Чтобы принять взвешенное решение по какой-то волнующей проблеме, не поддаваясь при этом эмоциям, нужно обсуждать её на неродном языке.

Иностранный язык в помощь верному решению

Мы принимаем решения, руководствуясь либо рассудком, либо эмоциями. Это подтверждают и психологи: человек или анализирует все «за» и «против», или действует быстро, эмоционально и бессознательно. Исследователи из Чикагского университета (США) нашли способ, как повысить сознательность и подавить эмоции при принятии решения, — с помощью иностранного языка.

Кажется, такой вывод выглядит парадоксом. Когда человек пользуется неродным языком, его сознание занято построением речи, и на обдумывание ещё чего-то просто нет мозговых ресурсов. А с другой стороны, чужой язык заставляет быть более сдержанным и тщательно взвешивать и анализировать каждое слово. Исследования показали, что эмоциональная реакция в ответ на иностранные слова слабее, чем на родную речь. Возможно, иностранный заставляет задуматься не только о том, как человек говорит, но и о сути сказанного.

Чтобы оценить рассудочность и эмоциональность суждений, исследователи использовали модель известного психолога, нобелевского лауреата Даниэля Канемана. В исходном виде она выглядит так: представьте, что под угрозой оказались жизни 600 человек, и вы можете либо гарантированно спасти только 200, либо попытаться спасти всех, но при этом велик риск гибели всех шестисот. По Канеману, здесь всё зависит от того, как задача сформулирована. Если сделать акцент на успешном спасении двухсот несчастных, то человек не станет рисковать и попытается помочь хотя бы малой части. Если подчеркнуть, что так погибнут «аж 400 человек», то испытуемый попробует спасти всех, даже рискуя их гибелью. Второе решение, очевидно, не опирается ни на какой анализ и голос рассудка и может быть принято под влиянием эмоций.

В эксперименте с иностранным языком учёные использовали этот же пример, только участникам предстояло «спасать» больных. Нужно было представить, что болеют 600 тысяч человек и медики могут разработать либо такое лекарство, которое гарантированно вылечит 200 тысяч, либо такое, которое может спасти всех, но лишь с 33-процентной вероятностью.

В исследовании участвовали американские студенты, изучавшие японский язык. Когда им ставили задачу на родном английском, решение принималось в зависимости от акцента: если акцентировалось спасение людей, то 80% студентов выбирали вариант с 200 тысячами вылеченных, если упор делался на гарантированную потерю 400 тысяч, то тот же самый вариант предпочитали уже 47%. Если же задание излагалось на японском, то в обоих случаях, независимо от акцента, эмоциональное, рискованное решение получало по 40%. Те же результаты принесли эксперименты и с другими языками — к примеру, у корейцев, изучающих английский, и американцев, занимающихся французским в Париже.

Далее психологи попробовали выяснить, будет ли иностранный язык оказывать своё «отрезвляющее» влияние, если человеку надо принять решение, касающееся его самого. Известно, что люди чаще предпочитают иметь минимальный, но сиюминутный выигрыш, нежели пожертвовать чем-то, зато в будущем получить намного больше. Эта недальновидность связана с чисто эмоциональным нежеланием терпеть какие-то неудобства, хотя бы даже во имя «высокой цели». Исследователи предлагали корейским студентам серию пари, в которых они могли немного проиграть, но в конце, если подумать, оставались с выигрышем, намного превышавшем потери. И тут тоже всё зависело от языка: если условия пари излагались на родном корейском, на них соглашались 57%, если на английском — 67%. Аналогичный результат продемонстрировали американские студенты, изучающие испанский, которым прямо на улице предлагали сыграть в похожую игру: здесь пропорция составила 54% (когда разговор шёл на английском) против 71 (испанский).

Иностранный язык помогает держать сознание в тонусе, в то время как родной, которым мы пользуемся на автомате, усыпляет рассудок и открывает дорогу эмоциональным, непродуманным решениям. Практических выводов из этого можно сделать множество, особенно в свете вялотекущего финансового кризиса. Скажем, если бы все финансисты и экономисты мира перешли на латынь, забыла бы мировая экономика это слово — «кризис»?..