Где находится Европа? Точно так же можно спросить: а что такое Европа? Поскольку это не только континент, но и концепция, европейские границы от случая к случаю очень сильно разнятся. Для древних персов это была всего лишь маленькая ступенька, отделяющая их от Греции. В средние века Европа стала практически синонимом христианства. Довольно свежая и поэтому не принимаемая многими теория гласит, что Европа охватывает половину мира, от Исландии до Берингова пролива, едва не касаясь Аляски.
Возьмем наиболее употребительное в настоящее время значение термина «Европа», ставшего сокращением (и синонимом) словосочетания Европейский Союз. Внешние границы этого наднационального проекта четко очерчены и определены, а в некоторых случаях и хорошо защищены. Но они все равно подвижны, и на протяжении второй половины прошлого столетия эти границы последовательно расширялись. Эта «Европа», начинавшаяся с шести западных стран-учредительниц Евросоюза, существенно разрослась, и сегодня объединяет в своем составе 27 государств, простираясь далеко на восток до самого Кипра.
Тем не менее, определенная разница между концепцией и континентом остается, и по некоторыми оценкам, Европа включает 51 государство. Для тех, кто находится посередине, разница понятна и бесспорна. Даже не входящие в ЕС страны, такие как Швейцария и Хорватия, находящиеся у самого географического центра европейского континента, с готовностью признают, что не входят в состав «Европы» (но только если это слова будет в кавычках). Любопытное отличие состоит в том, что швейцарцы рады находиться за ее пределами, а хорваты в целом ждут не дождутся июля 2013 года, когда запланировано их вхождение в состав ЕС.
Такая разница в уровне «евроэйфории» говорит о любопытном калейдоскопе оценок этой наднациональной «Европы». Все смотрят на одно и то же, но при этом каждому видится что-то отличное. Швейцарцам, у которых многовековая история неприсоединения (и более короткая история уверенности в себе, основанная на богатстве), вступление в «Европу» не сулит особых преимуществ. В отличие от них, для не «европейских» остатков стран на Балканах, окруженных странами-членами ЕС, вступление в большей степени означает моральное удовлетворение, но не экономические выгоды. Подобно государствам бывшего восточного блока, вступившим в ЕС до них, членство в Евросоюзе является подтверждением их «европейскости».
Как сказал мне недавно один человек, часто бывающий на Балканах, «по мнению хорватов, они являются последним бастионом Европы против варваров, главные из которых - сербы. Сербы также считают себя последним оплотом Европы, но против албанцев». И так далее.
Интересно и другое. Такой калейдоскоп оценок по поводу того, что является Европой, а что нет, существует и внутри Евросоюза. Но вместо позитивных образов калейдоскоп ЕС отражает лишь ужасы и трагедии. Здесь «Европа» стала весьма удобным козлом отпущения, которого ругают за все слишком непопулярное, дорогое и болезненное, что не хочется защищать и отстаивать отдельным странам-членам. «Нам это тоже не нравится, - могут сказать эти страны своему электорату, - но Европа заставляет нас делать это». Европа, давно уже являющаяся определяющим и всеохватывающим образованием, объединяющим народы от Испании до Финляндии, сегодня по иронии судьбы стала чем-то иным, деспотичным и угнетающим.
Такая «Европа» является неправильно собранным безголовым чудищем, которое больше обязано своим появлением Франкенштейну, чем Карлу Великому. Этот монстр важно шествует по брюссельским лабиринтам, собирая дань с народов Европы. Но сей современный минотавр это также мелкий и бессильный чиновник, издающий директивы о правильной кривизне огурцов, но неспособный спасти от краха евро.
Для британцев «Европа» и «континент» все чаще становятся одним и тем же, и они находят все большее утешение в прекрасной изоляции от нее. Чисто географически они правы. Континентом называют большой и непрерывный земельный массив, куда не входят острова у его побережья. Конечно, выбор терминологии объясняется в большей степени усилением в Британии антиевропейских настроений, нежели заботой о правильности географических дефиниций. Есть и другое, в равной степени приемлемое определение континента. Оно относит к континенту так называемые континентальные острова, расположенные на континентальном шельфе, каковыми являются Британия и Ирландия. Есть и более широкое определение, включающее острова вне шельфа, если они близки к континенту географически и по культуре. Кипр, Мальта и Исландия считаются Европой благодаря своим историческим, политическим и культурным связям с континентом, хотя ни одна из этих стран не находится на континентальном шельфе.
Но если мы на минуту выведем из уравнения острова, то большая часть европейских границ становится самоочевидной. Это воды, омывающие Европу с трех сторон: Северный Ледовитый океан на севере, Атлантический океан на западе и Средиземное и Черное моря на юге. И тут встает болезненный вопрос о том, где проводить восточную границу Европы. И существует ли она вообще?
Давайте вернемся к более раннему определению. Континентом называют большой и непрерывный земельный массив. Но не его половину. Многие географы считают то, что мы называем европейским континентом, просто полуостровом гигантского континента Евразия, охватывающего половину мира от Гибралтарского до Берингова пролива. Нет особых оснований разделять этот континент надвое. Особых географических оснований.
Но с точки зрения этимологии «Евразия» это единство противоположностей. Некоторые лингвисты считают, что слова «Европа» и «Азия» происходят от финикийского слова «закат» и ассирийского «рассвет», соответственно. Это похоже на латинские понятия «occidens» и «oriens», или просто запад и восток.
На самом деле в своей наиболее ранней инкарнации Европа была просто небольшим клочком земли на континенте, который надо было пересечь персам, дабы добраться из Геллеспонта собственно в Грецию. По иронии судьбы спустя 25 веков представления об этом регионе полностью изменились. Греция сегодня является неотъемлемой частью Европы (как концепции, так и континента), а бывшая персидская ступенька на пути в Грецию сегодня известная как турецкая Фракия. Ее существование смущает тех, кто не хочет принимать в ЕС Турцию, объясняя это тем, что она не европейская страна. Но Турция страна европейская. Даже более того: если исходить из понятий древней истории, Турция (или, по крайней мере, ее часть) может претендовать на то, что является изначальной Европой.
Хулители Турции имеют в виду совсем другую Европу. Она обрела свои очертания в начале средневековья, когда «Европа» стала третью мира в рамках упрощенной церковной географии, которая гласит, что европейский континент вместе с африканским и азиатским сходятся в одной точке – Иерусалиме, являющемся центром мира. Начиная с 13-го века, нашествия монголо-татар (в России) и турок (в Анатолии) изменили определение Европы, придав ему в большей мере духовную окраску. Европу стали отождествлять с христианством, а если конкретно, то с западным христианством.
Согласно этому определению, Европа заканчивалась там, где начиналась Турция, даже когда Турция владела территориями далеко в глубине Европы. Когда турки контролировали значительную часть Балкан, эти районы в Европу не включали, и ее восточным рубежом считалась граница между Австро-Венгерской и Османской империями.
Справедливости ради надо сказать, что такая точка зрения не была абсолютной. Когда власть османов пошла на убыль, их выгнали почти со всей европейской территории. Благодаря этому классическое определение возобладало, и граница Европы стала проходить по узким проливам, соединяющим Средиземное и Черное моря. Она остается там по сей день, и лишь турецкая Фракия является напоминанием о том, что «Европа» кончается там, где разделяются континенты, и там, где сталкиваются империи.
Северная граница с Азией создала для географов проблему иного рода. Дело в том, что по мере увеличения запаса знаний и самосознания этой части света оказалось, что «Европа» связана с Азией не через узкий пролив, а через огромные просторы России. Проблема здесь в том, что согласно любому определению Европы Россию надо делить на две части. И тогда возникает вопрос: какая часть России является европейской? Или даже по-другому: насколько европейской является Россия?
С точки зрения Запада, самые первые ответы на этот вопрос были такие: не ненамного, и даже ни насколько. Французский герцог Сюлли (1560-1641), составляя свой «великий план» «подлинно христианского совета Европы», возражал против включения в его состав России. «У нас с ними не осталось почти никакого сходства; кроме того, они принадлежат как к Европе, так и к Азии. Мы можем считать их почти что варварской страной, помещая их в один разряд с Турцией».
Мнение Сюлли звучит ужасно современно. Веками существовал мощный побудительный мотив включить Москву с ее обширными землями в состав европейского континента, хотя при этом приходилось проводить некоторые весьма спорные различия. В эпоху Ренессанса географы подошли к решению проблемы восточной границы Европы весьма творчески. Абрахам Ортелиус в своем атласе Theatrum Orbis Terrarum (лат. - Зрелище шара земного) (1570) начал с древней границы, затем провел ее по реке Дон (хотя это впечатляло не так сильно, как находившийся в его устье полумифический город Танаис), после чего начертил прямую линию до Белого моря возле города Архангельска.
К концу 17-го века восточная граница Европы снова переместилась, и пошла вдоль рек Дон, Волга и Кама, а затем перепрыгнула по прямой через северный Урал и далее пошла по реке Обь вплоть до Северного Ледовитого океана.
Эта граница, за которую выступал географ Филип Клювер, тянулась по Обской губе почти тысячу километров, составляя границу между Европой и Азией. Если бы данная граница к востоку от Урала сохранилась, то сегодня самой северной точкой Европы мы считали бы оконечность полуострова Ямал, простирающегося на 600 километров вглубь Северного Ледовитого океана и являющегося крупнейшим из оставшихся в России ареалом обитания северных оленей (и крупнейшей из оставшихся там кладовых природного газа).
Эти олени наверняка выиграли бы от внимания прессы, которая стала бы писать об угрозе «самым северным обитателями арктической европейской пустыни». Но увы: к концу 18-го века граница по Оби устарела, и у Европы стали появляться новые очертания.
Причиной тому стало мощное расширение российского государства в восточном и южном направлении. Географов раздражало то обстоятельство, что Россию во всей ее совокупности уже нельзя было включить в общий раздел «Европа». Одно из решений проблемы заключалось в том, чтобы полностью убрать «Московию» из Европы. Другое состояло в расширении европейских границ, чтобы они как-то соответствовали российской экспансии. Справедливости ради надо сказать, что русские и сами считали Европу находящейся где-то далеко. Поэтому Санкт-Петербург, основанный в 1703 году, был призван стать «окном в Европу».
Окончательный компромисс в вопросе о том, включать или нет Россию, был найден тогда, когда западные географы узнали о горной гряде, которую сами русские называли Каменным поясом. Шведский военный географ Филип Иоганн фон Страленберг, который годы своего пребывания в русском плену посвятил изучению российской географии, в 1730 году предложил провести новую границу Европы по Уральским горам. Граница Страленберга вскоре получила признание во всей Европе – и в самой России.
То, что на юге Страленберг провел границу с изгибом от Волги к Дону (всегда Дон), было более неоднозначным решением. Многие ученые предпочитали вести границу после Уральских гор вниз по реке Урал до Каспийского моря.
К началу 19-го века Конрад Мальт-Брюн и французские географы вполне успешно разрекламировали Кавказ, соединили линией Каспийское и Черное море и назвали ее южной границей Европы.
Она до сих пор считается самой традиционной границей европейского континента. Однако граница Уральские горы – Урал – Каспий – Кавказ ни в коей мере не является общепризнанной среди географов. Некоторые из них веками пытались провести восточную границу Европы за Уральскими горами. Одним из наиболее примечательных примеров является немецкий ботаник 18-го века Иоганн Георг Гмелин, предложивший провести границу по Енисею, протекающему от монгольской границы до Северного Ледовитого океана примерно вдоль семидесятого меридиана восточной долготы, то есть, в трех с лишним тысячах километрах от Москвы.
Самые экспансивные взгляды на Европу были у основателя Панъевропейского союза австрийского графа Рихарда Куденхове-Калерги, изложенные им в 1935 году. Своей концепцией австриец решил проблему поиска адекватной географической границы Европы, поменяв ее на границу политическую. Он предложил считать весь Советский Союз частью Европы. Азия должна была находиться к югу от него. Таким образом, европейскими городами становились не только Владивосток и Иркутск, но и Самарканд с Душанбе.
Однако во времена холодной войны верх чаще одерживала противоположная тенденция. Весь Советский Союз, в том числе, Вильнюс, Рига и прочие города, входящие сегодня в состав Евросоюза, были полностью исключены из Европы. Порой из Европы вычеркивали даже страны-сателлиты Советского Союза, входившие в состав Варшавского договора. Поэтому слово «Европа» стало синонимом слова «Запад» с его политическими ценностями.
Конечно, сегодня границы Европы расширяются, благодаря тому обширному полугосударству, которое управляется из Брюсселя. Если Турция все же вступит когда-нибудь в Евросоюз (сегодня такая перспектива кажется маловероятной, но кто знает, что будет лет через десять-двадцать), она передвинет границу Европы еще дальше на восток – дальше, чем могли себе представить мечтательные географы прошлого: от вулканических берегов Исландии до горных цепей, отделяющих Турцию от Ирана.
Фрэнк Джекобс
