В 2010 году выдающийся математик Григорий Перельман отказался от премии в $1 млн за решение одной из математических задач тысячелетия. Свой отказ он объяснил просто: "У меня есть все, чего я хочу". Четырьмя годами ранее он отказался от премии Филдса, которую в сфере математики принято приравнивать к Нобелевской. "Меня не интересуют деньги или слава. Я не хочу быть выставленным перед людьми, как животное в зоопарке, – заявил тогда Перельман. – Я не герой математики. Я даже не так и успешен, вот почему я не хочу, чтобы все на меня смотрели".
Каких только версий не строили тогда журналисты, пытаясь дать правдоподобное объяснение "странному" поступку гения! А ведь он всего-навсего верно исполнил вторую заповедь известного всем Декалога.
Слава, для которой создан человек, зачастую оказывается недостижимой именно потому, что мы в большинстве случаев ищем популярности, а не чести. Известность и признание, поклонники и премии оказываются самым серьезным врагом всякого рода таланта. Так что гению лучше было бы и совсем не знать их.
Существует философская притча о пользе подобной наивности. Однажды муравей повстречал на лесной тропинке сороконожку и заговорил с ней:
– Ах! Как легка и грациозна твоя походка! Открой секрет, мне, колченогому рабочему муравью. Как ты успеваешь уследить сразу за всеми своими ногами? Должна же быть какая-то схема?
Сороконожка задумалась, посмотрела на свои ноги и... не смогла сдвинуться с места. Сначала это ее напугало, затем рассердило:
– Отстань, невежа, со своими расспросами!
И, не обращая более внимания на поклонника, продолжила путь, перебирая лапами с ловкостью виртуоза, что вызвало у муравья новый приступ восторга.
Можно поставить маленький эксперимент и подшутить над приятелем, который умеет делать что-то мастерски, например, виртуозно играет на гитаре. Для этого достаточно попросить его объяснить, как он это делает. Пусть исполнит сложный пассаж медленно и осознанно. Забавно будет наблюдать его смущение, ведь сделать это практически невозможно – не проще, чем сохранить естественное выражение лица, глядя на себя в зеркало.
Попросить человека: "Скажи что-нибудь" – это верный способ заставить его замолчать. Высшие творческие акты относятся к числу тех действий, которые могут осуществляться во всей полноте лишь бессознательно. Их сложность и скорость слишком высоки для понимания. Так пушкинский импровизатор из неоконченного романа "Египетские ночи", способный в одну минуту сочинить великолепный экспромт на заданную тему, признается: "Всякий талант неизъясним... Никто, кроме самого импровизатора не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между собственным вдохновением и чуждою внешнею волею – тщетно я сам хотел бы это изъяснить".
Начинающий музыкант снова и снова проигрывает заданное упражнение с одной целью – заставить сознание заскучать от монотонности происходящего и отвлечь его от выполняемого действия. Как только "правая рука" перестанет "знать, что делает левая", появляется мастерство. В этом суть любого упражнения – будь то тренировка по боевым искусствам или обучение вождению автомобиля.
Практика психоанализа тоже исходит из этой особенности сознания и бессознательного. Врач, используя метод толкования сновидений или свободные ассоциации, выясняет содержание комплекса, который сформировался в бессознательном пациента и вызвал невроз. После того, как эта задача выполнена, психоаналитик приступает к лечению. Пациенту просто-напросто объясняют суть и происхождение работающего в нем болезненного механизма. Сознание человека обращается на этот механизм и блокирует его, точно так же, как вопрос муравья парализует сороконожку.
Однако любой метод может быть использован не только в благих целях. Так похвала, обращенная к таланту, и в особенности тонкая и предметная лесть, обращают сознание художника к тем механизмам в его душе, которые и привели к появлению шедевра. В результате наиболее яркие способности, составляющие творческую самобытность личности, оказываются заблокированы. Приступая к созданию нового произведения, такой человек сознательно пытается воспроизвести то, что вызвало наибольший восторг публики и начинает плохо подражать самому себе. Так наступает смерть мастера. "Премии только мешают, – говорил Хемингуэй. – Ни один сукин сын, получивший Нобеля, не написал после этого ничего путного, что стоило бы читать". Единственным средством, способным реанимировать талант, является "рецепт сороконожки". Нужно презреть популярность, забыть слова похвалы и вспомнить "первую любовь свою", как это делал пушкинский Сальери:
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался – слезы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыки, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке...
Премии и награды, популярность и всенародное поклонение, помимо прочего, разрушают плодотворную наивность и блаженное неведение таланта относительно его судьбы, лишая гений важного качества – дерзновения. Так, рассуждая о пользе и вреде истории для жизни, Фридрих Ницше замечал, что великие герои прошлого могут вдохновлять человека "деятельного и мощного", который "нуждается в образцах, учителях, утешителях и не может найти таковых между своими современниками". Но те же самые герои могут быть использованы и против души с яркой художественной индивидуальностью. "Бессильные и малохудожественные натуры", "кружась с необыкновенным усердием в какой-то идолопоклоннической пляске вокруг плохо понятого монумента", говорят: "Смотрите! Великое уже существует... Не обращайте внимания на тех, кто чего-то ищет, к чему-то стремится!"
Поэтому каждый художник должен помнить: кумир, сотворенный для тебя или из тебя, противодействует твоему таланту. И важнейшим жизненным принципом для тебя должна стать известная заповедь народа Израилева.