Газета "Наш Мир" Общий повышенный интерес к демократии, который начался в конце ХХ века и длится в начале нового века, был вызван, прежде всего, массовым стремлением стран, которые освободились от авторитаризма, найти более совершенную форму правления.
Политический опыт развитых стран свидетельствует о том, что наибольших успехов добились те политические системы, которые были основаны на либерально-демократических ценностях.
Этот наглядный пример стал определяющим приоритетом в выборе перспектив развития вчерашних авторитарных государств. Как пишет политолог А. Салмин, «демократия, вероятно, самая влиятельная политическая идея XIX века, стала на начало ХХ-го века политической реальностью, а к его середине - реальностью геополитической, а до конца - универсальной, хотя далеко не парадигмой политического обустройства, которое принимается точкой отсчета политических систем».
Однако, будущее демократии далеко не безоблачно. Значительное количество стран не справилось с демократическими перегрузками и вернулась к авторитарной форме правления. Странам, в которых начинают осуществляться демократические преобразования, придется преодолеть еще много препятствий, чтобы перейти к консолидированной демократии.
Ф. Фукуяма поспешил объявить о «завершении идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления». Ему оппонирует Ф.Шмиттер, какой допускает, что демократию ожидает «полоса беспорядков, которая усиливается, неопределенностью и непредсказуемыми событиями». Кроме того, он выражает немодную евроцентрическую точку зрения, согласно которой большинство будущих вызовов начнут вызревать в недрах либеральных демократий, которые уже утвердились. По мнению американского политолога, новые демократические страны наоборот «обречены» оставаться в обозримом будущем демократическими, независимо от того, которыми будут достижения и уровень удовлетворенности граждан. И если какая-то из неодемократий испытывает фиаско, которое будет сопровождаться возвращением к предыдущему строю, подобное может случиться только в местном масштабе.
Более серьезные проблемы ожидаются относительно демократий Европы и Северной Америки. Поводом для таких опасений служат две причины: первая - отсутствие возможности объяснять собственные недостатки угрозой постоянного соперничества с другой системой; вторая - население этих стран намного в большей степени «заражено» нормативными ожиданиями относительно того, как должна работать демократия. Ф. Шмиттер выражает мнение, что как только подобное соревнование наберет силу, в центре внимания окажутся «либеральные» составляющие этих демократий, а именно:
- одностороннее виденье важности прав граждан и индивидуализма - и в концептуальном, и в процедурном, и в методологическом плане;
- благосклонность их волюнтаризма, форма и содержание которой сводится к практике участия в политике, а также к выдвижению политиков из своих рядов;
- их «зацикленность» на территориальном представительстве и межпартийном соперничестве как единственно легитимном типе связи между гражданами и государством;
- их безразличие к постоянному равенству как в распределении благ, так и в представлении интересов;
- их ограниченность институциональными рамками национального государства, а также молчаливым попустительством либерализма относительно национализма.
Невзирая на неприкрытый пессимизм относительно будущего демократии, Шмиттер все же заявляет, что оснований для паники нет. При этом он ссылается на Роберта Даля, который отмечал, что на практике демократия уже испытала несколько революций, и при этом зачастую сами ее защитники не вполне осознавали, что именно они делают.
Все, что будет нужно ей в этот раз, это обеспечить снизу достаточное давление в форме институционального кризиса и адаптировать изменения к демократии путем вступления новых правил и норм. В результате таких превращений новая демократия будет в совершенстве «вчерашней». Р. Даль писал о двух трансформациях демократии: от города-государства к нации-государству.
Теперь происходит переход к демократии, осуществляемой в более широких масштабах. Решения, которые влияют на интересы граждан той или другой страны, зачастую принимаются за ее пределами. Экономика, экология, национальная безопасность страны в значительной степени зависят от актеров, которые находятся за пределами государства. Граждане государства не могут в рамках своей политической системы осуществлять контроль за деятельностью внешних актеров, решения которых проводит прямое действие на них. Поэтому, утверждает Роберт Даль, результатом является то, что вторая трансформация происходит теперь в мировых масштабах. Так же как появление наций-государств уменьшило возможности местных жителей реализовать контроль над своими проблемами через местные органы власти, так и расширение сферы наднациональной деятельности уменьшает возможности граждан государства контролировать жизненно важные проблемы через национальные средства правления. Перспективы демократии американский политолог оценивает высоко. Свое мнение он связывает со следующими условиями:
- средства насильственного принуждения должны быть рассредоточены или нейтрализованы;
- существует современное динамическое плюралистичное общество;
- страна однородна в культурном отношении или, в случае культурной гетерогенности, не разделенная на сильную и выразительную субкультуру;
- при наличии такого рода субкультуры, ее лидеры должны создать механизмы урегулирования субкультурных конфликтов;
- политическая культура и убеждение ее граждан, особенно политических активистов, подкрепляют институты полиархии;
- страна не поддается интервенции со стороны враждебной полиархии иностранного государства.
Наследуя ту же логику, можно утверждать, что в стране, где отсутствуют перечисленные условия или сложились прямо противоположные, практически наверное будет установлен недемократический режим. Что же касается тех стран, которые находятся в промежуточном положении, то там полиархии, чаще всего, оказываются неустойчивыми или же происходит постоянное дежурство полиархичных недемократических режимов.
Однако, Роберт Даль убежден, что «демократическая идея не потеряет свою привлекательность для людей в недемократических странах, и, по мере того как в этих странах будут формироваться современные, динамические и более плюралистические общества, их авторитарным правительствам станет все тяжелее противодействовать устремлением к расширению демократии».
Важной представляется способность граждан к восприятию и использованию демократических ценностей для улучшения своей жизни. Позитивное отношение к демократии зависит от исторических особенностей каждой страны, которые выражаются в политической культуре, религии, национальных традициях. В странах, где граждане не воспринимают демократические ценности как основополагающих в своей жизни, вряд ли можно рассчитывать на формирование демократического политического режима. Власть становится демократической только при условии ее подконтрольности. Если же общество не предпринимает никаких шагов для создания такой системы, то государственная власть будет игнорировать демократические процедуры.
Как считает Дж.Кин, демократические процедуры более приемлемое за любые другие методы принятие решений, «но не потому, что они обеспечивают лучшие результаты, а потому что им свойственно возводить к минимуму возможности для проявления высокомерия со стороны тех, кто принимает решение, благодаря предоставлению гражданам публичного права оценивать качество этих результатов (и пересматривать эти свои оценки)». К этой оценке необходимо прибавить еще желание граждан воспользоваться такими процедурами.
Будущее демократии, из точки зрения А. Салмина, сводится к двум проблемам: к определению ее универсальности и технологичности, связанной с системой, которая уже сложилась, или необходимостью применения специальной «модели перехода» из нежелательного состояния в желательный.
Ш. Ейзенштадт также признает, что в недрах любой конституционной демократии могут развиваться процессы, которые размывают их. Он выражает такие опасения:
Во-первых, социальные, политические и экономические сдвиги в государствах могут способствовать сначала бюрократизации, а потом сверхконцентрации власти. Более того, технократизация знаний и сведений, которые имеют отношение к политическому процессу могут привести к отчуждению общества от информации, результатом чего станет распространение политической апатии и отказ от участия в политике вообще.
Во-вторых, масштабные изменения могут привести к нарушению баланса между гражданским обществом и государством, связанного с возникновением новых социальных слоев, которые претендуют на выражение собственных интересов. В итоге относится под сомнение эффективность показных институтов. В таких условиях перестройка гражданского общества практически неминуемо сопровождается конфронтацией между плюралистичными и якобинскими ориентациями.
Эти процессы могут дать толчок к частичному изменению режима в демократических странах. Среди важнейших компонентов такого рода режимных превращений Ейзенштадт называет послабление партий и показных институтов по сравнению с прямыми политическими действиями и непосредственными отношениями разных политических актеров, усиления средств массовой информации и их роли в политическом процессе и повышения значимости исполнительной власти при возможном росте полномочий судебной системы.
Подобные изменения режимов непосредственно связаны с сдвигами, которые задевают много аспектов социального строения современных обществ. В крайних случаях это может привести к деконсолидациї конституционно-демократических режимов, а также к послаблению или размыванию конституционных компонентов, жизненно необходимых для реализации принципа верховенства права, таких как невмешательство политических органов в общественные и частные дела.
Поиск новых форм демократии становится на рубеже тысячелетий характерной чертой западного общественного мнения и практики. Он проходит по линии формирования новых форм социальности, призванных заменить групповые социально-культурные общности, которые распадаются, более подвижными, временными, возникающими на добровольной основе относительно конкретных проблем и ситуаций. То есть социальность, которая детерминируется «извне», заменяется социальностью добровольной, которая выражает стремление индивидов, не жертвуя своей автономией, преодолеть взаимную отчужденность на основе поиска общих ценностей и стремлений. Такая тенденция ведет к повышению роли гражданского общества и его влияния на государство, которое требует расширения сферы и обогащения форм его деятельности, которая распространяется на уровень профессиональной политики, технократии и бюрократических структур.
В связи с тем, что ни одна из существующих локальных цивилизаций, кроме западной, не произвела демократических ценностей и институтов, то успехи западных демократий должны способствовать процессу демократизации в странах, культурная самобытность которых не принимает ценностей индивида. Групповое начало, которое характеризуется самоидентификацией граждан не с нацией-государством, а с этническими и религиозными группами, не обязательно исключает демократизацию, но делает ее малореальной в тех формах, которые выработаны западным обществом.
Процессы развития демократии тесно переплетены с другими общемировыми и цивилизационными процессами, прежде всего с глобализацией, которая далеко не всегда содействует развитию демократических институтов и консолидации демократии, особенно в странах с незавершенной модернизацией и незавершенным демократическим переходом. Как показывает опыт последних лет, глобализация приводит не только к интернационализации и более тесному взаимодействию разных стран и цивилизациям, но и одновременно вызывает разные кризисные явления в менее развитых странах, усиливая тенденции к их обособлению, росту национального самосознания.
В связи с этим, невзирая на очевидное продвижение процессов демократизации, говорить о необратимости этих явлений преждевременно. При анализе глобальных процессов становится очевидной волнообразная составляющая демократизации. Поэтому глобальный успех демократии в 1970-1990 гг. постепенно переходит в спад, который характеризует конец ХХ и начало XXI века.
Если на первых порах процессы глобализации в разных сферах содействовали развитию демократии, то на более поздних этапах негативные последствия процессов глобализации могут помешать развитию демократии «углуби». Важно не количество, а качество демократии. То есть, насколько гибкими и эффективными окажутся демократические институты в разных странах, насколько они будут отвечать условиям, которые изменяются.
По мнению Г.Дилигенского, перспектива глобальной демократизации «реальна лишь в случае возникновения новой глобальной цивилизации, которая тем или иным образом привьет эти ценности и институты к чужой для нее почве». Однако, демократию невозможно импортировать антидемократическими, тем более военными способами, что только приводит к ее дискредитации.
Такая цивилизация может складываться только на добровольных началах путем присоединения к демократическому содружеству стран, которые достигли восприятия ценностей демократии как основополагающих (например, стремление Турции вступить к Европейскому Союзу). Идет речь об ассиметрии процессов демократизации в разных регионах мира.
Если западные общества разрешают проблему преодоления недостатков показной демократии, приведения демократических институтов в условия характерные с реалиями постиндустриальной эпохи, то на общества Полдня и Востока ожидает тяжелый процесс выработки адекватной их условиям и традициям демократической практики, стабильного демократического порядка. Наименее достоверной представляется в обозримом будущем унификация и нивелировка форм этого процесса в разных цивилизованных ареалах. Г.Дилигенский считает: в ближайшие два-три десятилетия можно утверждать, что в подавляющем большинстве обществ утвердится принцип сменяемости власти на основании относительно стабильных, легитимных процедур, которые допускают волеизъявление граждан. Такое гибкое реагирование политической сферы на новые «вызовы» и упорядочения сменяемости власти становится необходимым условием выживания современных обществ.
В то же время попытка создания в новоявленных демократиях институтов путем эклектического смешения демократических форм, которые практикуются в разных демократических странах, не только способствует дискредитации идей демократизации в поставторитарных обществах. Существенный вред причиняется и общим перспективам демократии в глобальном масштабе. Так американский политолог Дж.Маркофф пишет: «для того, чтобы обеспечить способность демократии ответить на вызовы XXI века, процесс демократизации должен стать чем-то большим, чем просто распространение на новые регионы мира уже известных, постоянных моделей демократического уклада. Если демократия намеревается найти наполненное смыслом будущее, она должна поддаться переосмыслению и пересозданию, как это всегда происходило в прошлом».
В настоящее время можно выделить два подхода к характеристике феномена «глобальной демократизации». Первый подход основанный на унификации процессов демократизации за образом западной либеральной демократии, которая приводит с разной скоростью, с разной эффективностью, но подавляющую часть бывших авторитарных стран, к некоторому общему демократическому стандарту.
Второй подход рассматривает «глобальную демократизацию» не как унификацию политической карты мира, а как диверсификацию демократии, расширения демократических вариантов развития. Причем эта точка зрения получает все более широкое распространение. Сторонники этого подхода выходят с того, что оценка демократий на основе хрестоматийных моделей западной демократии является ошибочной, и речь следует вести о существовании разных моделей демократии. Как отмечает Г.Вайнштейн, «если для первого подхода главным является вопрос о том, будет ли автократия измененная демократией, и если будет, то когда, с какими трудностями и благодаря каким факторам, тот для второго подхода основной вопрос заключается в том, каким типом демократии будет измененная автократия». Таким образом, на повестку дня выдвигается задание анализу мировых поставторитарных трансформаций как процесс расширения типологического разнообразия демократий.
Интересной является точка зрения С.Хантингтона касательно будущего демократии. Американский политолог выходит с того, что США являются первой демократической страной современного мира и ее самосознание как нации неотделимо от расположения к либеральным и демократическим ценностям. Другие нации могут кардинально изменять свои политические системы, продолжая при этом существовать как нации. У Соединенных Штатов такой возможности нет. Том американце особенно заинтересованы в развитии глобальной окружающей среды, благоприятной для демократии. Становится понятным их расположение к насаждению демократии недемократическими методами в авторитарных государствах, невзирая на неподготовленность населения этих стран к восприятию демократических ценностей.
Значительные препятствия для распространения демократии существуют во многих обществах. Третья волна, «глобальная демократическая революция» конца XX века, не будет длиться вечно. За ней может последовать новый взлет авторитаризма. Но это не навредит, как считает С. Хантингтон, когда-нибудь в XXI веке возникнуть четвертой волне демократизации. Причем как ключевые факторы, от которых в будущем будут зависеть стабильность и распространение демократии, он указывает на экономическое развитие и политическое руководство.
Экономическое развитие делает демократию возможной; политическое руководство делает ее реальной. Чтобы демократия появилась на свет, будущие политические элиты как минимум должны будут верить, что это наименее плохая форма правления для их обществ и для них самих. Они также должны будут иметь достаточное мастерство, чтобы осуществить переход к демократии вразрез как к радикалам, так и консерваторам, которые неминуемо будут препятствовать им в реализации демократического транзита. Но демократия, в конечном итоге, распространится в мире настолько, насколько те, кто пользуется властью во всем мире и в отдельных странах, захотят ее распространить.
|
