Газета "Наш Мир"
Бледная лазурь Персидского залива. Плоские бирюзовые волны, бегущие на
каменистый берег. Прибрежный пирс, к которому причаливают деревянные
рыболовецкие фелюги, из них на камни выгружают корзины с
сизо-фиолетовыми тунцами. Окрестная каменная пустыня горчичного цвета. И
над всем — пылающее дивное солнце, от которого камни превращаются в
белый пепел. А каждый вздох — это горячая струя пара, пропитанная йодом и
солью.
На кромке пустыни и моря размытая, выпадающая из фокуса громада
с яйцевидным куполом и высоким красно-полосатым стержнем трубы, похожим
на минарет мечети — атомная станция в Бушере, уже брызнувшая свой
первый ток в электрическую сеть Ирана.
Я слушаю глухой рокот могучих машин. Трясение земли от потоков
морской воды, омывающей корпус реактора, шелест электрических разрядов в
вершинах высоковольтных мачт.
Эта станция, возведённая в наши дни, продолжает вековечную
историю иранской цивилизации. В ней таинственным образом присутствуют
древние храмы огнепоклонников и заострийцев. В ней таится грандиозный
город Персеполис царя Дария — из храмов, дворцов — собиравший в себя
множество окрестных народов. Красота и величие мечетей, куда стекаются
на свои моления исповедники ислама. В этой станции, как лист папоротника
на куске кремния, отпечаталась современная история Ирана. Великая
революция имама Хомейни. Война, когда бомбардировщики Саддама Хусейна
подлетали к станции и сбрасывали на неё свой разрушительный груз.
Воздушные бои, стрельба зениток. И павшие у подножия станции её
защитники. Множество политических интриг и зловещих угроз, которыми
окружили строительство станции Америка и Израиль, угрожая ей
истреблением бомбами и ракетами. Эту станцию демонизировали, называя её
тайным заводом, где Иран готовит свою ядерную бомбу. Государствам и
корпорациям, которые желали принять участие в строительстве станции,
грозили отторжением и наказанием.
И только Россия, пренебрегая американским давлением и эмбарго на
поставки оборудования, пришла на помощь Ирану. И сюда, из прохладных
русских лесов, из студёных вод, явились строители и монтажники, инженеры
и менеджеры. И достроили станцию, которую начинали ещё во времена шаха
немецкие фирмы.
Строительство было нелёгким. Немецкий долгострой, рассчитанный
на германское оборудование и германские технологии, был освоен русскими
инженерами, которые совмещали немецкие узлы и недостроенные агрегаты с
русскими элементами, привезёнными сюда морем и сушей. Реактор,
построенный в предместьях Петербурга, погружённый на гигантский корабль,
огибая материки, явился в Персидский залив, и принёс с собой мощную
весть о том, что Россия жива, выдержала падение и удары девяностых
годов.
Пуск станции явился великой победой исламской революции Хомейни,
продемонстрировавшей миру способность к сопротивлению и творчеству. Её
пуск явился и русской победой, которая была одержана, несмотря на
чудовищный удар, сломивший после девяносто первого года советскую
техносферу. Русские технократы и политики продемонстрировали волю к
суверенному русскому развитию, выстояли среди американских интриг и
нападок.
Успехи Бушера побудили другие страны обратиться к русским за
помощью по возведению атомных станций. И эти блоки были или будут
заложены в Китае, в Индии, в Турции. И все эти станции — это атомные
дети Бушера.
Двигаюсь вдоль станции, напоминающей громадную, возникшую в
пустыне мечеть. Слушаю рассказы иранских и русских строителей и
управленцев, чьими усилиями была воздвигнута эта циклопическая станция
на перекрёстке времён и народов.
И вот я беседую с Мухамадом Ахмадианом — заместителем руководителя иранской атомной организации.
Александр Проханов. Господин Ахмадиан, позвольте поздравить вас с
вашей замечательной победой — пуском атомной электростанции в Бушере.
Как вы расцениваете эту победу? Как технологическую, экономическую,
научную, или как победу вашего духа, вашего революционного смысла, вашей
революционной идеологии?
Мухамад Ахмадиан. Вы знаете, господин Проханов, в каких
условиях создавалась эта атомная электростанция. Регион, где она
возводилась, был наполнен трагедиями, военными конфликтами, чрезвычайной
международной напряжённостью, которая была чревата большой
региональной, а возможно, и мировой, войной. Возведение станции
сопровождалось бесконечными интригами Запада. Эту станцию
демонизировали, её представляли народам мира как тайный завод, где
правительство Ирана изготовляет свою ядерную бомбу. Мы преодолели все
затруднения: психологические, технологические, моральные и финансовые.
Мы выдержали множество видимых и невидимых миру боёв и построили нашу
станцию. Конечно, это победа иранской технологии, иранской науки и
иранской технической организации. Но это и победа нашего духа, нашей
воли, победа исламских идеалов, провозглашённых в период революции нашим
великом имамом Хомейни.
А.П. Почему были трудности при возведении станции? Почему её
строительство тянулось столь долго? Чем объясняются всплески и подъёмы в
строительстве, когда станция то бурно возводилась, то всё сменялось
затишьем, падением темпов, почти полной остановкой?
М.А. Вам, должно быть, известно, что эту станцию задумал
построить ещё шах. Он пригласил для её строительства очень солидные
германские фирмы. И они здесь, на берегу Персидского залива, возвели два
бетонных блока, две бетонные оболочки, в одну из которых уже начали
монтировать оборудование: трубопроводы, всевозможные каналы и агрегаты.
Потом, когда свершилась революция и Запад отшатнулся от нашей страны,
немцы ушли, оставив после себя эти блоки, напоминающие древние руины. Мы
искали подрядчиков, которые смогли бы заменить здесь немцев, обращались
к разным мировым корпорациям. Но все они в той или иной степени были
зависимы от американцев и отказались работать на нашей территории. Тогда
мы повернулись лицом к России и просили русских атомных строителей
прийти сюда. И те согласились.
Русским пришлось привезти сюда оборудование, технологов,
монтажников, строителей и начать сложнейшую стыковку своих технологий с
технологиями немцев. Приходилось совмещать каждый трубопровод, каждый
насос, каждую электролинию. Всё это было мучительно и сложно, отнимало
массу времени.
Когда станция стала оживать, американцы усилили своё давление и
сделали всё, чтобы сорвать строительство. Русские подрядчики заказали
для станции турбину на Украине. Вы знаете, что турбина — это один из
узловых агрегатов станции, который вращает генератор. вырабатывающий
электрический ток. Украина ухватилась за этот контракт, была готова
начать работы, но американское давление сказалось на украинцах. И те,
вопреки своим национальным интересам, отказались от строительства
турбины, от выгодного заказа, который мог бы обеспечить множество
рабочих мест.
И тогда русские построили турбину на своём турбиностроительном
заводе. Но это привело к проволочкам, к утрате времени, к сбоям в темпах
строительства.
Ещё один пример. Наш климат отличается от климата России. Здесь
жарко, здесь высокая влажность, едкая солёная среда, от которой агрегаты
и узлы корродируют. К тому же высокая температура моря затрудняет
использование морской воды для охлаждения реакторов. Эту морскую воду
необходимо саму предварительно охлаждать. В России климат совершенно
иной, и в создании таких холодильных установок нет необходимости. Их
решили заказать в Южной Корее. Но и Корея, в конце концов, отказалась
поставлять нам эти агрегаты. Вновь России пришлось полагаться на свои
силы. И таких примеров масса. Всё это вместе взятое удлиняло сроки
выполнения заказов, сроки пуска станции.
А.П. Мне говорили, что западные страны прибегли к прямым
агрессивным действиям против ваших учёных, против ваших технологических
схем.
М.А. Перед самым пуском электростанции враги впустили в наши
компьютерные системы смертоносный разлагающий вирус с целью вывести из
строя все управляющие станцией механизмы, дезорганизовать систему
защиты, охраны и управления станцией. Мы победили этот вирус. А до этого
враг предпринял прямые террористические действия против наших опытных
специалистов и учёных. Трое наших физиков, занимавшихся ядерной
проблематикой, были жестоко убиты. По нашему телевидению показывали
убийцу-террориста, который признался, что он был завербован израильскими
спецслужбами, был перевезён в секретный лагерь под Тель-Авивом, где
проходил обработку и изучал взрывное дело. Вернувшись в Иран, он
подорвал на фугасе одного нашего учёного. Двое других физиков были убиты
ножами.
Смысл этих террористических актов заключался не только в том,
чтобы обезглавить нашу ядерную науку. Но и вселить ужас и страх в тех
учёных, аспирантов и студентов, которые решили посвятить свои жизни
иранской ядерной технологии.
Но у врагов ничего не вышло. Наши люди — учёные, студенты —
узнав об этом чудовищном злодеянии, ещё с большим энтузиазмом принялись
воплощать в жизнь нашу ядерную программу.
Приведу вам такой пример. Я изучал технические дисциплины и
физическую науку в пору, когда в Иране проходила революция. Наш любимый
преподаватель, профессор вскоре стал министром энергетики. И был жестоко
убит теми нелегальными группировками, которые называли себя истинными
исповедниками ислама. Мы же называем их лицемерами. Ибо их учение ничего
общего не имеет с исламом, а реализуется как насилие и кровавые
террористические акты.
Казалось бы, смерть нашего любимого профессора должна была
произвести шок, отвратить многих студентов от занятий и от карьеры
ядерных энергетиков. Но, напротив, даже те из них, кто недавно был
индифферентен к исламским воззрениям, равнодушен к свершившейся у нас
революции, повернулись лицом к исламу.
Мы в Иране за эти годы привыкли к давлению на нас, привыкли к
тому, что враг пользуется самыми разными способами, чтобы сломить нашу
волю, внести дезорганизацию в наши ряды, повернуть наши умы и души к
ложным целям. Слава Всевышнему, нам удаётся преодолеть все эти искушения
и интриги врага.
А.П. Тем не менее, я знаю, и в адрес русских специалистов, и в
адрес иранского руководства, заключившего контракт с Россией, в
некоторых слоях иранской общественности звучит критика.
М.А. Действительно, раздавались и продолжают раздаваться
голоса, которые преувеличивают сложности, возникшие у наших русских
коллег при строительстве станции. И даже звучит мнение: зачем нам
работать с русскими, если строительство претерпевает такое количество
затруднений.
На это мы отвечаем им: необходимо различать позицию врагов,
которые отказывают нам в сотрудничестве и помощи. И позицию друзей, у
которых иногда бывают недоразумения, но которые в трудный для Ирана
момент пришли к нему на помощь.
А.П. Когда я впервые увидел вашу станцию, у меня возник странный
образ. Она показалась мне колоссальной, выросшей в пустыне мечетью с
шарообразным сферическим куполом и с высоким красно-бело-полосым
вознесённым ввысь минаретом. Этот образ мечети сопутствует мне по сей
день. Знаю, что в мечетях собираются тысячи мусульман молиться. Их
молитвы, подобны реактору, который вырабатывает духовную энергию. Здесь
же, в атомной мечети, вырабатывается энергия атомного электричества. И
эти две энергии таинственным образом перетекают одна в другую: духовная
энергия мечети в атомную энергию электростанции. Здесь таится какая-то
физика, открытая не Максом Планком, Альбертом Эйнштейном, а вашим
духовным лидером имамом Хомейни.
М.А. В вашем сравнении есть много правды. Действительно,
наша мечеть — это священное место, где люди собираются, чтобы возносить
молитвы аллаху, просить его, умолять и славить. Но эта электростанция —
тоже священное для нас место. Ибо в то время, когда на неё налетали
бомбардировщики Саддама Хусейна, её защищали зенитчики, солдаты,
строители, подставляя свою грудь под пули, осколки снарядов и бомб. Они
погибли здесь как мученики, как шахиды, как герои, отдавшие свои жизни
за аллаха и за родину. Поэтому для нас это место является священным.
Наше учение говорит, что Всевышний дышит, где хочет. Он может
открыться человеку во время его молитвы в мечети, а может открыться ему и
здесь, на этой атомной станции, если человек, посвятивший себя служению
родине, служению аллаху, несёт это верование сюда, в эти бетонные
оболочки.
А.П. Когда произошла исламская революция в Тегеране, на Западе
стали раздаваться голоса, что в Иране установился теократический режим,
утвердилась архаическая форма правления, которая чужда прогрессу, чужда
новизне, противится технологическим и научным начинаниям. Иранское
общество было объявлено обществом закупоренным и закрытым для прогресса и
возрождения. Бушер показал, что это не так.
М.А. Вы правы. Запад и по сей день стремится представить
Иран как некую чёрную дыру, куда провалилась вся история человеческой
цивилизации. Он, рисуя нашу жизнь чёрными красками, предлагает её
человечеству, и некоторые наивные люди верят в эту картину.
С 1986 по 1990 год, я учился в Англии, в Манчестере, осваивая
научные и технические дисциплины в аспирантуре. И мой профессор, мой
преподаватель, человек очень просвещённый, добрый и нравственный,
однажды спросил меня: "Ваша жена постоянно появляется в мусульманском
хиджабе. Неужели и дома она не снимает это облачение? Неужели вы никогда
не видите её без хиджаба?"
Мне пришлось объяснять ему смысл нашей традиции. Объяснять, что
хиджаб, который надевают наши женщины, укрывают их от глаз посторонних
мужчин. А у себя дома, при общении с мужем, с близкими, нет
необходимости закрывать своё лицо покрывалом.
Современное иранское общество, построенное на принципах веры и
религиозной символики, совсем не противоречит технологии и науке. Вы
знаете о наших успехах в космосе, куда мы отправляем баллистические
ракеты и спутники. На нашей территории работают прекрасно оснащённые
заводы, производящие моторы, трубы, медицинское оборудование,
медикаменты. У нас немалые успехи в нанотехнологиях, в использовании
стволовых клеток. Иранский служащий, чиновник и менеджер обладают такой
культурой и знанием, которым могут позавидовать многие чиновники и
служащие в высокоразвитых странах мира. Наша религиозная философия
призывает верующего человека включать разум, относиться к явлениям мира
рационально. Эта философия позволяет совмещать открытия в духовной сфере
с открытиями в сфере физики, экономики, математики.
А.П. Недавно произошла ужасная катастрофа в Японии на станции
Фукусима. Как это трагическое событие воздействовало на вас,
воздействовало на строителей станции? В чём уроки этой трагедии?
М.А. Приведу пример. Наступал очередной этап в освоении
станции. Мы торопились, чтобы не сорвать графики пуска этого этапа,
чтобы завершить его в срок. И вдруг обнаружилось, что у нас испорчен
один насос. Это была большая проблема. Мы отменили сроки завершения
работ на этом этапе, провели мучительный контроль и реставрацию,
заменили сломанный насос новым. Прошли по всем контурам, которые
обслуживали этот насос и, в конце концов, его запустили. Но сроки были
сорваны.
И вдруг случилась эта трагедия на Фукусиме. А она произошла во
многом от того, что были выведены из строя насосы, которые подавали
воду, охлаждающую реактор.
Конечно, мы страшно переживали эту трагедию, сочувствовали
японцам, у которых были человеческие жертвы, была разрушена их ядерная
индустрия и остановлен их технический прогресс. С другой стороны, мы
радовались тому, что сами оказались осмотрительнее, что не поленились
проверить все рискованные элементы нашей конструкции, что проявили
бдительность и восстановили целостность и безопасность конструкций.
А.П. Не могли бы вы поделиться своими личными впечатлениями от
строительства станции? Ведь ситуация развивалась неравномерно. В ней
были большие пульсации: то она оживала и испытывала подъёмы, то опять
затихала, почти останавливалась. Были ли во время строительства такие
мгновения, которые вы переживали как счастье или большую тревогу, как
радость или как огромное огорчение?
М.А. Непосредственно на этой станции я занят лишь последние
два года. За эти годы, предшествующие пуску, конечно, было много тревог,
радостей и мелких, и больших огорчений, крупных побед и свершений. Вот
некоторые из них.
Мы испытывали сферическую стальную оболочку, в которую заключён
реактор. Это огромный стальной шар, созданный для того, чтобы защитить
реактор от возможных попаданий снарядов и ракет, от падения самолётов. И
было страшно тревожно, когда шли испытания. Мы волновались: а вдруг эта
сфера не выдержит. Вдруг она лопнет, вдруг возникнут изъяны, и тогда мы
просто не знали, что нам следовало делать, ибо тогда строительство
станции откладывалось бы вообще на неопределённое время. И ликовали, и
радовались, когда сфера выдержала все перегрузки и давления.
Следующим моментом был пуск самого реактора. Когда эта стальная
машина, наполненная урановыми твэлами, вдруг ожила, задышала и стала
вырабатывать первый ток, у нас возникло ощущение, что в ещё недавно
мёртвой машине затеплилась могучая жизнь.
И, конечно же, завершающий этап. Когда замкнулся рубильник, и
электрический ток реактора мы отправили в энергетическую систему нашей
страны. Это было счастье, это было ликование. Мы славили Аллаха за эту
победу.
А.П. В Советском Союзе первый реактор, созданный руками
советских людей, был пущен через сорок лет после начала революции.
Причём за эти сорок лет произошла ужасная война, которая развалила всё
наше хозяйство, унесла жизни тридцати миллионов наших людей, что
породило уныние и страдания народа. Но мы выиграли эту войну и очень
скоро запустили первый ядерный реактор, построили космические аппараты.
Вывели в космос сначала спутник, а потом и человека. Как вы думаете,
сколько потребуется вам лет для того, чтобы самим начать строить ядерные
реакторы и запускать атомные станции?
М.А. Западная пропаганда уверяет мир, будто у нас уже
созданы собственные тайные ректоры, собственные подземные лаборатории,
где мы готовим в тайне от всего мира ужасную иранскую атомную бомбу. Но
это неправда. Станция Бушер, которая, по словам американцев, должна
готовить для этой атомной бомбы оружейный плутоний, у всех на виду. Мы
строим её совместно с русским. И русские знают, как работает станция и
как используется топливо. К тому же на станции постоянно присутствует
МАГАТЭ, и никто не может упрекнуть нас в том, что мы надели на станцию
непроницаемую маску.
Наша индустрия и наша наука уже сегодня в состоянии производить
очень большие изделия, крупные машины, соответствующие всем мировым
стандартам. Мы приняли решение строить атомные станции, исходя из того,
что эра углеводородов не бесконечна, и энергетическая безопасность Ирана
требует поиска альтернативных источников энергии. Поэтому мы и
пригласили сюда русских. Но если сложится такая ситуация, когда другие
страны вдруг откажутся нам помогать, и мы не сможем находить в них
партнёров и друзей, конечно, мы проделаем этот путь сами. Этот путь
дорогой и очень сложный, он будет связан с большими затратами, но,
уверяю вас, сегодняшний Иран в состоянии самостоятельно строить атомные
станции.
А.П. Я внимательно изучаю иранскую модель, согласно которой в
жизни общества, в жизни всего мироздания заложен принцип вселенской
справедливости. Справедливости, которая определяет отношения не только
между человеком и человеком, не только между человеком и обществом, но и
между планетами и солнцем, между звездой и благоуханным цветком.
Справедливость — это охватывающее всё мироздание дыхание, позволяющее
мирозданию существовать. Как в этой станции реализуется учение имама
Хомейни, учение Корана о вселенской справедливости?
М.А. Мы считаем, что если человек работает на своём месте
добросовестно, честно, если он благородно, искренне относится к своим
сотрудникам и соратникам, если он видит в машинах, которые даны ему в
управление, живые существа, если он строит такие машины, которые во
время своей работы не разрушают окрестной среды, не наносят вред рыбам,
птицам и цветам, значит, в этой работе и в этих машинах осуществлён
принцип справедливости. Наша атомная станция и есть такая машина. Мы
считаем, что системы безопасности, которые окружают станцию, делают её
безопасной для моря, неба и суши. И в этой системе безопасности
присутствует само дыхание Господа. Мы строили эту станцию не во зло. Мы
строили эту станцию как символ добра, справедливости, как символ нашей
революционной победы.
Все горячие новости на nashmir.kz!
|
