Англичане и арабы. - 7 Марта 2012 - Наш Мир - Казахстанская Республиканская Газета

Гилберт Клейтон, британская разведка. Каир

Как видно из этого текста, легендарная компетентность британской разведки, мягко говоря, немного излишне преувеличена, и вполне соответствует компетентности пресловутых «британских учёных». Немудрено, что сэры сами себя в результате переиграли и вынуждены теперь покупать нефть по 100 долларов за напёрсток.

Каирская клика и расчленение Порты

Непредвзятый взгляд на карту Ближнего Востока порождает сильное недоумение у человека, знакомого с картой Оттоманской империи. Границы возникших на ее месте «независимых национальных государств» никак не совпадают с границами оттоманских провинций (велаятов). Этот феномен объясняется особенностями образования и психики людей, фактически поделивших Турцию после ее поражения в первой мировой войне. Речь идет об узком круге советников и помощников военного министра Британии, лорда Горацио Герберта Китченера.

28 июля 1914 года — в тот же день, когда был отдан приказ о захвате турецких дредноутов, Черчилль обедал с Китченером, занимавшим на тот момент должность британского проконсула («генерального агента») в Египте. Китченер отвечал за безопасность Суэцкого канала и скорейшую переброску, в случае необходимости, войск из Индии на европейский континент. Черчилль сказал Китченеру: «Если начнется война, Вы не вернетесь в Египет». У Китченера подобная перспектива не вызывала особого восторга: он прибыл в Британию для участия в торжественных церемониях по присвоению ему титула герцога Хартумского. Он намеревался стать вице-королем Индии. Сама Британия и ее проблемы никак лорда не привлекали.

Тем не менее, в день отплытия из Дувра 3 августа Китченер был остановлен телеграммой премьера Асквита (Китченер уже был на борту парохода, отправлявшегося в Марсель и жаловался на неоправданную задержку). Как выяснилось, отплытие было не задержано, а аннулировано. Британские правящие круги влезли в мировую войну и только после этого поняли, в каком хаотическом состоянии находится армия. Асквит, под давлением общественного мнения , сделал Китченера, наиболее прославленного и авторитетного солдата империи, военным министром.

Лорд Китченер

Китченер был настоящим национальным героем: Он отомстил за смерть генерала Чарльза Джорджа Гордона, разрушил империю дервишей, отвоевал Хартум и Судан. Позднее, в 1889, он пресек попытки французского проникновения в форте Фашода, Судан. Англо-бурская война для британцев началась очень плохо, но прибытие Китченера на театр военных действий обеспечило ее победоносное завершение. Далекие форпосты империи, на которых он служил, создали его славу. Дистанция превращала его в колоссального, магического сфинкса, восседающего над пустыней. Одиночка, использовавший небольшую группу советников и адъютантов в качестве стены против внешнего мира, в популярной мифологии превратился в сильного и молчаливого героя.

Гражданские члены кабинета (а стоит отметить, что в нем не было военных со времен Веллингтона) испытывали по отношению к Китченеру священный трепет. На первых же заседаниях он потряс их пессимистическими прогнозами: что война будет длиться долго, минимум три года, что в результате погибнут миллионы людей, и что исход войны будет решен на полях сражений Европы, а не в морских битвах. В августе все еще верили в победоносную кратковременную кампанию. Китченер начал процесс создания современной массовой армии, о которой в то время мало кто имел представление, с целью победы в тотальной войне.

По иронии судьбы, из-за случайного совпадения обстоятельств, которые конструируют науку, известную нам под именем «история» во главе британской военной машины встал национальный герой, считавший себя и считавшийся специалистам по Востоку. Это наложило отпечаток на всю последующую британскую политику в регионе — и на ее плачевные последствия.

Непосредственно перед назначением на пост военного министра Китченер правил Египтом, который все еще номинально считался частью Оттоманской империи. Британцы оккупировали Египет в 1882 году, «с целью наведения порядка». Наведя порядок британцы ретироваться не стали. Египет был относительно новой прибавкой к британской сфере влияния. Офицеры, служившие в Каире, развили свой, особый взгляд на события, происходящие в арабском мире. Будучи дислоцированы в арабской стране, они возомнили себя экспертами в арабских делах, каковыми они не являлись. Они также были весьма раздражены тем, что их «экспертизой» не пользовались, что им активно противостояли два государственных института, традиционно ведавших в империи отношениями с исламским миром — министерство иностранных дел и правительство Индии. Ни Китченер, ни его подручные не продемонстрировали понимания той великой разницы, которая существует между различными общинами Ближнего Востока. Арабы и египтяне, например, говорят на одном языке, но сильно отличаются друг от друга по этническому составу, культуре, внешнему виду и историческим обстоятельствам. Даже если каирская клика была экспертом по египетским делам, это не означало, что ее члены были экспертами по делам арабским.

Британцы знали, что хедив — египетский принц, в тени авторитета которого они правили страной, намерен расширить зону своего влияния. Амбиции хедива — номинально наместника турецкого султана, заключались в том, чтобы занять его место в качестве духовного лидера исламского мира — халифа в арабоязычных провинциях империи, и тем самым расколоть ее надвое. Другой вариант заключался в том, чтобы провозгласить священный халифат в Мекке, которым бы правил один из клиентов хедива.

Большая стратегия и комбинации мировой политики оставались вне фокуса офицеров британского Каира — места, обладавшего по выражению одного из помощников Китченера «всеми признаками ограниченности и провинциальности британского гарнизона».

Начало войны потребовало от империи немедленно прояснить характер британского присутствия на Кипре и в Египте, поскольку оба официально считались частью оттоманской империи. Кабинет просто потребовал их прямой аннексии. «Секретарь по делам Востока» Китченера Рональд Сторрс высказал яростные протесты против аннексии Египта, указывая на то, что они прямо нарушают 40 лет британских обещаний «предоставления независимости». «Агентство» (администрация в Каире, главой которой был Китченер) выступило за предоставление Египту статуса протектората. Кабинет согласился — и это стало признаком всех дальнейших отношений кабинета и агентства в формировании будущей ближневосточной политики, или, точнее, раздела Турции.

Кабинет, например, разрешил агентству установить в Египте тот порядок правления, который впоследствии предполагалось распространить на весь арабский мир. В отличие от Индии, где была введена прямая система британского правления, в Египте британцы правили в тени местного наследного принца, от имени которого издавались написанные британскими советниками указы и законы.

Процесс принятия египетского решения стал предтечей и образцом всех последующих решений, которые Сторр и другие члены антуража Китченера принимали в тени славы фельдмаршала. Когда взгляды правительства на то, что происходит на Востоке вступали в противоречие с взглядами Китченера, как правило, побеждал Китченер и его люди. Уникальный престиж фельдмаршала делал это возможным. Характерной, в этом отношении, является пометка министра иностранных дел, сэра Эдварда Грея, на одной из каирских телеграмм: «Согласен ли лорд Китченер? Если да, я тоже согласен».

Еще одной из причин, по которой министры с легкостью соглашались с рекомендациями «специалистов» были общая невежественность и неведение о делах Ближнего Востока, масштабы которых трудно себе представить в нашу информационную эру. Сэр Марк Спайс, один из немногих депутатов парламента, лично объездивших оттоманские земли, сообщал о полном отсутствии литературы, посвященной географии и истории турецкой империи. Все имевшиеся в наличии «истории» не основывались на оригинальном исследовании, и все были , в большей или меньшей степени, копией германской монографии 1744 года. В 1917 году, при подготовке наступления на Сирию, британская разведка сетовала на то, что не существует книг и атласов, посвященных этой провинции «ни на одном из европейских языков».

После объявления войны британская разведка столкнулась с полным отсутствием карт. Исключением стал Синайский полуостров, карта которого была изготовлена одним из офицеров разведки Китченера. Когда война дошла до Ближнего Востока, и политики, и солдаты знали, что речь о не исследованной, и, в буквальном смысле слова, не нанесенной на карту территории.

Китченер всегда опирался на свой штаб. Он стал военным министром, и это означало не только то, что он переехал в Лондон, но и то, что центр власти и влияния сместился в Каир, в руки его верных помощников. Наибольшее значение имел тот факт, что уже к концу 1914 года Китченер выбрал людей, которые должны были консультировать правительство в делах арабского мира и осуществлять правительственную политику на Востоке. Передавая им эту власть, Китченер перенес центр тяжести принятия решений из космополитической столицы мировой империи, где чиновники, возможно, не обладали специфическими познаниями о Ближнем Востоке, но имели представление о «всемирном процессе» в колониальные столицы Египта и Судана, где старые предрассудки никто не осмеливался критически проверить или бросить им вызов.

Слабость военного министра, как указывал один из современников, заключалась в том, что он ощущал себя в Лондоне больше чужаком, чем в Каире или Калькутте. Фельдмаршал чувствовал себя крайне неуютно в незнакомом окружении. Вместо того, чтобы консультироваться с экспертами военного министерства и МИДа, он продолжал советоваться со своим персоналом в Каире. Он попросил Рональда Сторрса, своего «секретаря по делам Востока», остаться и помочь ему в Лондоне. Сторрс указал ему, на невозможность такого варианта, запрещенного соответствующими правительственными инструкциями. Несмотря на это, Китченер продолжал прислушиваться к мнению Сторрса даже после того, как тот вернулся в Каир. Следует отметить, что Сторрс, сын англиканского священника, вряд ли преуспел бы в Лондоне — они имел всего лишь первую академическую степень по восточным языкам и литературе. 10-летняя служба в офисе «египетского агента» превратила его, однако, в одного из главных экспертов империи по восточным и арабским делам.

Фрэнсис Вингейт

К концу 1914 года стало ясно, что война закончится не скоро, и также нескоро Китченер вернется в Каир. Настало время избрать нового агента. Им, по персональному требованию Китченера , стал сэр Генри МакМахон, бесцветный индийский чиновник накануне пенсии. Тем не менее, «каирская клика» продолжала напрямую докладывать военному министру, минуя голову МакМахона, получившего новый титул «Генеральный Комиссар». Главной военной фигурой в регионе стал генерал-лейтенант сэр Фрэнсис Реджинальд Вингейт. Он, вслед за Китченером, стал сирдаром (командующим) туземной египетской армии и генерал-губернатором Судана. Вингейт также считался большим экспертом в восточных делах и хорошо знал арабский. Вся его военная карьера была сделана на Востоке, в основном, в военной разведке. Один из очарованных современников писал о Вингейте времен хартумской кампании: «Что касается этого таинственного сына лжи, Араба, полковник Вингейт может беседовать с ним часами, и, по окончании разговора точно определить не только, сколько правды в его разговоре, но и то, что тот попытался скрыть. Ничто не может быть скрыто от Вингейта». Вингейт, управлявший выжженным солнцем Хартумом, находившемся в 1345 милях от Каира, чувствовал себя брошенным, ненужным и недооцененным. Оттуда, в письме к другу он жаловался на то, что его геополитические предложения об использовании «нашей близости к священным мусульманским местам» блокированы правительством Индии, и потому он предпочитает «хранить молчание».

Агентом Вингейта в Каире (официальным представителем администрации Судана при правительстве Египта) был сэр Гилберт Клейтон. Он также провел основную часть своей жизни, воюя в Судане и Египте, и ему предстояло стать одним из создателей новой британской ближневосточной политики. Он также был главой разведки египетской армии.

Клейтон стал фактически главой арабской политики империи 31 октября 1914 года, когда его назначили одновременно главой разведки британской армии, главой гражданской спецслужбы в Египте и главой разведки египетской армии одновременно. С этого момента Лондон получал только одну версию разведывательных данных, только одно толкование событий вместо трех. Перед войной всего лишь артиллерийский капитан, к ее окончанию Клейтон стал генералом.

Клейтон по-отцовски руководил молодыми британскими археологами и ориенталистами, стекавшимися в Каир, чтобы служить в разведке под его руководством. Для них он был олицетворением компетентности и «тертого калача», знающего свое дело.

Несмотря на то, что МИД и правительство Индии периодически возражали против директив, производимых Вингейтом и Клейтоном, никто во время войны и сразу после ее окончания не ставил под вопрос их профессиональные способности и знания, основанные на опыте многолетней службы на Ближнем Востоке. Только через несколько лет после окончании войны Ллойд Джордж, опираясь на ставшие доступными документы германской стороны, смог выдвинуть тезис об их опасной некомпетентности.

Ранним признаком таковой стал доклад местного британского военного командира, генерала Максвелла, за месяц до начала войны с Турцией. Он сообщал Китченеру, что не может «получить никакой достоверной информации из Константинополя, Малой Азии и Сирии. В то же время «Восток наполнен германскими шпионами, и они получают хорошую информацию» Само правительство Египта было наполнено оттоманскими шпионами, и от них не смогли избавиться до 1916 года, когда чисткой занялся присланный Лондоном Виндхэм Дидс.

Если Максвелл хотя бы проявил честность и признал, что разведывательной информации у него нет, то Клейтон и Вингейт попали в ловушку и верили, что такая информация у них есть. Вслед за Фитцморисом они полагали, что оттоманское правительство находится в руках прогерманских евреев. В конце 1914 году генерал Вингейт обвинял в войне «синдикатов евреев, финансистов и безродных интриганов».

Вингейт и его коллеги совершили ошибку обобщения и преувеличения тенденций, господствовавших в «мусульманском общественном мнении». Сразу после начала войны Сторрс послал Максвеллу доклад, основанный на сообщении сирийского информатора: «Обитатели Сирии полны ненависти к оттоманскому режиму, поскольку они верят в то, что тот поддержит сионизм. Эти сионисты крепко связаны с Берлином и Константинополем и являются самым важным фактором в современной политической жизни Палестины». Фальшивые слухи о том, что Берлин и турки поддерживают сионизм позднее сыграли немалую роль в решении британского кабинета издать контрдекларацию, поддерживающую сионизм.

Сторрс ошибочно полагал, что турки влезли войну из-за сионистов — последующее исследование МИДа показало, что большинство населения империи, даже населения нетурецкого поддерживало и войну, и альянс с Германией. Столь же ошибочным было мнение, что мусульманская ненависть к идее еврейской Палестины пробудилась лишь после начала войны. Корни мусульманской вражды к евреям лежат гораздо глубже, и враждебность была выражена открыто с первыми попытками создания еврейских колоний в Палестине.

В оценке настроений неудовлетворенности турецким правлением в некоторых частях оттоманской империи Китченер и его лейтенанты не смогли уловить наиболее выдающуюся характеристику мусульманского Востока — при любом раскладе он не был готов к тому, чтобы им правили немусульмане. За линией фронта было множества разочарованных младотурками правоверных, но для них альтернативой было другое турецкое правительство, или даже правительство нетурецкое, но, в любом случае мусульманское.

Сторрс, очевидно, предполагал, что он может обдурить всех, претендуя, что египетская власть заменит власть турецкую. Он предлагал создать новую египетскую империю, которая должна была заменить империю оттоманскую, а за ее фасадом правил бы, в качестве британского наместника, лорд Китченер. Сторрс испытывал особое наслаждение от сообщений о том, что оттоманское правление стало непопулярным в Сирии — он вообразил, что может предложить сирийцам популярную альтернативу: вхождение Сирии в состав Британского Египта.

В дополнение к этому, существовало соперничество в борьбе за симпатии сирийцев между двумя основными союзниками: Британией и Францией. Британцы ошибочно предполагали, что сирийские мусульмане, ненавидящие турок, германцев, сионистов и французов, бросятся встречать их с распростертыми объятиями. Французы, также ошибочно, предполагали, что радостно встречать будут их.

Во время крестовых походов французские рыцари завоевали королевства и построили замки в Сирии. Тысячелетие спустя еще можно было найти довольно много французов, свято веривших в то, что Сирия является неотъемлемой частью Франции.

Немедленно после начала войны французские двойники Клейтона и Вингейта начали строить планы оккупации Сирии. Посол Франции в Каире и генеральный консул в Бейруте разработали план вторжения, в котором должны были принять участие 2 тысяч солдат французской регулярной армии и 30 тысяч «местных добровольцев». Все это замысливалось ради того, чтобы опередить Британию. Предложение было выдвинуто в наиболее неподходящий момент. Оно достигла Парижа в ноябре, когда внимание даже самых сумасбродных империалистов было приковано к смертельной схватке с германцами во Франции и Бельгии. Тем не менее, уже в следующем месяце чиновники военного министерства схлестнулись с МИДом. Военные требовали немедленной аннексии, дипломаты яростно возражали. С точки зрения МИДа, сохранение оттоманской империи создавало гораздо больше выгод, чем ее расчленение: перед войной Франция поставляла 45% иностранных инвестиций Турции и владела 60% ее внешнего долга.

По дороге в Каир новый генеральный комиссар Египта МакМахон остановился в Париже, где имел беседы с высшими французскими чиновниками. МакМахон славился отсутствием ума и некомпетентностью. Его тупые замечания, однако, были восприняты французами как попытки скрыть некий важный проект. Возбудившийся министр войны Александр Миллеран сообщил о подозрительных разговорах кабинету и получил авторизацию на немедленное создание экспедиционного корпуса.

Между тем, в феврале 1915, министр иностранных дел Теофиль Делкассе отправился в Лондон. Он обсудил «проблему» с сэром Эдвардом Греем. Два министра согласились на том, что Британия не будет атаковать Сирию без того, чтобы предварительно уведомить Францию. Два министра также договорились о разделе оттоманской империи. Теоретически, Британия обещала не противодействовать французским экспериментам с Сирией, хотя и предпочла бы сохранение империи. Практически, британские и французские агенты на местах рассматривали друг друга если не как врагов, то как соперников.

Англичане и арабы. Часть вторая

1914: лорды приручают магометанство

Наиболее характерной чертой отношений Запада с Ближним Востоком на протяжении всего минувшего столетия являлось фундаментальное взаимное непонимание. Большая часть причин этого непонимания восходит к инициативам лорда Китченера на ранних стадиях первой мировой войны. Особенности его характера, недостатки в его понимании мусульманского мира, дезинформация, регулярно получаемая им от его лейтенантов в Каире и Хартуме и его выбор арабских политиков, с которыми он соглашался иметь дела наложили отпечаток на всю историю региона – вплоть до наших дней.

Следует учесть модернистский подход Китченера к Ближнему Востоку. Он отличался от большинства представителей британской элиты, среди которых можно назвать Асквита, Грея и Черчилля, у которых даже после вступления Турции в войну не было к ней никаких территориальных претензий. Британия была готова удовлетворить ненасытный аппетит своих союзников по Антанте за счет турецких территорий в Малой Азии, но сама не имела никаких оккупационных планов.

Китченер, напротив, намеревался захватить наиболее важную, арабоязычную часть империи. Это означало тотальную переориентацию традиционной британской политики.

Китченер, как и большинство британцев, долго живших на Востоке, верил в то, что в жизни мусульманского общества религия играет главную роль. Но Китченер, как и его советники и эксперты, ошибочно представлял себе магометанство в качестве некоей централизованной, авторитарной структуры. Они воспринимали ислам как монолит, как «это», как организационную пирамиду, в которой низы беспрекословно выполняют приказы верхов. Перед их глазами был пример конквистадора Кортеса, управлявшего гигантской империей ацтеков только потому, что ему удалось установить личный контроль над императором, или французских рыцарей, полагавших, что они являются властелинами христианства после того, как перевезли Папу в Авиньон.

В этом же направлении мыслила каирская клика, предполагавшая, что ислам может быть куплен, или что им можно будет манипулировать, в случае, если удастся купить или контролировать его верхушку. Им нравилась идея управления в тени халифа – прямого наследника пророка Мухаммеда. С его помощью они надеялись контролировать весь исламский мир.

Центральной в анализе Китченера была теория о том, что халиф (на начало войны – турецкий султан) может использовать свой громадный авторитет для того, чтобы мобилизовать ислам против британских интересов в Индии, Египте и Судане.

Только в Индии проживали более 70 миллионов суннитских мусульман, и они составляли непропорционально большую часть Индийской Армии. Китченер рассматривал султана в качестве марионетки в руках евреев и германцев, и он опасался того, что с победоносным окончанием войны султан станет марионеткой нового-старого соперника Британии на Ближнем Востоке – России.

Над Китченером и его группой всегда висел призрак Индийского мятежа (1857-1859), восстания в Судане, которое он сам подавил, и панисламских беспорядков в Египте в 1905-1906 годах. Директор британской разведки Джон Бухан драматизировал эти страхи в новелле 1916 года Greenmantle . По сюжету, Германия раздувает мусульманскую священную войну против Британии, и поддерживает «пророка» появившегося в Турции.

Любопытным аспектом взглядом Китченера являлось представление о том, что халиф, контролируемый германцами представлял серьезную опасность, и с его помощью Германия могла попытаться выбить у Британии почву из под в Индии. После окончания войны, халиф, контролируемый русскими, представлял неимоверно большую, смертельную опасность: Китченер верил в то, что Россия попытается отвоевать у Британии Индию.

Эмир Мекки Хоссейн бин Али

В этом контексте предложения Китченера были просты, логичны и красивы. Мухаммед был арабом, и поэтому халиф тоже должен быть арабом. Дополнительным преимуществом был тот факт, что Аравийский полуостров имеет протяженную береговую линию, которую британский флот мог с легкостью контролировать, изолируя халифа от дурного влияния европейских конкурентов. Как только Британия победит в войне и будет способна посадить на трон своего халифа, она будет способна контролировать ислам. Помощники лорда быстро нашли подходящую кандидатуру – эмира Мекки.

Гилберт Клейтон напомнил Китченеру, что Абдалла, старший сын правителя Мекки Хуссейна, посетил Каир непосредственно перед началом войны. Абдалла уверял, что арабские земли «созрели» для мятежа против ненавистного оттоманского диктата. На тот момент у Абдаллы имелись опасения полагать, что младотурки попытаются отобрать у его родителя престижный престол – и он судорожно искал поддержку за границей.

Абдалла побывал в Каире несколько раз, и он встречался там и с Китченером и со Сторрсом. Китченер в тот момент не был заинтересован во вмешательстве в отношения эмира с турками. В ходе встречи со Сторрсом Абдалла заявил, что все племенные лидеры Аравии – традиционные враги его отца, готовы объединиться ради свержения турецкого ига. Абдалла предлагал Сторрсу «афганскую модель» – при которой внутренние дела Аравии решались бы ее лидерами, а внешняя политика была бы отдана на откуп Британии. Сторссу на тот момент (апрель 1914) предложить Абдалле было нечего, но он о встрече запомнил, а идеи Абдаллы пришлись ему по душе.

Несколько арабских эмиров, действительно, находились в конфликте с младотурками. Но Гилберт Крейтон не распознал той глубины племенной, династической, религиозной вражды, которая разделяла их. На самом деле, ни один из арабских эмиров не был готов принять другого в качестве лидера.

Одной из наиболее заметных фигур «арабского изгнания» в Каире был бывший майор оттоманской армии Азиз Али эль-Масри. Это был человек черкесского происхождения. Родился и воспитывался, он, однако, в Египте. Некоторое время он служил при оттоманском Генштабе – в то время когда его одноклассник Энвер-Паша, о котором он был весьма низкого мнения, стал военным министром. Разочарованный эль-Масри организовал тайное общество Аль-Ахд. Общество состояло из офицеров, противившихся политике отуречивания. Они добивались или предоставления большей роли в управлении империей ее арабоязычным элитам, или же предоставления большей автономии арабским провинциям.

В начале 1914 Энвер-Паша добился ареста и осуждения эль-Масри по ложным обвинениям. Тот, сам того не желая, оказался в роли «арабского революционера». Сам он никаких революций не хотел, его единственным желанием было лично участвовать в управлении оттоманской империей, как целым. Лорд Китченер, отвечая на призывы «общественного мнения» в Каире, ходатайствовал перед турками о помиловании. Турки эль-Масри помиловали и выслали в Египет. Таким образом, друг германцев, противник британского правления в Египте, ярый сторонник оттоманской империи, который находился в оппозиции лишь ее нынешнему правительству, вдруг оказался в центре британских интриг.

В начале сентября 1914 года эль-Масри посетил Британское Агентство в Каире и встретился с Клейтоном. Детали их разговора неизвестны. Возможно, эль-Масри рассказал британскому шпиону об Ибн Сауде и других арабских эмирах, ранее выражавших готовность поднять мятеж против Порты. Итогом разговора стал секретный меморандум, отправленный Рональдом Сторрсом лорду Китченеру. В меморандуме Сторрс поднял вопрос о возможности замены турецкого султана на посту халифа правителем Мекки.

С точки зрения сохранения стабильности в Индии для британской администрации важнейшим было сохранить открытыми маршруты хаджа для индийских мусульман, даже несмотря на войну. Эмир Мекки был единственным человеком, способным обеспечить безопасность британских мусульман во время хаджа, и он же был одним из потомков пророка Мухаммеда, и мог претендовать на престол халифа.

В меморандуме, составленном Клейтоном, выдвигалось ошибочное предположение о том, что враждующие арабские племенные лидеры – правители Асира, Йемена, Ибн Сауд и Ибн Рашид из Нежда готовы объединиться под флагом эмира Мекки ради создания «Аравии для арабов». По данным Клейтона, движение вдохновлялось хедивом – номинальным правителем Египта под султанской юрисдикцией. Хедив якобы сам желал стать халифом. Каким образом Клейтон собирался разрешить возникающее противоречие с амбициями эмира Мекки, из меморандума не ясно.

Утверждение о том, что другие арабские лидеры объединят свои усилия под руководством эмира Мекки Хуссейна впервые прозвучало за пять месяцев до этого в разговорах сына Хуссейна, Абдаллы, с Рональдом Сторрсом. Клейтон, возможно, сигнализировал своим меморандумом, что информация Сторрса была подтверждена эль-Масри или иной влиятельной оттоманской фигурой.

Клейтон своим меморандумом утверждал, что арабы готовы служить Британии уже во время войны, а не после ее окончания, как предполагалось ранее. Реакция Китченера была мгновенной и является одним из основополагающих, хотя и малоизвестных событий в истории современного Ближнего Востока. Он распорядился направить к Хуссейну гонца с секретной миссией. Китченер спрашивал Хуссейна: В случае войны, готов ли Хиджаз выступить на стороне Британии против турок. Китченер согласовал свои действия с Эдвардом Греем, показав ему меморандум Клейтона. Грей впечатлился и назвал меморандум «очень важным».

Через несколько недель гонец вернулся из оттоманской Аравии в Каир. Хуссейн дал туманный ответ, в котором просил военного министра «точно определить, что он имеет в виду». Каир немедленно телеграфировал Китченеру: » «Ответ сдержанный, но обнадеживающий».

Между тем, Агентство вновь вступило в контакт с майором эль-Масри. Арабские диссиденты в Каире, Дамаске и Париже продолжали десятилетние дискуссии на тему о том, каково должно быть лицо арабского национализма, какие рамки автономии необходимо требовать от турок и что следует понимать под понятием «арабская национальная идентичность». В контексте оттоманской политики, арабские диссиденты пытались сформулировать ответную реакцию на политику турецкого превосходства, которую проводили младотурки в пользу приблизительно 40% туркоговорящего населения империи. В той или иной степени, большинство диссидентов пыталось добиться равных прав для людей говорящих на арабском, количество которых также составляло примерно 40% населения империи.

Несмотря на то, что их часто называют националистами, более точным термином будет сепаратисты. Они добивались большего участия в управлении страной, большей политической роли для представляемых ими групп. В принципе, они были согласны на то, чтобы ими управляли турки – братья-мусульмане. В отличие от европейских националистов, их убеждения основывались скорее на религиозной, чем светской почве. Они даже не представляли определенную этническую группу – строго говоря, «арабами» можно назвать выходцев с Аравийского полуострова, в то время как арабоязычное население таких провинций, как Багдада или Дамаск, таких городов, как Алжир и Каир было потомками причудливой смеси разнородных этнических групп, наследниками культур, распространенных от Атлантического океана до Персидского залива.

Сегодня о секретных арабских обществах известно гораздо больше, чем во времена Китченера и Клейтона. Большинство участников были членами арабских элит, хорошо связанных с режимом, свергнутым младотурками. Они чувствовали, что их традиционному благополучию угрожает революционная активность «Комитетов», и именно это было основным побуждающим мотивом их действий.

Ответ Китченера Хуссейну, согласованный с Эдвардом Греем гласил: «Если арабы помогут Англии в той войне, которую развязала против нее Турция, Британия гарантирует, что никакого вмешательства во внутренние дела Аравии не произойдет, и любыми средствами поможет арабам в борьбе с иностранной интервенцией».

Ответственными за перевод телеграммы на арабский в Каире были генеральный консул Милне Читхэм и Рональд Сторрс. Они взяли на себя вольность несколько расширить толкование слов лорда Китченера. В их переводе говорилось об «освобождении арабов». Это направляло политику Британии в направлении, указанном генералом Вингейтом. В отличие от Китченера, намеревавшегося решить арабский вопрос после окончания войны, нетерпеливый Вингейт настаивал на немедленных действиях сразу после начала войны. Его целью было заманить арабов и заставить их начать действовать против оттоманской империи. Уже в январе 1915 года Вингейт, в письме Клейтону, жаловался на то, что Британия, возможно, запоздала с началом этого благородного предприятия.

После получения телеграммы Китченера арабские эмигрантские группы в Каире вступили в контакт с Клейтоном и сообщили, что люди в Хиджазе подозревают ловушку, и потребовали «разъяснений». Китченер, заручившись одобрением Грея, поручил Агентству такие разъяснения издать. Снова Агентство вышло за рамки инструкций, и в арабском переводе пообещало что в «случае, если обитатели Палестины, Сирии и Месопотамии сбросят турецкое иго, Британия гарантирует их независимость».

Проблема, однако, была не в британских гарантиях, которые становились действительными лишь в случае весьма маловероятного успешного восстания арабских провинций. Проблема была в том послании, которое сам Китченер направил в Мекку.

В нем говорилось: «Дай Бог, чтобы настоящий араб стал халифом Мекки или Медины, и да поможет ему Господь в избавлении от всех зол, что происходят сейчас». Восстановление арабского Халифата было стратегией Китченера для послевоенного противостояния с Россией. Арабы, жившие в политическом заповеднике своего полуострова, вряд ли были в состоянии это понять. Они также вряд ли осознавали, что Китченер, Сторрс, Клейтон, Вингейт совершенно не понимали природы Халифата.

С точки зрения британских лордов, халиф был исключительно духовным лидером – исламским аналогом Папы Римского. Каирская клика не осознала фундаментального факта исламской жизни: халиф был также и светским принцем, правителем, источником закона, лидером не только в молитве, но и в битве.

Далее, помощники Китченера, несмотря на всё их предполагаемое знание Востока, не сумели различить глубины той пропасти, которая разделяла исламские секты. Согласно их плану, Ибн Сауд, глава безжалостной реформистской ваххабитской секты, должен был подчиниться традиционному суннитскому правителю Мекки.

Письмо Китченера совершенно сбило с толку его получателя. Эмир Мекки вообразил, что ему предлагают стать монархом огромного королевства – и именно в него должен был превратиться, с мусульманской точки зрения, новый халиф ислама. Обрадованный эмир попросил англичан точно описать границы его будущих владений: Каир был шокирован.

Британцы намеревались поддержать кандидатуру Хуссейна на пост «Папы» ислама – пост, который попросту не существовал – но даже об этом они не знали. Они также не знали, что в глазах арабов они предложили Хуссейну стать единоличным авторитарным правителем всего арабского мира. Китченер и его лейтенанты были бы потрясены, если бы поняли, что их послания означают в мусульманском мире.

Via blockstonebite

Все горячие новости на nashmir.kz!

расписание оразы

расписание уразы

расписание рамазана

расписание рамадана