Александрос Петерсен и Рафаэлло Пантучи опубликовали свои работы по анализу предполагаемого укрепления китайского влияния в Центральной Азии. Я до сих пор не видел много доказательств того, что Китай был очень активен и даже успешен в построении сети влияния в регионе. Но сегодня, Александрос опубликовал новые провокационные сообщения в иностранном блоге политика, моего друга Стива Левина:

Было бы более верным сказать, что избрание Китаем туркменского, казахского и узбекского газа вместо российского вынудило Газпром пересмотреть свою региональную стратегию. Хотя переговоры по ценам с Москвой длятся на протяжении последних пяти лет, Китайская национальная нефтяная корпорация (CNPC) консолидировала и  модернизировала в значительной степени существующую транспортную инфраструктуру для создания газопровода «Китай-Центральная Азия». В результате сдвиг в энергетической геополитике региона свидетельствует о  подъеме Китая.

 Это  показывает что намерения Пекина по своей сути имеют геополитический характер. Одним из составляющих успеха Пекина является стабильность - государства-клиенты с предсказуемыми, подчиненными правительствами. Пекин считает, что он достаточно влиятелен в Центральной Азии, в то время как Россия и западные «актеры» генерируют нестабильность.

Никто не будет спорить, что Китай расширяет свое экономическое присутствие в Центральной Азии. Но, очевидно, что расширение не обходится без сложностей или сопротивления. В 2007 году, например, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев сказал очень явно, что он был недоволен несбалансированными экономическими отношениями между Астаной и Пекином. Ранее в этом году «Eurasianet» разместила статью с подробным описанием негодования кыргызстанцев по поводу усиления влияния Китая в регионе. И парламентские дебаты в Таджикистане по уступке некоторой территории  Китаю год назад вызвали беспокойство как в Таджикистане, так и в соседних странах.

Так что, хотя Китай, возможно, и хочет усилить свое присутствие в регионе (и опять-таки на самом деле нет много доказательств этому), это еще не  решено. Местные власти все еще не уверены в этом вопросе.

Однако обратите внимание на нижеследующее:

Представитель CNPC сказал: «Некоторые региональные партнеры используют наше  присутствие как инструмент внешней политики». Он добавил «…Китайские компании не участвуют в политике» Я слышал термин «невмешательство» и «гармоничные отношения» больше раз, чем я мог рассчитывать. Но, обращаясь к туркменской сделке напрямую, старший политик в китайском министерстве энергетики сказал, «энергетика является основой для более широких взаимоотношений с Туркменистаном, который мы рассматриваем как основного, долгосрочного партнера в регионе». Казахстан имеет гораздо больше нефти, в дополнение к природному газу, но Туркменистан, как представляется, по крайней мере, не менее интересен для Китая. Когда я спросил, являются ли отношения с Туркменистаном важными в свете недавних беспорядков в Казахстане, в части импорта энергоносителей, он ответил просто: «Да».

Это весьма любопытно особенно в свете того, что трубопровод, который транспортирует туркменский газ на восток в Китай, должен пройти через семьсот миль территории Казахстана. 

Какими бы ни были отношения Китая с Туркменистаном, в случае если Казахстан перекроет трубопровод, это не станет препятствием. Тем не менее, несмотря на кажущуюся скептицизм Александроса относительно «китайского стремления к гармоничным отношениям» со странами Центральной Азии, есть основания словить их на слове: академические исследования китайской внешней политики показывают явное предпочтение дипломатии перед силой для обеспечения стабильности даже за счет китайских территориальных целей.

Это резко контрастирует с отношениями Китая с Пакистаном. Особенно по вопросам терроризма, Китай в меньшей степени стесняется открыто оказывать давление на Исламабад, чтобы добиться уступок. Это произошло отчасти потому, что китайские инвестиции в Пакистан это не только вопрос некоторых китайских компаний либо инвестирование и строительство местных дочерних компаний, но и результат крупных, политически значимые проектов, таких как порт Гвадар и крупные военные продажи. С другой стороны, давление на центрально-азиатские правительства, например, облавы на некоторых уйгурских активистов, которых они не любят, любом случае едва ли стоит упомянуть, тем более что это не налагает никаких обязательств на лидеров, которые это делают.

Важно иметь в виду, что Китай не работает в вакууме, и что другие страны - Россия, Турция, США - также потратили много времени и денег, пытаясь купить влияние в регионе. США, которые только что объявили, что это «закачали» 1,4 миллиарда долларов в экономику Кыргызстана через базу Манас с 2001 года, трудно трансформировать свои огромные расходы в фактическое влияние. Россия и Турция также видят сокращение своего влияния в регионе.

Тем не менее, последствия политики Китая в Центральной Азии не являются таким же, как сама политика, и это то, что утверждает Александрос. Но, несмотря на большой разговор о китайских планах делать что-то  значимое в регионе, нет данных, что есть согласованный, долгосрочный план по созданию решающего китайского контроля над территориями. И это большая проблема, которая возникла  у меня – проблема с формулировкой: это является дедуктивным анализом того, что Китай может делать, но просто нет достаточно данных, чтобы окончательно сказать, что это именно то, что Китай намерен сделать. И что более важно, нет понимания того,  хорошо это или плохо, - и должны ли  США реагировать или повода для беспокойства нет.

Joshua Foust