Нанотехнологии скоро сделают осуществимой мечту любого обывателя — получать чек в супермаркете, не тратя время на очереди в кассу и даже не вынимая товар из корзины. Но чтобы претворить мечту в реальность, нужен человек, способный фундаментальную науку превращать в человеческие технологии

Первое, что бросается в глаза в небольшом кабинете Сергея Дудникова, — это штанга, лежащая на полу за его рабочим местом.

— С этого я и начну репортаж, — уважительно указываю я на атлетический снаряд.

— Да она легкая, и я не каждый день делаю подходы, — начинает оправдываться он…

Сергей — генеральный директор питерской компании «РСТ-инвент». Меня направили к нему как к образцовому инноватору, одному из тех, кто сумел довести свои высокотехнологичные идеи до массового коммерческого продукта. Компания Дудникова с 2004 года разрабатывает технологии радиочастотной идентификации — RFID.

— Мы занимаемся типичной прикладной наукой — только теми вещами, которые в обозримой перспективе можно продавать, — поясняет Сергей свое место в мире. — У нас есть коммерческий бюджет, но при этом мы занимаемся вещами, которые дают реальную пользу для жизни страны. Очень хочется сделать такое, чтобы действительно всем стало лучше жить…

Антенны для книг

— По пятницам я принимаю отчеты по R&D — исследованиям и разработкам. Сегодня все уже отбомбились, остался только антеннщик — вот его я сейчас и позову.

Антеннщиком оказывается паренек в джинсах и свитере с чертежами под мышкой.

— Алексей Попов — личность совершенно замечательная, — представляет его Дудников. — В моей новой жизни это был первый сту­дент-дипломник, а сейчас он диссертацию пишет, вырос в микроначальника отдела разработки антенн, занимается исключительно умственным трудом.

— В новой жизни?

— Ну да, в прошлой жизни студенты у меня были — лет двадцать назад в совсем другой еще стране…

— Что такое RFID-технология? — Дудников наконец сам задает вопрос, которым следовало задаться мне. — Это, во-первых, метка, состоящая из микрочипа с информацией и антенны, а во-вторых — считыватель информации со своей антенной. Метка со считывателем между собой общаются — происходит чудо автоматизации. Так вот, антенны проектирует Алексей.

Сергей с Алексеем начинают перебирать образцы антенн, почему-то предназначенных для книг.

Метка — это прозрачная пленка размером с пластырь, которая наклеивается на книжку. В центре метки черная точка-микрочип, вокруг точки на пленке узор — это и есть антенна. Она напечатана на принтере токопроводящими чернилами.

Мы в России еще не научились изготовлять такие микрочипы, их разработкой сейчас и занимается Дудников. Антенны в России тоже не делают: это грязное производство, проблемное с точки зрения утилизации отходов, проще послать чертеж Алексея в Малайзию, там антенну сделают задешево.

— Это так важно — самим производить «физическое тело» устройства?

— Не факт. Для всего мира RFID-метки де­лают в трех местах: в Китае, в Малайзии и в Японии, и ничего, никто не переживает. Я страшную вещь скажу: iPhone делают там же. Но считается, что его сделали американцы, потому что главное — разработать технологию. Мы идем серединным путем: будем собирать метки здесь, из своих чипов и своих антенн, но сделанных в Малайзии. В такой метке, грубо говоря, на цент материалов и на доллар ноу-хау. Платить за ноу-хау американцам, когда мы можем разработать сами, мне религия не позволяет.

— А зачем книгам антенны?

— Для библиотек, конечно. Им это действительно нужно, они готовы платить по 5–10 руб­лей за метку. Потому что если у тебя библиотечный фонд оклеен метками, то ты быстро выдаешь, быстро принимаешь книгу и быстро проводишь поиск в библиотечном фонде: просто идешь вдоль полок с мобильным терминалом и ищешь. А если лень ходить — для РГБ, Библиотеки имени Ленина в Москве, мы сделали специальную тележку, напоминающую сервировочный столик, на котором компьютер, считыватель, батарея и сбоку висит такой миноискатель со здоровенной антенной имени Алексея, сканирующей весь зал. Для них это вроде волшебной палочки на колесиках.

— То есть все эти гигантские фонды РГБ уже обклеены вашими метками?

— Нет, одна тетенька за день может всего несколько тысяч томов обклеить. Их же еще нужно перенести, вынести. По нашему опыту, если библиотека покупает сто тысяч меток, они через несколько месяцев начинают работать; если миллион, то они потом два года только обклеивают.

— У вас большой опыт?

— Уже больше двадцати крупных библиотек — в Москве, Питере, Владивостоке, Сургуте. Первой была библиотека Высшей школы экономики. Это же передовой вуз, у них, соответственно, должна быть самая продвинутая библиотека, и они у нас купили RFID-сис­тему. Библиотекари — люди специфические: с одной стороны, требовательные, внимательные к деталям, а с другой — интеллигентные, добрые и терпеливые. Они нас пинали, но и терпеть наши ошибки до поры были готовы. Это был наш первый большой контракт, я там дневал и ночевал, кричал: «Мамой килянус, сейчас все сдэлаем». Это был колоссальный опыт, когда я ночами не спал, чуть инфаркт не схватил, но мы это дело довели до конца. Вот так вот оно и выковывается — умение продавать.

Нанобронепоезд

Алексей переходит к демонстрации меток для железнодорожных вагонов. Дудников дает мне пояснения по ходу дела.

— По стране ездит несколько миллионов железнодорожных вагонов. Необходимо отслеживать, где какой вагон находится. Первые прототипы вот этой нашей метки уже ездят в демонстрационном вагоне. РЖД же построила демопоезд, и там есть вагон с решениями «Роснано». Мы его называем нанобронепоезд. И там на видном месте вот эта наша метка величиной с руку. Она такая здоровая и толстая, потому что это РЖД, там люди суровые, и она должна быть кувалдо­устойчивой. Я не шучу. Но когда пришел Чубайс и говорит: «Ну, где тут эти нанотехнологии?» — ему говорят: «Да вот, вы посмотрите», — и показывают на эту дубину. Было немного смешно.

— Ну, и где тут эти нанотехнологии?

— Внутри малюсенького чипа. Вся информация содержится в этой точке, а остальное — это передающее и принимающее устройство. Но современные RFID-чипы жрут очень много энергии, и вообще у них чувствительность невелика, потому что они слишком большие. Мы придумали, как сделать наночип — меньше, чувствительнее, дальнобойнее и при этом дешевле. Два года назад мы на ровном месте спроектировали прорывный чип, написали все это на бумаге и начали бомбардировать «Роснано». Два раза нам дали отлуп, выдающиеся академики с наслаждением нас пинали.

— У них что, слишком много было предложений?

— Мне кажется, там были маститые ученые, для которых было как кость в горле, что приходят новички на их территорию. Кто вы такие? Коммерсанты, что ли? Да вы о нанотехнологиях не знали, не знаете и не будете знать. Точка. Если ты не занимался нанотехнологиями с детского садика, то и не суйся с немытым рылом в калашный ряд. На нашу 120-стра­ничную заявку отрицательный ответ от какого-то там уважаемого рецензента пришел через 15 минут. Вы можете себе представить?! Я сам официальный эксперт Евросоюза по оценке некоторых программ, мне, чтобы рассмотреть заявку, нужно два полных дня. А ответ за пятнадцать минут — это называется «пошли вон». Но мы не сдались, опять переписали — и получилось. Уже больше года мы считаемся проектной компанией «Роснано». Они дали деньги на разработку чипа и RFID-меток российского производства. Сейчас такие чипы делают только две американские и одна европейская компании, а наш первый экспериментальный прототип работает не хуже их самых передовых образцов. Сначала мы докажем, что вообще можем делать чипы: к лету 12-го года научимся выпускать чипы, копирующие лучшие импортные образцы. А еще года через полтора замахнемся на Вильяма нашего Шекспира: на нанотехнологии, то есть на 90–100 нанометров — пока ни у кого такого нет.

— А какие инновации уже реализованы?

— Антенны метки, антенны считывателя, алгоритмы считывания и программное обес­печение. Если обычную антенну кладешь на железный вагон, то она экранируется металлом и не работает, а вот эти антенны имени Алексея складываются вокруг специального диэлектрика, низ работает как экран, а верх — как излучатель. Они работают на металле даже лучше, чем в воздухе. Это наше ноу-хау. «Роснано» нас за то и полюбила, что мы умеем делать такие метки. Но мы еще маленькие, дайте нам вырасти немножко.

— Что за информация в этом чипе?

— Номер вагона и всякая служебная информация. Этот чип представляет собой такую мини-флешку, у нее еще 512 бит памяти.

— Немного.

— Все, что необходимо для логистики этого вагона, в метке есть. Бывают метки, в которых несколько килобайт памяти. Но за все надо платить. Такой чип дороже, такая метка читается гораздо дольше. Вагону это не нужно.

— Это только на небольшом расстоянии действует, со спутника все вагоны не увидеть?

— Нет, конечно, нормальная метка читается на расстоянии трех-четырех метров. Хорошая метка, такая как наша, — на расстоянии 10–15 метров.

— Это предел технологии или дальше будет намного больше?

— Это не предел. Но это же палка о двух концах. Представьте, что вы всю библиотеку обклеили сверхдальнобойными метками. Это означает, что в противокражных воротах у вас будет срабатывать весь библиотечный фонд. Оно вам надо?

Победить очередь

— Я где-то читал высказывание Чубайса о скорой революции в магазинах: автомат будет мгновенно считывать все, что набрал в корзину покупатель, очереди у касс исчезнут.

— Семь лет назад именно для этой задачи мы с моим партнером открыли фирму, которая занимается RFID: чтобы осуществить мечту домохозяйки — получать чек, не вынимая товар из корзины. Проектом «Магазин будущего» сейчас занимается одноименная проектная компания «Роснано». Первый результат ее работы будет показан осенью на форуме «Роснанотех» в Москве — будет настоящий магазин, куда любой сможет прийти, напихать покупки в корзину, сунуть ее в специальный туннель, оно там все прочитает, и сразу выползет чек. Всю RFID-инфраструктуру для этого проекта делаем мы.

— Но кассир там будет, чтобы заплатить ему деньги?

— Нет, там все электронное. Туннель выплевывает чек, ты с чеком подходишь к терминалу и оплачиваешь. Предполагается, что это будет безлюдный магазин с повышенной скоростью и удобством обслуживания клиентов, хотя наверняка сбоку будет метаться девочка, которая всем подсказывает, что и как делать…

— На Западе уже есть такие магазины?

— Есть, Metro Group открыла магазин будущего где-то под Дюссельдорфом. Но там немножко по-другому. Понимаете, там очень дорог персонал. По огромному моллу бродит в десять раз меньше покупателей, чем у нас, и их обслуживают скучающие продавцы с зарплатой две тысячи евро. Поэтому у них вся эрэфайдизация направлена на то, чтобы убрать продавцов, а не на то, чтобы убрать очереди, которых и так нет. В результате там реализована дешевая RFID-система, где все ручками из корзины вынимаешь, а считыватель по очереди считывает. У нас же решается гораздо более сложная задача — победить очередь с огромными корзинами у кассы.

— А метки, которые в обычных магазинах пищат, — это не RFID?

— Нет, противокражные метки в магазинах — они, конечно, RF, радиочастотные, но не ID, в такой метке только один бит информации, она либо срабатывает, либо нет. И все.

На фабрике идей

Раздается звонок: отдел R&D приглашает Дудникова на испытания RFID-системы для ювелирного магазина. Мы спускаемся этажом ниже, проходим мимо стола для пинг-понга (такой должен быть в любой уважающей себя IT-компании) и входим на фабрику идей. Там, как и положено, мигают разно­цветные лампочки и пикают разные пи-калки — идут испытания инновационного оборудования.

Сотрудники — ребята в джинсах, более или менее похожие на повелителя антенн Алексея, — расхаживают вокруг плоского металлического прибора, напоминающего весы, — это и есть считыватель. Алексей здесь же, он опускает пакет, полный каких-то штучек с бирочками, на считыватель, тот пипикает и мигает лампочками, а на экране компьютера появляется список содержимого пакета из 89 наименований — ничто не забыто.

— Что же, пакет — это модель мешка, полного золота и бриллиантов?

— Ювелирные изделия легко украсть и сложно сосчитать, — поясняет Сергей, — они мелкие и жутко дорогие, а ошибаться вообще нельзя, потому что ошибешься сразу на свою месячную зарплату. А так оптовому продавцу очень удобно: клиент напихал все в сумку и поставил ее на считыватель. Проблема в том, что поскольку изделия еще и металлические, они экранируют друг друга, затрудняя считывание сигнала. Хотя самые неприятные объекты — это, допустим, нарезка мясная, затянутая в вакуумную упаковку. Почему-то она экранирует лучше металлической болванки, а зажатая между пакетом супа и пакетом молока — это вообще убийственный вариант.

Испытание прошло успешно. Я осматриваюсь. Внимание привлекают здоровенная тележка из супермаркета и старый проигрыватель для грампластинок.

— Это телега, которую планируется использовать в сети «Green Перекресток», где будет внедрена система магазина будущего, — она самая диэлектрическая, самая гламурная. В светлом будущем нам надо ее освоить, но пока все не очень хорошо получается.

— Что, тоже экранирует?

— Да нет, она просто очень здоровая. Мы пока с корзиной тренируемся, вот она, смотрите, тоже гламурненькая.

— А проигрыватель зачем?

— Это элемент советского R&D.

Ребята ставят пластинку с наклеенными вдоль окружности баночками. Баночки начинают весело крутиться.

— Это другой наш проект — маркировка антибиотиков, которую производят в Новосибирске. Необходимо исключить подделку, иначе человек помрет. Поэтому каждая баночка маркируется уникальной меткой. Пластинка — это модель конвейера, рядом мы ставили экспериментальную антенну сканера и проверяли процент считанных меток.

— Хорошая атмосфера у вас в компании, — говорю я, когда мы возвращаемся в кабинет к Дудникову.

— Вдохновляющая: все осознают, что мы занимаемся новым делом, которым в нашей стране никто до этого не занимался. И наша цель — достигнуть самого высокого мирового уровня и превзойти его, из ниоткуда, с нуля. Мы все — как компания, идущая по дороге из желтого кирпича к Волшебнику Изумрудного города, к сверхрезультату. Эта компания начинается с одного человека, потом кто-то приходит, кто-то отваливается. Что будет впереди, непонятно. Зачем идти по этой дороге, окружающим непонятно. А мы идем, мы — единомышленники, одна семья, независимо от подчиненности, собственности и всех управленческих штучек.

— А что это за сверхрезультат?

— Ну, конечно, хотелось бы, чтобы Россия стала полноценным игроком на рынке RFID. Тем более что в высокотехнологичном секторе экономики появились возможности хорошо зарабатывать. Сейчас сформировалась структура, которая, в общем-то, закрывает все дыры. Допустим, мы разрабатываем чип, «Ситроникс» его производит, «Галилео» делает антенны, а внедрение осуществляется в рамках «Магазина будущего». И вот когда мы все это сделаем, я буду себя ощущать если не нефтяным шейхом, то честным советским инженером, который что-то делает и не стыдно показать. Вот такая сверхзадача, устраивает?

— Меня-то устраивает, но вокруг преобладает очень критичное отношение ко всей этой наномодернизации — как к фасаду, за которым ничего не меняется и пилятся деньги. А вы все-таки считаете, что у России есть шанс на технологический прорыв?

— Конечно, но этот шанс зависит от совокупных усилий многих людей. Понятно же, что масса народу уже мысленно поставила на стране крест и собирается валить — как-то заработать или наворовать и убежать с тонущего корабля. И есть очень много других людей, стремящихся, чтобы страна заняла достойное место, они хотят чего-то построить, чтобы было не стыдно отдать детям. И те и другие одинаково умные, талантливые, работоспособные, но вот эти вторые — они объединены общей целью и легко распознают друг друга на общем фоне манагеров и махинаторов, начинают помогать друг другу. Поэтому шансы, что у нас получится, очень велики. То же и со стороны власти: кто-то вольно или невольно работает на первых, кто-то — на вторых. Поэтому у нас, трудящихся на созидание людей, подход такой, что любое телодвижение властей, любое явление природы, которое работает на нашу цель, надо использовать. Когда «Роснано» или «Сколково» объявляют о том, что они будут поддерживать инновации, можно туда ринуться, чтобы украсть деньги, а можно — чтобы что-то сделать.

Дружелюбный Большой Брат

— Как вы видите будущее разрабатываемых вами систем лет на десять вперед?

— Больше всего изменений произойдет в тех областях, которые в быту не видны, — это автоматизация производства, логистики и складской деятельности. В быту мы надеемся покорить сети розничной торговли, начав с одежды и ювелирки. У нас будут супермаркеты без очередей, не надо будет доставать из кармана билет в метро, в кино и прочие пропуска. В каком-то смысле это будет такой дружелюбный Большой Брат, который будет везде наблюдать за тобой и облегчать твой проход, куда надо, и затруднять — куда не надо.

— С какой стати Большому Брату быть всегда дружелюбным — он будет вести тотальную слежку в своих интересах.

— Мы создаем новые возможности, а использовать их можно по-разному. Ведь сначала появляется добрый либо злой дядя, который начинает делать добро либо зло, а уж потом он ищет себе технические средства. Если хочешь всех контролировать, можно на каждом углу поставить полицейских, а можно — антенны и камеры наблюдения. А при помощи RFID-датчиков, можно, например, следить за состоянием здоровья больных или что-то еще очень полезное делать.

— На Западе, должно быть, уже народ протестует, боясь всеобщей эрэфайдизации?

— Кто-то протестует. Кстати, в чипах новой генерации есть специальная опция для параноиков. Для них сделана в системе команд метки специальная команда — kill. Выходя из нашего «Магазина будущего», ты можешь поднести вещь к тумбочке с красным пятном, и вся информация в метке сотрется. Протесты народа всегда в итоге рождают новый бизнес.

— Я что-то читал о первом RFID-вирусе, который заражает метки через сканер.

— В реальности метка очень тупая. Она просто доверчиво сообщает свой идентификатор. Тебя как зовут? Меня зовут так-то. И что может сделать с ней вирус? Ну, сможет он переименовать эту метку, а зачем? Для сис­тем контроля доступа — понятно: если хочешь куда-то проникнуть, куда нельзя. Но нас все это не касается, к счастью, мы занимаемся системами групповой идентификации, когда надо идентифицировать не одного человека, а все содержимое коробки с детскими вещами.

Продавцы и ученые

— В прошлой жизни вы, конечно, работали в НИИ?

— Да, я защитил диссертацию и работал в Оптическом институте, это было в основном закрытое заведение, где делали военные лазеры. Я, впрочем, занимался гражданскими вещами — спектральным анализом и голографией. В лучшие времена там работали пять тысяч человек, а в 90-х он стал загибаться, и я пошел работать экспертом в компанию LG. В середине 90-х корейцы решили, что нужно покупать технологии в России, тем более что в России никто за науку не платит, ученые с голоду помирают — вот мы сейчас за двадцать копеек все и купим. Они создали под это центр технологий, и меня туда привлекли. А я старался помочь российским ученым научиться продавать свои разработки. Они всю жизнь привыкли удовлетворять свое любопытство научное за счет государства и больше ни за что не отвечать. А потом это все кончилось. Для того чтобы что-то разрабатывать, стало нужно уметь себя продавать. А мы не умеем.

— И в чем это неумение проявляется?

— Это было чудовищно. Я привожу делегацию корейцев — все на запонках, в костюмчиках, в галстуках, с презентацией: LG Group, 49 компаний, трали-вали, обороты такие-то, занимаются тем-то. А чем вы можете помочь? И вот сидят такие расхлябанные два с половиной профессора и говорят: «Ну что, мы этой тематикой занимаемся с 1954 года…» И? Ну, ты расскажи про себя: чем занимался, чего достиг, что можешь предложить. А для наших ученых это был нонсенс. Нет, лучше он потом пойдет на кухню и скажет, что, оказывается, сволочи не только Горбачев с Ельциным, которые его не понимают, но и корейцы-идиоты.

— Сами-то вы как научились продавать?

— Да я до сих пор учусь. В нашей стране сейчас верховодят те, кто получил закалку в 90-е или даже в конце 80-х, вот они действительно умеют продавать, умеют делать бизнес. А я начал бизнес в 2000-х, но я учусь, ведь это интересно, потому что это отношения между людьми, а люди все очень многовариантны. Я бы даже сказал, никакое научное открытие не приносит такой радости, как то, что ты говорил-говорил с человеком, и в какой-то момент понял, кáк ему надо сказать, чтобы и он тебя понял, и чтобы в итоге все пришли к взаимовыгодному соглашению.

— А чем вы сейчас, помимо работы, живете?

— Воспитанием детей, которых у меня трое, и сейчас они вступают в тот возраст, когда папе нужно успеть передать им все, что он хочет, пока у них еще каналы восприятия работают. Работа с людьми, включая воспитание, — это самое интересное, что есть в жизни.