О подростковых суицидах. Естественно, абсолютную чушь сейчас вещают СМИ и так называемые психологи о том, что, дескать, "социальные сети во всем виноваты". Нашли крайнего, как говорится. Когда мне было 14-15 лет, никаких социальных сетей в помине не было, а Интернет был труднодоступен. Тем не менее, самоубийств среди подростков было предостаточно. В моем классе повесилась девушка, от которой этого, казалось бы, труднее всего было ожидать, причин никто так и не узнал (хотя, вероятно, дело было в ее 25-летнем бойфренде и наркотиках), почему красивая и веселая блондинка из обеспеченной семьи чиновника городской администрации на исходе учебного года, когда мы заканчивали 10-й класс, с утра собрала подружек, развлекалась и хохотала, а после их ухода залезла в петлю. А парой месяцев раньше из дома напротив выбросился девятиклассник — его оставила девушка, а директриса наотрез отказывалась брать в 10-й класс из-за шести троек, очевидно, вымогая взятку. Парень поднялся на общий балкон последнего, 16-го этажа, предварительно расписав лестницу словами популярной тогда песни "I wanna get away, I wanna fly away", — и сиганул вниз. Это только в нашей школе. В других школах тоже и вешались, и выбрасывались из окна либо с крыши, и резали вены, чаще всего успешно. И проще всего переложить ответственность за то, что происходит в этом больном обществе, на абстрактный "Контакт", искать причину в следствии.

А в самом общем смысле корень всех этих подростковых страданий — аномально затянутый возраст детства во всех "цивилизованных" странах (Россия в этом плане еще не худшее место, во многих западных государствах и 20-летний человек считается малолетним). Делается это, разумеется, с тем прицелом, чтобы отсечь значительную часть молодежи от политической жизни, обуздать ее, одомашнить и принудительно загнать в стойло "подростковой субкультуры". В 15 лет у человека есть уже какие-то убеждения, человек уже принимает важные мировоззренческие решения, человек может влюбиться, у человека пробуждаются естественные сексуальные инстинкты — но нет вам, его все в упор продолжают считать "ребенком", не пуская в большой взрослый мир, не принимая его всерьез. Отсюда — дикая стена отчуждения между подростками и "взрослым поколением". Последнее воспринимает первых откровенно неадекватно, как если бы зеленое мы стали упорно называть красным. Оборотной стороной такого социального дальтонизма является то, что родители даже представить не могут, что происходит в жизни и душе их детей. И дело даже не только в том, что подростки с ними не делятся и ничего им не рассказывают. Проблема — в глупых стереотипах: "15-летний ребенок еще ни о чем таком не думает", "что вы, это же ребенок, какие у него могут быть взгляды — на него кто-то влияет", "вот если бы были хорошие детские игры и воспитатели". У Германики в "Школе" есть показательный эпизод в конце, когда Носову пытаются отвлечь от ее переживаний какими-то пластилиновыми рыбками, как дошкольницу.

Боже мой, в том же Иране, который принято изображать "тоталитарным государством, в котором не продохнуть", 14-15-летние парни уже воевали в ирано-иракскую, а некоторые девушки в этом возрасте выходят замуж — и ничего страшного в этом нет, все лучше, чем быть бездетной и безбрачной в 32 года. Да, не все эти браки удачны, годам к 30 определенная часть этих женщин разводится, но с тем отличием, что к этому возрасту они состоялись как матери, и у них уже вырастут взрослые сыновья в то время, как они будут еще совсем молодыми женщинами. Что с того, что их могут к чему-то там приговорить? — в деградирующей демократической России нет смертной казни, но подростки тысячами приговаривают себя сами.

Вторая причина этих суицидов — весь тот шлак, которым накачивают это подростковое гетто. Дебилизирующие передачи, бесчисленные дегенеративные субкультуры типа эмо, пошлые реалити-шоу, молодежные таблоиды с практическим руководством по быстрому лишению девственности, ксюшади и маши малиновские — подростков будут пичкать любой дрянью. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, да хоть бы даже и вешалось — лишь бы ни на какие манежки и тахриры не выходило. Разумеется, в подростковых сообществах процветает либо розовый дебилизм, либо черный депрессняк и декаданс, потому что от потока пошлости, в конечном итоге, смертельно устаешь. Некуда деть здоровую молодую энергию — она сублимируется в выпивку, наркотики и беспорядочный секс, а оттуда до крыши 16-этажки не так далеко, ибо все это, опять же, бессмысленно. А человеку в конечном итоге нужен смысл.

И третья причина — это синдром разложения и распада в сегодняшней Российской Федерации, который захватывает все общество. Уничтожаются наука, армия, промышленность, народ спивается и становится все более нищим, светлых перспектив не видно. В советское время, хотя тогда подростки точно так же считались детьми, их всеми силами ориентировали на светлое будущее, внушая, что все дороги открыты для молодежи и впереди много прекрасного и интересного. Хочешь — в летчики иди, хочешь — становись великим ученым или известным артистом. И подростки загорались этой перспективой, шли в разные кружки, занимались творчеством, веря, что вот скоро распахнется дверь во взрослую жизнь и они отдадут себя любимому, захватывающе интересному делу. В современной России никаких таких радужных перспектив нет. Потолок мечтаний — стать сырым офисным планктоном, бравировать друг перед другом тачками и фотографиями на "Одноклассниках"; наука не финансируется и считается уделом лохов и неудачников со странностями, в искусстве клановость и блат, если не принимать во внимание общую деградацию культуры (за исключением несистемного искусства и андеграунда). Всё более прогрессирующий массовый идиотизм взрослых, разобщенность и поляризация общества, перспектива грядущей войны всех против всех усиливают ощущение безнадеги и того, что дальше будет только хуже, ну и скука — бесконечная скука и серость жизни.

А психологи с бодрой наивностью стращают — социальные сети, социальные сети... И призывают еще больше закрутить гайки, усилить контроль и прессинг над этим подростковым гетто, чтобы депрессия, злоба и отчаяние в нём многократно возросли...

Ей-Богу, в условиях "жуткого тоталитаризма" кому-то, может, страшнее, чем в демократическом болоте, однако ж — намного все светлее и радостнее.