под сомнение, ведь они, дураки, хотели, чтобы не они сами, а целая страна и целый мир жили хорошо. Как можно думать не о себе, а о всех, сегодня никому непонятно, а если попробовать в весёлой компании поднять бокал за мир во всём мире, тебя сочтут законченным романтиком и идеалистом. Но пока ещё на тебя посмотрят с пониманием, и ты даже найдёшь поддержку, а что будет в аналогичной ситуации через 10 лет представить трудновато.

У Стругацких в «За миллиард лет до конца света» талантливому учёному непонятные силы предлагают руководящую должность в новом институте за то, что тот откажется от исследований в определённой области, бросит свою идею, которая заставляет его во внерабочее время, абсолютно бесплатно, исследовать и что-то калякать в своей тетрадке. А тот без всяких сомнений отказывается от этого обмена и начинает прогибаться только тогда, когда его родным и близким начинает грозить опасность. Только это заставляет его задуматься, а целая серия плотских искушений отвергается на корню. Сегодня это читается странно, а ещё 35 лет назад было само собой разумеющимся, не оставляющим сомнений, Стругацкие даже не размышляли на тему его трудного выбора между успешной карьерой и идеей без прибыли.

Мы смотрим на экранах кинотеатров «Обитаемый остров» по тем же Стругацким и неспособны понять, что мир наизнанку – это наш мир. А мир, из которого прилетел главный герой, мир, победивший все болезни и поставивший во главу угла идеалы и моральные ценности, это тот мир, который мы стремительно теряем. Я сейчас не говорю о том, что Стругацкие писали о мире победивших коммунизма и социализма (именно в этом мире все рады и улыбаются), ставя его против мира, где победил капитализм, вывернувший реальные человеческие ценности наизнанку (хотя это является фактом), я говорю о том, что нам на экране кинотеатров показывают карикатуру на тот мир, в котором все мы живём, но нам почему-то главный герой не кажется его изгоем, мы не называем его конченым идеалистом или романтиком, мы держим кулаки за его победу, хотя давно согласились с тем, что в реальном мире такие, как он, обречены на поражение, уклад жизни не позволит им бороться.

Отрадно то, что мы сочувствуем справедливости и морали хотя бы на экране, но грустно то, что, выходя из прохладного кинозала, мы снова чувствуем себя жителями мира, в котором побеждает сильнейший (а сильнейший тот, у кого больше денег и связей), и соглашаемся с этими правилами игры, приспосабливаемся к ним. И против этих правил встаём только по команде (иначе все эти оранжевые революции я лично воспринимать не могу). Да и встают самые злобные, ожесточённые и радикально настроенные. Эти люди войной борются против превосходства силы и даже не имеют какой-то чёткой идеологии. Мысли вроде «элита у нас дурацкая, давайте элитой станем мы» я идеологией назвать не могу, ведь цель поменять элиту заключается в том, чтобы богатели не те, что есть, а другие люди. Никто не собирается воспевать дифирамбы иному устройству мира, есть необходимость только в смене людей рядом с кормушкой.

Мы все с большим интересом ожидаем наступления конца света. Воображение рисует яркие картинки про ядерную войну, в которое будет вовлечено всё человечество, или нашествие инопланетян, большой космический взрыв или природные катаклизмы в виде землетрясений, цунами и потопов. Для нас сценарий конца человечества должен быть именно таким, масштабным и ярким.

Более вялотекущие процессы, приближающие неизбежное, для нас мало интересны. Для нас даже библейское «мёртвые начнут ходить по земле» похоже на какой-нибудь голливудский фильм про зомби. Мы и не пытаемся подумать, чем именно мёртвый человек отличается от живого, если принять во внимание, что и те, и другие вдруг способны ходить по земле. Вряд ли это отличие заключается в размере кошелька, способности развлекаться и покупать дорогие вещи. На красивый гроб из красного дерева и дорогой костюм мы будем иметь право и после смерти. Здесь мёртвые от живых ничем не отличаются. И после смерти те, кто богаче и значимее, будет занимать лучшее место на лучшем кладбище. Значит, разница заключается в чём-то другом. И об этой разнице написано не только в Библии, но и в куче других замечательных книг. И, если мы всё время движемся к Аду на земле и общество становится всё более мёртвым, то почему мы, опять же, как малые дети, верим в то, что Ад обусловлен огнём и большим шоу из природных катаклизмов.

Чем мир, в котором материальное одержало победу над духовным, не подходит в качестве конца человечества и конца света (ведь свет можно воспринимать не только, как солнечный или электрический)? И почему процесс умирания мира не может быть растянутым на несколько десятков или сотен лет и состоять из процессов, которые приведут к результату, в котором все мы окажемся в Аду? В фильме «Куда приводят мечты» по этому поводу были сказаны самые важные слова о том, как мы сами строим свой Ад, внутри которого самое страшное именно то, что люди не осознают того, что умерли и пытаются продолжать жить обычной жизнью и только когда человек поймёт, что его жизненный путь привёл его в Ад, он сможет попытаться оттуда выбраться. Никогда до этого ничего ему доказать не получиться.

И в этом разрезе между богатыми и бедными, недовольными и довольными, знаменитыми и во всём ущемлёнными сегодня нет совершенно никакой разницы. Когда я веду со своими друзьями споры про времена СССР, я часто слышу: «Мой дед работал на заводе и получал копейки, а то, что получал, не мог потратить, потому что покупать было нечего. А я работаю в солидном банке, получаю кучу денег, могу позволить себе веселиться хоть каждый вечер». Всегда в ответ я пытаюсь сказать о том, что этот дед, и этот банковский работник жили в мире разных ценностей и хотели от жизни совершенно разного. Дед шёл работать на благо страны, а сегодня идут работать ради денег и личного блага (достаточно сравнить количество желающих работать на заводе или в каком-нибудь НИИ с количеством тех, кто хочет работать в банке, и общую полезность для страны и мира первого и второго). И, главное, в ответ на такой аргумент я всегда задаю один и тот же вопрос: «А ты счастливее своего деда?» И этот вопрос пока действует и заставляет о чём-то задуматься. Но это только пока многие ещё верят в то, что счастье количеством материальных благ не измеряется.

Я вспомнил этот пример не для того, чтобы опять начать вечный спор про СССР и Россию. Этот спор итак заезжен до дыр. Я не начну теперь приводить примеры о том, что сегодня именно из-за устройства мира множество людей находятся за таким порогом бедности, за которым не находились и в годы Великой Отечественной Войны. Я даже не про то, что общество, в котором учителя и врачи получают меньше секретарей солидных банков, бесконечно больно и не о том, что считать это нормальным и говорить о том, что у учителей и врачей есть возможность пойти работать секретарями, преступление. Я говорю о том, что мы подходим к той точке, в которой между нищим учителем и купающимся в материальных благах банковским работником, не останется никакой разницы.

Если все мы движемся в сторону мира жестокого, без всякой морали и справедливости, то не имеет значение, какое и кто место займёт в будущем Аду. Просто, когда мир начинает сыпаться, первыми страдают низшие слои общества. И это и есть самая главная тревога для слоёв верхних. Ведь скоро настанет и их черёд. Если все мы пассажиры Титаника, то малозначимо занимаешь ты грязную каюту в самом низу корабля, или проживаешь где-то повыше в дорогом люксе, корабль всё равно начнёт тонуть для всех, а не для тех, кто беднее. Сперва в узких коридорах захлебнуться низы, потом дело неизбежно дойдёт до верхов. Так или иначе, мы все в одной лодке. И самое любопытное то, что место, на котором должны находиться спасательные шлюпки, заняты не каютами для бедняков, а дорогими ресторанами и казино. И когда вместо очередной спасательной лодки пытаются построить очередную сауну, негодовать должны не только бедняки, но и богатые. И это не вопрос модернизации и того, что в результате неё богатые смогут хорошо париться и плавать, а бедные, которые позднее станут богатыми, тоже скажут спасибо. Вопрос заключается в том, что сауны для богатых, а спасательные шлюпки для всех. И, если кто-то хочет это понять только стоя по пояс в ледяной воде океана, то ему обязательно представится этот случай.

На корабле, в котором шлюпок столько, сколько нужно, а ресторанов и казино минимум, ехать как-то дешевле и проще, сразу теряется смысл бесконечного зарабатывания, исчезает необходимость постоянно думать о количестве кредиток и наличности в кошельке. Но, если думать только о веселье и материальном благе, то ехать на таком корабле сразу как-то скучно, блекло, обыденно (плевать, что главная проблема – переехать из пункта А в пункт Б – решается эффективно), гораздо интереснее на другом корабле, где постоянно музыка и шесть танцполов, где море алкоголя и женщинам есть куда одеть свои короткие юбки. Тот факт, что на половину танцполов тебя просто не пустят, а женщины с длинными ногами тебе банально не по карману, выясняется позже. Тот факт, что спасательные шлюпки были нужнее дорогих ресторанов, которыми большинство не может воспользоваться, станет ясно вообще в самый последний момент. Ну а сказками про то, что можно и шлюпки оставить, и рестораны сделать, пусть кормят тех, у кого очень дурно с геометрией пространства.

Многим, читая мою незамысловатую метафору, может показаться, что мы плывём на большом корабле, шлюпок на всех не хватит и количество их продолжает уменьшаться, а где-то там впереди подстерегает большая опасность. В этой картинке всё правильно, кроме последнего пункта, ни о какой большой опасности в будущем речи не идёт. Дырок в обшивке уже полно, а нижние палубы давно заливает водой. Мы уже тонем. Уже есть каюты, в которых замерзают взрослые и захлёбываются дети. Просто мы не хотим их видеть. Мы почему-то думаем, что зальёт только тех, кто купил дешёвые места и что они сами виноваты (надо было брать места подороже), мы как-то уверены, что вода до нас не дойдёт, хотя и в средних палубах она уже здорово мочит ноги. А когда нам говорят, что наш корабль ждёт скорая погибель, мы тревожно смотрим в небо и ждём, когда покажется метеорит, который шарахнет по корпусу и утопит корабль, а громкие крики о помощи откуда-то снизу и вода, заливающая каюты, которые от нас далеко, нас мало волнует.

Давно пора спуститься вниз и начать латать дыры, а мы всё думаем, где сделать новый ресторан с ценами подешевле специально для среднего класса, который что-то начинает нервничать и поглядывать на шлюпки. Если вместо них построить кинотеатр, то тревога обязательно поутихнет. Ведь, если наш корабль погибнет от метеорита, то ни сохранять или строить шлюпки, ни латать дыры нет никакой необходимости. Всё это не поможет. Именно поэтому мы все хотим такого конца, с которым невозможно бороться. Большого, общечеловеческого, неизбежного, того, который не нужно предотвращать, брать на себя огромную сложность и расти над собой, становясь человеком, способным на всё, из того человека, который в сложившейся ситуации победить не может.

Когда вы спросите меня, выбираю я корабль, полный удобств и возможностей, или корабль с типовыми среднего уровня каютами и минимумом развлечений, то я отвечу, что я выбираю тот, в котором достаточно шлюпок и тот, который не тонет. Если практика показывает, что это второй корабль, то я выбираю его без всяких сомнений, хотя мне и могло казаться когда-то, что я хочу корабль большой и блестящий, как есть у кого-то, но нет у меня. Потому что на том корабле, на котором шлюпок становится всё меньше, катастрофа неизбежна. Ведь, чем меньше шлюпок, тем больше конкуренция. Чем больше конкуренция, тем больше злобы и ожесточения. И, когда мне говорят о том, что конкуренция должна быть и это лучший двигатель для человечества, то я всегда пытаюсь сказать, что не конкуренция должна быть, а достаточное число шлюпок, но это мало кого волнует.

Многие здесь поймут рассуждения о конкуренции неверно. Ведь самый важный вопрос состоит в том, за что мы конкурируем. Ведь есть примеры конкуренции капитализма и социализма, в которых люди получали благо за благом. Благодаря этой конкуренции, возможно, случились самые большие победы гуманизма в истории человечества. Но сегодня о такой конкуренции говорить нет никакой возможности. Ведь речь идёт о конкурирование в рамках капитализма. А за что в нём должна быть главная борьба. Правильно, за капитал.

И в нашем сегодня не требуется дополнительные определения конкуренции. Без того понятно, что ведётся она за деньги и другие материальные блага, выворачивая мир наизнанку. Страховые компании создают не для того, чтобы помочь людям, а для того, чтобы не платить им. 90 процентов штата любой такой компании работает именно на это. Строительные компании существуют для того, чтобы получать деньги, а не строить хорошо. Медицинские учреждения каждодневно думают про заработок, а не про здоровье нации.

И удивительно тут даже не то, что мы живем в неправильном мире, а то, что мы верим в его нормальность. Иначе возможно, но мы почему-то не хотим в это верить. Не хотим пытаться, оправдываясь тем, что человек так устроен. И плевать мы хотели на то, что человек создан для того, чтобы идти к высокому, становится лучше, отказываться от низменного и идти к более важному, расти над своей животной природой, преодолевать недостатки. Это мы превратили животный секс в большое таинство любви, это мы привели стремление размножаться к большим семейным ценностям, это мы собрали миллионы культурных ценностей и способны ценить хорошую книгу выше хлеба и зрелищ. Но почему-то до сих пор не верим, что способны на многое. Но мы ведь способны сделать правильный выбор между материальным и духовным благополучием. Если сесть и все грамотно взвесить. В нас еще это осталось, мы ведь еще не все променяли на деньги и вкусную жратву. Значит, еще не поздно. Почему же мы все меньше пытаемся?

Люди, которые делают хорошее и думают о других, слава богу, есть. Если бы их не осталось, то в том, что я сейчас пишу и объясняю, уже не было бы никакого смысла. К тому же, мир довольно быстро загнется, когда этих людей не останется. Беда в том, что людей таких стремительно становится меньше. И за последнее десятилетие их поголовье уменьшилось в разы и будет продолжать уменьшаться.

Но я всё ещё знаю людей, на которых можно равняться. Они бескорыстно едут в детский дом, чтобы помочь беспризорникам. Они не проходят мимо там, где могут помочь. Они хотят видеть своё дело не только прибыльным, но и полезным. Они меняют веселье на помощь другим. Они пытаются поступать справедливо. Страдают от этого, но продолжают пытаться. Эти люди есть и нужно сделать так, чтобы их становилось больше.

Но пока получается наоборот. Я точно знаю, что так не должно быть. Человек должен стремиться вверх. Да, многие подменили духовную лестницу на карьерно-денежную, но другой вариант ведь есть. И людей, способных на другое я вижу каждый день. Возможно, они сами еще об этом не знают. Но я вижу и верю, что лучшее впереди. А вы верите? Ведь иногда так важно просто поверить в себя и тех, кто тебя окружает. А потом просто следовать за своей верой, сдвигая горы на своём пути.