Газета "Наш Мир" Polityka: Николя Саркози пугает развалом ЕС, Ангела Меркель – распадом еврозоны. А вы опасаетесь за будущее Европы?
Януш Левандовский (Janusz Lewandowski): С перспективы моего поколения, пережившего потрясения военного положения, нелегкую трансформацию социализма в капитализм и демократию, все эти проблемы решаемы. Меня раздражает равнодушие к проекту Европейского Союза. Для меня – это самое лучшее, что случилось с Европой от начала ее существования.
- Почему же тогда Меркель и Саркози нас пугают?
- Потому что терпение демократически избранных лидеров подходит к концу. Доверие немцев к европейскому проекту упало с 60 до 30 процентов, то же самое происходит и в других странах. Единая Европа стала, с одной стороны, привычной, (а от этого ее меньше ценят), а с другой, начала ассоциироваться с проблемами, а не с их решением. Я бы интерпретировал предостережения западных политиков как проявление их ответственности за европейское сообщество, столкнувшееся с историческим испытанием.
- Почему, несмотря на регулярные саммиты, им не удалось предотвратить кризис еврозоны?
- Этот кризис обнажил проблему валюты, не принадлежащей одному государству, общей для разных экономических культур, которые сложно привести к одному знаменателю. Вызов, которому противостоят политики, – это не только проблемы отдельных стран, но отсутствие идеи, как на целом континенте ввести стандарт хозяйственности более близкий немецкой культуре стабилизации, чем греческой привычке к расточительности. Чтобы найти решение, которое предотвратит очередные пожары в еврозоне, а не только поможет погасить нынешние, потребуется время. И это время покупается все дороже при помощи очередных кризисных мер.
К тому же воспитание бюджетной дисциплины «сверху» должно происходить при помощи тех институтов, которые перестали пользоваться прежним доверием. Брюссель стал все больше вмешиваться, требовать, а это сложно принять странам с иными экономическими обычаями. Я не могу представить себе такую систему кнута и пряника на уровне Брюсселя, которая помогла бы внедрить новые стандарты хозяйствования. Греки протестуют не против кредитов, которые они получат, а против урезания бюджета и ограничений, которые ждут их взамен.
- Глава британского МИДа назвал еврозону «запертым изнутри горящим домом».
- Англосаксы всегда ругали общую валюту, но их злорадство оправдано, т.к. еврозона становится пространством, объединенным напряженностью и проблемами. Помощь евро идет, вопреки договорам, в паре с все более глубоким объединением долгов и убытков, что требует все большей передачи суверенитета на союзный уровень. Это своеобразная федерализация, которая происходит за закрытыми дверями, под давлением экономической необходимости, а не в результате осознанного политического плана. Этому должно сопутствовать открытие «эвакуационных выходов» и толерантное отношение к тем членам ЕС (таким как Великобритания или скандинавские страны), которые никогда не согласятся на подобную модель интеграции. […]
Будущее еврозоны зависит от Германии
Добавить в блогУвеличить плеер
- На прошлой неделе мы столкнулись с лавиной драматических событий: отмененный греческий референдум, несостоявшаяся отставка правительства в Афинах. Что на самом деле произошло?
- Мы, наконец, начали называть вещи своими именами. Меня утомляла официальная линия, которой нам пришлось придерживаться в течение полутора лет, согласно которой при помощи мягкой реструктуризации долга и пакетов помощи Греция будет в состоянии обслуживать свой долг. Неправда, не будет! На июльском саммите ЕС было наконец заявлено о необходимости сократить греческий долг до более рациональных размеров. На прошлой неделе вопрос был поставлен еще более прямо: или Греция даст политические гарантии, что она готова к дальнейшим ограничениям, или наметит путь к выходу из еврозоны.
- Между тем греков лишили права высказаться о собственных делах.
- То, что попытка воспользоваться решением народа, провалилась в колыбели европейской демократии - это своего рода парадокс…
- Германия и Франция пригрозили исключить Грецию из ЕС.
- Vox populi – это не всегда vox dei. Этот голос народа мог ввергнуть греков в еще большие несчастья, а Европу - в еще большие проблемы.
- Но по какому праву Европа заставляет греков отказываться от референдума по вопросу, который может повлиять на судьбы ее будущих поколений?
- Зона евро позволила произвести это вмешательство, т.к. она уже год разделяет с греками греческую проблему. Как после любого финансового кризиса происходит обобществление убытков банков, что вызывает справедливое возмущение, так и здесь произошла «европеизация» убытков, проистекающих из греческой бесхозяйственности.
- Но ведь на деле над избирателями взяли верх инвесторы. Не является ли это поражением демократического капитализма, в который вы верили?
- Экономический разум взял верх над неизвестностью, крывшейся в греческом плебисците. Капитализм сомкнулся с демократией на рубеже XX века одновременно с появлением массового электората. Одним из эффектов такого слияния стало то, что многие страны зоны евро жили не по средствам. Но связь капитализма и демократии более сложна. Мы сами занимались этой дилеммой 20 лет назад. То, что является экономической необходимостью, не всегда может получить политическую легитимацию. Такие реформы, которые могут оздоровить Грецию, и такие, какие мы проводили в начале 1990-х в Польше, - это общественное благо. Они делаются во имя не всегда еще четко очерченного будущего, наперекор осязаемым и более понятным интересам статус-кво, которые обычно имеют более сильную политическую поддержку. Несмотря на это, проводить их необходимо. […]
- Рецептом для преодоления морального кризиса капитализма станет введение дополнительного регулирования?
- Иного пути нет. Это, впрочем, подсказывают Ватикан и Англиканская церковь, высказывающиеся по поводу уличных протестов «возмущенных». Основной рецепт – это отделение банковского сектора, в котором сосредоточены накопления миллионов мелких вкладчиков, от рискованных финансовых операций, которые обещают быструю прибыль. Есть очень любопытные попытки возврата к прежней банковской системе, которая хранит вклады и распоряжается ими так, чтобы они питали реальную экономику, впадающую в Европе во все большую стагнацию.
- Европейская комиссия, представителем которой вы сейчас являетесь, в предыдущее десятилетие активно продвигала развитие финансового сектора и идею либерализации рынков.
- Это была ошибка, результат слепой веры в дерегулирование. Аналогично тому, как мы проглядели последствия дерегулирования, долгое время закрывались глаза и на подтасовку бюджетной статистики стран, вошедших в еврозону.
- Год назад вы предложили ввести налог на финансовые операции. Тогда эта идея была задушена в зародыше, а сейчас ее обсуждали на саммите «Большой двадцатки».
- Тогда я проверял идею такого налога по собственной инициативе, в летнее время затишья. Я услышал критику, хотя моей целью было убедить правительства стран ЕС, что соглашаясь на налогообложение финансовых операций, они уменьшат размер своих взносов в евробюджет. Сейчас мы живем в совершенно другой реальности: изменилось отношение к финансовому сектору, и идея такого налога стала модной, хотя в ней теперь видят источник национальных доходов. Правительства отчаянно ищут деньги для консолидации бюджета. С другой стороны, желание наказать финансовых спекулянтов так велико, что это единственный налог, который поддерживают все европейцы: по данным опросов, его введение одобряет более 60 процентов жителей ЕС.
- Этот налог может действительно ограничить спекуляции, или все закончится тем, что на нем будет зарабатывать государство?
- У нас есть расчеты, что если ставка в 0,1 процента от суммы операции не повредит рынку акций и облигаций, то введение этого налога, даже при меньшей ставке, для рынка производных финансовых инструментов резко уменьшает его окупаемость, т.е. обороты. Мне кажется, что беспокоиться здесь не о чем.
- Каковы шансы на введение этого налога?
- Проект был подготовлен Еврокомиссией для того, чтобы президент Саркози мог представить его на саммите «Большой двадцатки» в Канне. Но проблемы Греции вытеснили тему налога из повестки дня, что, впрочем, не заставило замолчать его критиков за пределами Европы. Я не знаю, как объяснить негативную реакцию президента Барака Обамы, который раньше, в неформальных заявлениях, давал налогообложению финансового сектора «зеленый свет» и солидаризировался с «возмущенными» на Уолл-стрит. При сопротивлении американцев шансы введение глобального налога уменьшаются, и получают вес аргументы тех, кто предостерегает от бегства финансовых услуг на другие континенты.
- Когда вы вот так сидите в Европейской комиссии, некогда важнейшем органе исполнительной власти Евросоюза, вы не чувствуете разочарования от бессилия глав государств и правительств?
- Разочарования у нас не больше, чем у польского председательства в ЕС. Комиссия сохраняет экспертную харизму: мы создаем проекты новых решений, оцениваем последствия введения их в жизнь, прописываем их языком европейского права…
- … а потом национальные лидеры на очередном саммите выбрасывают их в мусорное ведро.
- Не выбрасывают. Используют. На этой базе они согласуют собственные заключения, однако потом бывают проблемы с их реализацией. Я думаю, что наши европейские политики слишком малы для масштаба современных вызовов. Меня беспокоит дефицит в отдельных странах таких политиков, которые готовы рискнуть своим имиджем ради того, чтобы ратовать за смысл существования объединенной Европы. Это пытаются делать Дональд Туск (Donald Tusk) и мой латвийский друг Валдис Домбровскис (Valdis Dombrovskis), которого в третий раз избрали премьером. Но это редкие исключения. […]
- Готова ли еврозона, которой приходится одновременно выделять средства на несостоятельные правительства и слабеющие банки, утвердить бюджет на 2012-2014 годы в предлагаемом вами объеме?
- Мои личные наблюдения подтверждают то, что основные фигуры, которые принимают решения, осознают, что без общего бюджета не будет Европейского Союза. И что экономия на европейском уровне не предотвратит кризиса евро, когда в нескольких странах бюджетная дыра превосходит по размеру весь бюджет ЕС. Сейчас модно экономить на Европе, но это не решает проблемы, которая возникла из-за легкомысленности на уровне отдельных стран. Я умеренный оптимист: если европейский проект выстоит, то и Польша получит свой шанс в размере какого-то количества миллиардов евро.
|
