Результаты подсчета голосов подтвердили прогнозы, оценки и выводы, о которых все знали, но с которыми не хотели соглашаться. Итак, победителей первого тура двое — социалист Франсуа Олланд, предсказуемо занявший первое место, и действующий президент Николя Саркози, который столь же ожидаемо оказался на втором. Только вот разрыв между ними получился неожиданно маленьким.
Если учитывать крайнюю непопулярность Саркози, даже неприязнь к нему, испытываемую изрядной частью французов, а также изначальное лидерство социалистов и значительные ресурсы — финансовые, интеллектуальные и технические, задействованные в кампании, то их победа начинает смахивать на поражение. Проиграть в первом туре для социалистов было просто невозможно. Тем не менее, они умудрились сократить разрыв между лидерами до минимума - Ф. Олланд набрал 28,63 процента голосов, за Н. Саркози проголосовали 27,08 процента избирателей. Эти данные еще изменятся после учета голосов французов-избирателей, проживающих за рубежом, но вряд ли они сильно изменят картину.
На протяжении всей своей предвыборной кампании соцпартия не приобретала сторонников, а лишь теряла их. Напротив, Саркози выступил несколько лучше, чем ожидалось, ведь ему прочили всего 23-24 процента голосов. Для действующего президента результат, конечно, позорный, но все же менее катастрофический, чем предсказывали.
Выиграть во втором туре у нынешнего главы государства шансов практически нет. Все опросы предрекают ему поражение, вопрос лишь в том, с каким счетом. Максимальная мобилизация сторонников на сегодня дает Н. Саркози 44-45 процентов против 55-56 процентов у Ф. Олланда. Так что после 6 мая, когда французы придут голосовать во втором туре, хозяин Елисейского дворца почти неминуемо сменится. А соцпартия получит своего второго президента за всю историю Пятой республики.
Значит ли это, что Францию ожидают перемены? И да, и нет. Что касается французских социалистов, то они знамениты тем, что не только никогда не выполняли своих предвыборных обязательств, но и делали, придя к власти, все наоборот - по сравнению со своими обещаниями.
Единственным исключением был короткий период в самом начале первого президентства Франсуа Миттерана, когда возглавляемый им Союз левых сил в течение полутора лет действительно пытался реализовать свою программу, однако отступил от нее под давлением финансовых рынков. С точки зрения этого опыта можно оценить и подлинный смысл рассуждений Ф. Олланда о том, что его врагом является «финансовый мир». На первый взгляд, это явное свидетельство поворота влево, если не на уровне практики, то хотя бы на уровне риторики социалистов. Но в то же время эти слова можно рассматривать как заблаговременную попытку обеспечить себе алиби перед избирателями, которые начнут задавать вопросы о невыполненных обещаниях. «Почему ничего не сделано?». «Банкиры не дали...»
На данный момент наиболее интересным и радикальным из заявлений Ф. Олланда можно считать призыв отказаться от пакта финансовой стабильности, навязанного европейским странам совместными усилиями Ангелы Меркель и Николя Саркози. Правая пресса возмущается, что такая мера противопоставит Францию всей Европе. Что, конечно, полная чепуха, поскольку несколько месяцев назад именно Франция вместе с Германией навязали этот пакт другим странам агрессивным давлением и шантажом. Если пакт будет выполнен, его результатом будет незначительное укрепление евро ценой глубочайшего экономического спада. Этот спад может оказаться столь катастрофическим, что, в свою очередь, обрушит евро, так что значительная часть финансового мира уже размышляет о том, стоит ли овчинка выделки. Именно эту позицию и отражают заявления Ф. Олланда.
Отмену ненавистной французам пенсионной реформы кандидат социалистов тоже обещает, но говорит об этом в столь двусмысленных и расплывчатых выражениях, что в это мало кто верит. Так что рокировка, меняющая постголлиста на псевдосоциалиста, не сулит еще изменения политического курса власти.
Значит ли это, что серьезных перемен во Франции ждать не стоит? Нет, не значит. Меняется общество, доверие к старым партиям стремительно падает, а давление на власть со стороны граждан усиливается.
Неожиданным образом выразителем социального протеста оказались не традиционные левые партии — коммунисты и троцкисты, а Национальный фронт, возглавляемой Марин Ле Пен: она заняла третье место, получив 18,01 процента голосов.
Стремительный рост рейтинга кандидата НФ был воспринят как признак усиливающихся в стране ксенофобских и антииммгрантских настроений. После чего правые кандидаты постарались перещеголять националистов в расистской и антииммигрантской риторике, а левые, напротив, начали истерическую кампанию в защиту мультикультурализма. Ни то, ни другое не дало особого результата. В то время, как «умеренные» правые пытались перещеголять друг друга в нападках на «понаехавших тут» арабов, негров и славян, сама Марин Ле Пен сосредоточилась на критике неолиберальной системы. Она призывала выйти из НАТО, отказаться от евро, положить конец антидемократической практике Евросоюза, проводить политику поощрения национальной промышленности и помогать странам «третьего мира» решать свои проблемы - чтобы людям оттуда просто не надо было бежать в Европу. По существу, Национальный фронт оказался единственной партией, выступившей на выборах с более или менее внятной социал-демократической программой, причем скорее — левого толка.
Сегодня Национальный фронт демонстрирует самый высокий за всю его историю результат, он превосходит даже успех, которого добился Ле Пен-старший, когда в 2002-м вышел во второй тур выборов. Впрочем, тогда он получил второе место не столько за счет прироста голосов, отданных за НФ - в абсолютных цифрах число его избирателей даже упало, сколько из-за своеобразной электоральной стачки сторонников соцпартии, возмущенных бесконечными обманами и предательствами своих лидеров. Избиратели социалистов массово не явились тогда на участки, чем резко понизили явку, и одновременно переместили своего кандидата, все равно не имевшего шансов на победу, с почетного второго места на позорное третье.
Показательно, что, по меньшей мере, четверть избирателей Марин Ле Пен, а по некоторым оценкам до трети, считают себя скорее левыми, чем правыми. Среди рабочих именно НФ выигрывает голоса, тогда как другие партии — теряют. В итоге лидер националистов получила достаточные основания, чтобы заявить о себе как выразительнице настроений рабочего класса - с акцентом, конечно, на французские национальные традиции.
Если правые, несмотря на серьезные усилия, не смогли перетянуть на свою сторону избирателей НФ, то для левых избранная тактика обернулась полным кошмаром. Хуже всего дела пошли у Новой антикапиталистической партии. Созданная в середине 2000-х, эта организация на первых порах, если верить опросам, имела поддержку 19 процентов французов. На президентских выборах 2002 и 2007 годов ее лидер Оливье Безансено получал около 4 процентов. На сей раз кандидат НАП Филипп Путу набрал всего 1,15 процента. Троцкистская партия «Рабочая борьба» получила 0,57 процента, что тоже выглядело не слишком впечатляюще даже на фоне ее прежних скромных результатов: 5,7 процента в 2002-м и 1,3 процента в 2007-м. В данном случае сыграла свою роль смена кандидата — маловыразительная Натали Арто вместо харизматичной Арлет Лагийе.
«Левый фронт», созданный компартией вместе с отколовшейся от социалистов Левой партией, добился четвертого места с 11,13 процента голосов. Во внутренней борьбе между фракциями французских левых этот итог можно считать переломным: успех Жана-Люка Меланшона на фоне неудачи троцкистской «Рабочей борьбы» и полутроцкистской НАП доказывал, что будущее французских левых связано именно с возглавляемой им коалицией. Однако в плане критики системы и буржуазных порядков Жан-Люк Меланшон проявил достаточную умеренность.
Единственным успехом левых за последние годы была победа сторонников «Нет» на голосовании по Европейской конституции, когда, кстати, такую же точно позицию занял и НФ. Сами же левые по вопросу о Евросоюзе оказались расколоты, и все больше смещались в сторону поддержки «новых европейских институтов», тогда как общественное мнение двигалось в прямо противоположном направлении, причем особенно — среди групп, традиционно поддерживавших антикапиталистические силы.
Выборы 2012-го оказались вполне закономерным результатом многолетнего дрейфа. Левые партии, увлеченные красивой антибуржуазной риторикой, не только не предложили серьезной экономической и социальной альтернативы, но и продемонстрировали, что, поддержав либеральную стратегию европейской интеграции, мультикультурализм и соответствующие «новые ценности», они собственными руками отдали своих избирателей Национальному фронту.
Если «старая» французская левая никогда не забывала ни о классовых, ни о национальных интересах - кульминацией чего было антинацистское Сопротивление, то стратегия «новой левой», соединившая либеральные ценности с поверхностной антибуржуазной риторикой, оказалась путем в никуда.
Левые перестали во Франции быть силой, способной возглавить борьбу за общественные перемены. Вряд ли сможет в этой роли выступить и обновленный НФ Марин Ле Пен. По крайней мере — пока. Ведь, несмотря на предпринятые ею усилия и очевидные успехи, за партией все еще тянется репутация крайне правой, а потому ее способность объединить широкий общественный блок, находящийся в основном слева от центра, остается проблематичной.
Но запрос на новую политику сделан. Не получив поддержки у левых, недовольные французы проголосовали за националистов, преподав урок тем, кто забыл собственные традиции. Не имея политической формулы перемен, общество все равно будет бороться за них. Если 6 мая прогнозы сбудутся, и в Елисейский дворец въедет социалист Ф. Олланд, то главная борьба развернется за то, чтобы принудить его выполнять собственные обещания — по пенсионной реформе, пакту финансовой стабильности и многим другим пунктам. Его правительство, разумеется, будет этому отчаянно сопротивляться. Но вполне возможно, что на сей раз общество возьмет верх.
Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений
