Многим тюрьма представляется адом, где человек терпит страшные муки, которые на свободе ему не снились даже в кошмарном сне. Однако верующие, оказавшись в заключении, испытывают не только страдания, но и утешение. С ними происходят чудеса, которые помогают выжить там, где погибают другие.

Победа над холодом

В знаменитой документальной книге «Отец Арсений» есть рассказ о потрясающем случае, который произошёл в сталинское время в лагере особого режима. В железной будке, продуваемой насквозь, на сорокаградусном морозе оставили замерзать священника и студента. Они были в тёплой одежде, но при таком холоде обычно люди умирали через два часа. А эти – продержались двое суток и даже не простудились, потому что непрерывно молились. Когда лагерное начальство пришло в будку за трупами, оно с изумлением увидело стоящих на ногах старца и юношу в одежде, покрытой толстым слоем инея, восторженно славящих Бога. Тщательно осмотрев заключённых, начальство сделало вывод: «Фанатики!»

Это чудо показывало превосходство духовных законов над законами материального мира и давало повод для серьёзных выводов. Но все свидетели того случая умерли, а скептики не верили рассказам, опубликованным в книге. Поэтому я долго искал человека, который прошёл подобное испытание в наше время и мог бы привести живых свидетелей чуда. И, наконец, нашёл его в… Бутырской тюрьме.

После четверти века «разлуки» Николай Владимирович Блохин недавно вернулся в «родную Бутырку». Только теперь он был не осуждённым за издание церковных книг, а почётным гостем тюрьмы – известным православным писателем. Буря воспоминаний нахлынула на него у стальной двери камеры 102, в которой он сидел. Бывший зэк прислонился к двери лбом и ладонями, помолчал минуту. Потом попросил открыть «кормушку» (окошко для раздачи пищи). Поздоровался с ребятами, рассказал о себе. И когда отворили первую дверь, стал через решётку дарить насельникам камеры свой новый роман «Рубеж», отвечая на вопросы и раздавая автографы.

Наконец дверь захлопнулась. Мы – старший священник Бутырского храма отец Константин, писатель Блохин, две прихожанки с воли, помогавшие батюшке раздавать подарки заключённым, и я, журналист, – присели на подоконник в тюремном коридоре. Захотелось поговорить. Отвечая на вопросы, Николай Владимирович рассказал потрясающую историю, которая произошла четверть века назад.

– В саратовскую тюрьму «Третьяк» я попал по раскрутке, по довеску политическому (продлили срок на два года). Идёт зима, а меня сажают в одиночку. Там если за тобой телогрейка числится, то ты идёшь в ней, а если нет… Тебя раздевают до трусов и дают простую пижаму. За мной «телага» не числилась, поэтому я пошёл в домашней пижаме в камеру, а в ней – минус восемь. Там стены очень толстые, а стёкол в окне нет. Зэки спасались тем, что вынимали из телогрейки вату и затыкали окно. Но охрана потом всё вытаскивала. Я оказался в камере с открытым окном в одной пижаме, словно пришёл на пляж. Койка на двух опорах днём была привёрнута к стене, спать на ней разрешали только ночью. Что мне оставалось делать? Только ходить и молиться.

Это было в Великий Пост, поэтому я читал молитву Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми…» И вот я хожу-хожу, хожу-хожу, забывая обо всём, почти бегом. И через час мне уже жарко! Сажусь на тумбочку бетонную. Вертухай: «А? Чего-нибудь надо?» – «Надо, – говорю, – закрой кормушку». И снова начинаю ходить.

Наконец можно спать. Но долго на таком морозе не пролежишь. Поэтому коленки в зубы (под подбородок) и калачиком на койку. Только на полчаса – потом колотун начинается. Поэтому надо уложиться в 30 минут…

Вот когда я научился «отрубному» сну – самому глубокому, когда ты отключаешься полностью: можно стрелять над ухом, топтать тебя – ничего не почувствуешь. Но за полчаса такого «отрубания» физиология восстанавливается, словно ты проспал всю ночь. А дальше опять надо ходить и молиться.

Десять суток я ходил… Родные мои! Сколько я тогда молился, я не молился за всю оставшуюся жизнь. До сих пор не догнал. Чтобы догнать, надо опять сесть.

– Как же Вы смогли ходить десять суток подряд, высыпаться за полчаса, постоянно пребывать в молитве? – спросил я писателя. – Это же невозможно для человека!

– С Богом всё возможно. Тут выбор простой: или ты ходишь и молишься, или ты покойник. Такими вещами не шутят: мне правда было жарко! В одной пижаме при минус восемь. Зато когда я пришёл в свою «хату» (камеру), где плюс двенадцать, мой сокамерник продрог, а я кричу: «Красота! Ташкент! Курорт!»

Тогда я окончательно понял, что всё в руках Божиих.

Почему снимается покров?

– Николай Владимирович, говорят, что в зоне Вы прошли испытание не только холодом, но и жарой…

– Да, представьте себе «шизо» (штрафной изолятор): камера два метра на два, и в ней 18 человек. Жаркое лето, и в «шизо» 50 градусов минимум. Люди мучаются страшно. Там был «день лётный и день пролётный» (день кормят, день нет)! Туалет – высокая бочка железная с зазубринами. 18 человек, и у всех вши. Людей сажали туда на 15 суток.

Десять дней я пребывал в молитве, не замечая проблем и не испытывая мучений. Но вот, слушайте внимательно: на секунду у меня проклюнулась подлая мысль, что я страдаю за Христа… И тут-то тот покров, которым Господь меня покрывал, с меня был снят. Через две секунды я почувствовал, что невыносимо хочу есть. Что я безумно хочу в туалет. И вши по мне забегали. А до этого я ничего этого не чувствовал.

Меня как бы ткнули носом: вот кто ты есть, нуль без палочки без Божия покрова. Я чувствовал, что кончаюсь. И тогда впервые взмолился царю Николаю Второму – новомученику: «Царь Николай, ну дурак я, ну прости! Ну больше не буду». Тут открывается «кормушка» и вертухай обращается ко мне: «Пошли – тебе амнистия». А ведь мне ещё пять суток надо было сидеть!

Вот я вышел, шатаясь, на колени упал. Охранник мне: «Ты чего?» Я говорю ему: «Спокойно!» А про себя: «Господи, слава Тебе! Благодарю тебя, царь Николай». И по мне перестали бегать вши. Я не чувствовал, что хочу есть. Про туалет тоже забыл.

Мне словно сказали: «Ну так и быть, ну на тебе». Не возносись! – это уже я сам себе. – Вот тебе цена без Него! Ты смотри, прикинь: те люди, у большинства которых нет того, что есть у тебя, они держатся. Поэтому цени. И что делать? Молись, не уставая! За тобой «Глубь-трясина» (это мой любимый роман, который я начал писать в зоне). Тебе сказано, и всё – делай!.. «Господи, – говорю, – сделаю!» Через два года я закончил этот роман.

Но не это главное. А то, что я узнал о себе, что было мне открыто, когда я сидел в карцере. Всем пожелать подобного испытания страшно. Могу лишь посоветовать: если когда-то проклюнется мысль, что ты нечто особенное представляешь из себя, то вспомни про покров Божий, цени его и молись, чтобы он был.

Божия оборона

Николай Владимирович убеждён, что на протяжении всей жизни Господь постоянно ставит нам вехи своего присутствия – но мы обычно от них отворачиваемся. Мол, нам нужно это, нам нужно то, чаще всего жизнь проходит так, что нам нужно всё… кроме Бога.

Знакомые говорят Блохину, что в тюрьме он многое потерял. А он убеждён в обратном: здесь он приобрёл главное – стал православным писателем.

Саратовская братва (все его зоны были в Саратове) на него пари заключала, чтобы хоть одно слово матерное услышать от «Попа» (такая была у него кличка). Но не услышала! «Не потому, что я какой-то такой. А просто Господь как покров надо мной сделал». Не было потребности в «чёрном слове». Он весело говорил: «Братва, не старайтесь, ничего не выйдет». И ни разу не очернил свою душу мерзким словом.

Но когда вышел на свободу, вот тут-то началось… Срываться стал очень часто, словно Господь снял с него Свой покров. И когда он подходил к батюшке на исповедь, то начинал с того, сколько раз сказал матерное слово. Однажды Николай Владимирович предложил жене: «Давай за каждое слово сто рублей отдавать в храм». Так она просто возопила: «Да на что же мы будем жить-то тогда?!»

– В тюрьме Господь даёт нам оборону, – объясняет писатель. – «Обо Мне подумай, вспомни Меня, помолись Мне – и тогда тебе будет от Меня столько и оттуда, откуда ты на воле даже не догадывался». И получая чудесную помощь, ты захочешь всегда жить с Богом.

Николай Блохин говорит, что и тюрьма может стать для человека инструментом для спасения души – если он будет правильно относиться к узам. Важно использовать полученный здесь духовный опыт в дальнейшей жизни на воле, не скатиться в пьянство, в воровство и другие пороки.

Освобождающая Истина

Настоятелем в тюремном храме Бутырского следственного изолятора отец Константин. Пройдя с ним по камерам, я был потрясён готовностью заключённых воцерковиться. Такого не было на свободе, где они занимались разбоем и другими «интересными» делами. А в тюрьме немало людей прилепляются к церкви. Выйдя на свободу, они автоматически становятся авторитетами в своём дворе, но необычными – проповедниками православия. Это очень сильные люди, они ничего не боятся и смело несут в мир христианские истины, становятся миссионерами.

– Мы посылаем заключённых Бутырки на служение в мир, – рассказал батюшка. – Они разъедутся из тюрьмы по колониям c этой миссией. И мы им говорим, что вы как апостолы там будете. Если там нет храма, то должны создавать его. Если есть молельная комната, то строить храм настоящий. Если храм деревянный, то, может, каменный строить нужно.

Если заключённый идёт по такому пути, вовлекается в жизнь церковную, активную, то он быстрее других выходит на свободу.

– Исполняя волю Божию, он как бы обращает к себе людей?

– Когда он выполняет свою миссию, возложенную на него Богом, ради которой он и попал в тюрьму…

– …тогда причина его заключения исчезает?

– Да, исчезает, и он получает, например, условно-досрочное освобождение, которое могут дать человеку, отсидевшему полсрока. У обычных заключённых очень часто первая попытка оказывается неудачной, ему говорят: «Ну, ты недостаточно исправился, ещё подумай-посиди». Но у нас есть множество фактов, которые свидетельствуют, что когда человек становится верующим, то его по первому прошению освобождают.

– То есть это не случайно?

– Не случайно: он уже выполнил свою миссию в заключении, и ему там делать нечего.

– И тогда он продолжает свою миссию на свободе?

– Естественно, что такой человек, выйдя на свободу, не теряет связи с церковью.

Те люди, которые серьёзно пришли к вере и сохранили такую связь, уже не попадают в застенки. В Европе даже поставили такой эксперимент: один из корпусов тюрьмы отдали христианской общине. Там все были христиане: и надзиратели, и обслуживающий персонал, не говоря уже о священниках. В результате христианского перевоспитания из вышедших на свободу возвратилось в тюрьму раз в десять меньше людей, чем в других корпусах.

Мы имеем много примеров, когда освобождённые осознали свои грехи, свои недостатки, изменили свою жизнь. Даже были люди, которые, воцерковившись в тюрьме, возвращались в семьи, брошенные ими до заключения. Они восстановили связь со своими жёнами и живут счастливо, рожают и достойно воспитывают детей. Это результат того, что люди стали верующими, у них появились другие ценности, и они действительно изменили к лучшему свою жизнь.