Уходящий год войдет в историю как год так называемой "арабской весны". О ее мнимых и действительных причинах уже много было сказано, равно как и о том, кто получил конкретную экономическую выгоду от бомбежек Ливии и свержения Каддафи.
Но не менее интересны и сегодняшние последствия этих событий для самих стран, где сменились режимы - за считанные месяцы на месте достаточно развитых и экономически и политически государств Ближнего Востока и Северной Африки возникают подконтрольные радикальным исламистам территории, жители которых к осени пожинают плоды той самой "арабской весны".
Человек с наручниками навис над золотыми рыбками... На развалинах дворца диктатора Каддафи верится, что именно эти рыбки выполняли все "хочу" человека с наручниками - свергнуть ненавистный режим, свободу на баррикады, мир насилия разрушить. Благие желания, уже вымостившие здесь, в Ливии, дорогу. "Слава Аллаху, теперь живем, как хотим. Слава Аллаху, делаем, что хотим. Слава Аллаху, никто нас не остановит", - говорит он. Те, чьи желания выполнены не очень, аргументы выдвигают прикладом Калашникова.
Полковник Ашур Ашинди, глава военной администрации Ливии: "Все под контролем. Я не комментирую слухи о том, что арсеналы химического оружия Каддафи разворованы и что тяжелая артиллерия до сих пор в руках неподконтрольных правительству группировок. Все под контролем, слава Аллаху".
"Ради Аллаха" - этими словами здесь теперь клянутся в верности новому режиму и борются с его противниками. Законное желание говорить на улицах то, что говорится с опаской на кухнях, исполнилось для тех, кто пошел в ногу с новой властью.
Город проклятых. Еще несколько месяцев назад здесь жили 25 тысяч человек. Теперь не у кого спросить, за что жители соседней Мисураты расправились с тауарцами, не пощадив ни женщин, ни детей. За то, что здесь большинство населения были черными? Или за то, что они остались верными Каддафи и попытались штурмовать соседнюю мятежную Мисурату? Теперь тауарцы прячутся в пустыне, и их единственное желание - выжить. В их городе сгоревшие дома и краткий отчет об исполнении чьего-то другого желания: Тауары нет. Только попробуйте вернуться.
"Мы теперь будем жить по-новому, по законам пророка. Нас преследовали, но теперь мы вышли из подполья. Мы хотим построить страну победившего шариата, у нас уже есть свое телевидение и газеты. Мы уже у власти в стране, где нет места идеям неверных", - говорит шейх Мохаммед Рабба.
Те, против кого Каддафи заключал международные пакты по борьбе с исламским терроризмом, те, кто сегодня провозглашает ливийский джамаат "Аль-Каиды" на востоке страны, те, кто уму-разуму научился в песках Саудовской Аравии и Катара. Их категорически нельзя снимать нигде, кроме как в медресе - даже на встрече выпущенных из тюрем Каддафи. Молча наблюдают за тем, как целуют руки члену реввоенсовета, племяннику свергнутого Каддафи короля Идриса IV, 30 лет ждавшего казни в одиночке.
Ахмед Ас-Сенуси, член временного революционного совета, говорит: "Мы четко знали, чего мы хотим - отмены запрета на многоженства, шариатских судов, шариатской справедливости. Этого хочет народ, на этом держится наша страна. То, что предатель Каддафи преследовал ислам, - одно из его преступлений. За это народ его покарал".
Абуд Аль-Зомор, член организации "Джамия аль-Исламия": "Когда мы стреляли в Садата, мы хотели перемен, он всем надоел. Кто ж знал, что Мубарак придет к власти и окажется свиньей. Надо сразу было власть брать, на этот раз мы так не сглупим".
Выпущенные революцией у Аль-Зомора - те же 30 лет в одиночке. Единственный выживший после убийства Анвара Садата - тот, кто это убийство и спланировал. Говорит, что все 30 лет у него было всего два желания - отомстить Мубараку за вероломство и посмотреть по телевизору программу про животных.
На площади Тахрир все желания до сих пор выкрикивают ввысь: хотим, чтобы 50 процентов населения уже не жили за чертой бедности. Хотим, чтобы у молодежи была работа, чтобы социальные лифты позволяли и нам стоять у руля государства. Хотим, чтобы те, кто воровал при Мубараке, предстали перед судом.
"Они все одним миром мазаны, все, кто у власти. Вот придут "Братья мусульмане", они всем покажут", - говорит один из присутствующих.
"Да кому они что покажут? Они, что ли, честные? Они, что ли, делали революцию?", - возражают ему.
Врачи дежурят на Тахрир круглосуточно. Спят прямо на площади, пытаясь поддерживать хоть видимость безопасности и санитарии. Когда прекращаются столкновения с армией, подмявшей под себя власть после ухода Мубарака, на площади бьют торговцев - революционеры подозревают их в стукачестве и распространении наркотиков.
Гамель Аид, правозащитник, заявляет: "Мы хотим добиться, чтобы в Египте соблюдали права человека. Да, Мубарака на больничной койке привозят на суд и его жалко вам, Европе. Мы считаем, что это и есть революционное правосудие. Пусть ответит за все".
"У нас пытаются украсть нашу революцию, вы посмотрите, кто теперь у власти? Армия и полиция. Мне не стыдно заявить на весь мир: за то, что я митинговала на площади, меня били и насиловали. Где она, свобода?", - говорит в свою очередь журналист Мона аль-Тахауи.
Двумя сломанными руками Мона пытается разослать всему миру: Египет в опасности. По ее теории, военные, сместившие Мубарака, никогда власть народу не отдадут. Новый бренд - "революция по-африкански" - против надоевшего диктатора, без оппозиционного лидера, с единственным мотивом "не хотим, как было". Желание исполнилось, только в списках победителей нет имен революционеров.
Политолог из США Дэвид Оттоуэй считает: "В результате в Египте либералы, начавшие революцию, не смогли просто консолидироваться. Для нас сюрприз, что самые жесткие реакционеры-исламисты набрали столько голосов на проходящих выборах. Молодежь вышла под демократическим флагом и плодами ее побед очень быстро воспользовались исламисты. Сами революции оказались выгодны только религиозным и националистическим группировкам".
Америка сегодня не скрывает, что недооценила масштаб исполнившихся желаний, Европа - что переоценила свое влияние. Наиболее болезненно воспринимается происшедшее в Ливии, где огневая поддержка восстания обошлась альянсу более чем в миллиард долларов, где под боком у Европы вместо стабильной, но недемократичной Джамахирии может оказаться раздираемое гражданской войной государство с огромным арсеналом оружия в руках исламистов. В Европе нашли сравнение - ливийская Сомали.
Жанетт Буграб, министр по делам молодежи Франции, выражает озабоченность: "Фракции умеренного ислама не существует. Во внедрении шариата не может быть полумер. В конечном итоге шариат всегда приводит к ограничению всех гражданских свобод, прежде всего - свободы совести. Сегодня для меня главный сюрприз в том, что на выборах, скажем, в Тунисе, те, у кого двойное с Францией гражданство, кто живет здесь и вырос, кто еще сюда приедет, голосовали за исламистов".
"Французы сами меня позвали в Париж, сами открыли площадь имени моего сына, были салют и цветы. А когда я вернулась, соседи выгнали меня из города - думали, я разбогатела и не хочу делиться. Орали: "Твой сын помер, а нам живых на что кормить?", - рассказывает Манубея Буазизи, мать того самого торговца фруктами, который сжег себя, не в силах пережить пощечину, данную при всех женщиной-полицейским. Именно его смерть стала сигналом для мирового пожара. Мать уже не хочет слышать европейских доводов о том, что древние властители тунисского Карфагена сжигали своих детей, когда дрались за свою независимость. Простое материнское желание гордиться сыном для нее обернулось изгнанием и страхом за жизнь остальных шести детей. Взамен - табличка на парижской площади и фото на обложке книги в модном магазине Каира - жизнеописание Мохаммеда, сожженного революцией, ей не принесло ни цента.
На обычном уроке в обычной тунисской школе уже возможно то, что год назад считалось абсолютно невозможным. Платки на девичьих головках. Рассказывают, что до сих пор светские учителя в школах и университетах отказываются принимать экзамены у тех, кто пришел в хиджабе, и что за это их пытаются избить после уроков.
Дамиля Ларгеш, глава комиссии по защите прав женщин, уверена: "Это и есть самое страшное. Может, мужчины и не покусились бы сразу на наши права, но сами исламистски настроенные женщины очень быстро на всех наденут платки. Я чувствую себя последним солдатом бежавшей армии - надо мной уже назначили министра, и она в платке".
Рядом со школой - рынок, на котором родители тех, кто сидит на уроках, пытаются подобрать, в чем выйти на улицу. Все, чем пока Европа и Америка могут помочь Тунису - секонд-хэнд, поношенное за недорого. Гуманитарная помощь стране, занимавшей шестое место по уровню жизни в Африке, где цены за год подросли вдвое, а уровень валового продукта упал до нуля.
Болельщики тунисской сборной дышат в унисон: "Тунис - чемпион, кто не верит - выйдет вон!" На тренировке под дождем у капитана команды есть веский аргумент: нам драться с Алжиром, Сирией и Марокко. Мы - победители, а они - пока нет.
"Мы загадали - революционный дух поможет выиграть кубок. А тренер говорит - надо работать", - говорит капитан футбольного клуба "Африка" Зиед Зиеди.
На улицах Триполи звуки новой жизни. Ночью - стрельба, днем - просто гулкий стук. Здесь уже работают по заказу новой власти. Это товар повышенного спроса - наконечники для минаретов, из которых вновь понесется молитва страждущих, заглушая тех, кто пытается предупредить: поосторожнее с желаниями - они могут исполниться.
Весь мир насилья разрушен. А затем... Оно пока не наступило. И те, кто поддерживает революции, и их противники, единогласны: гнев тех, кто был ничем и очень поверил в то, что станет всем, может привести к новой "арабской весне".
Ирада Зейналова
