Уровень жизни в западных странах может резко упасть, что приведет к исчезновению среднего класса и кардинальному изменению мирового политического ландшафта. 

Тема конца капитализма традиционно ассоциируется с коммунистической идеологией. Я много раз поднимал ее в своих выступлениях, и практически всегда находился кто-нибудь, кто начинал говорить, что слышал это все уже от «штатных пропагандистов райкома КПСС» или еще что-то подобное. Однако беда в том, что в рамках политэкономической науки тезис о конце капитализма появился задолго до Маркса и марксистов. И, как мне кажется, сегодня актуальность этой темы сильно выросла, поскольку именно в последние 20 лет и было достигнуто то условие, которое политэкономы еще XVIII века рассматривали как условие конца капиталистического развития.

Напомним, что еще натурфилософы XVII века понимали, что современное им (уже почти капиталистическое, во всяком случае в некоторых странах) производство развивается путем углубления разделения труда. Они, например, писали, что богатство того или иного города определяется количеством профессий, которыми владеют его жители, или иначе, на более или менее современном языке, что прибавочный продукт растет по мере углубления разделения труда.

А затем, уже во второй половине XVIII века, Адам Смит, который, собственно, и придумал название «политэкономия» для науки, которой занимался, и сделал решающий шаг: он понял, что если есть ограниченная, замкнутая экономическая система, то максимальный уровень разделения труда, который в ней может быть достигнут естественным путем, ограничен. Мы хорошо это понимаем на бытовом уровне: в деревне не производят велосипеды (хотя их можно ремонтировать), в маленьком городе их уже могут делать, но не делают трактора, и так далее... Но из наблюдения Адама Смита можно сделать и еще один вывод: если для некоторой экономической системы достигнут максимальный уровень, то, чтобы развиваться, она должна расширяться.

Отметим, что реальные системы (которые мы назвали технологическими зонами) вполне себе расширялись, пока не начинали мешать друг другу, после чего начинались серьезные войны (впрочем, не это сегодня тема нашего обсуждения). Главное же, что по мере того, как расширение становится невозможным, останавливаются углубление разделения труда, научно-технический прогресс, система начинает стагнировать.

Да, если система достаточно сложная, это первое время сильно маскируется тем, что прогресс в одних областях компенсируется регрессом в других — так, например, в России явное улучшение потребительской корзины компенсировалось резким падением уровня здравоохранения, образования, промышленности. Впрочем, мы сегодня уже не замкнутая система, но в данном случае это просто пример того, как может выглядеть эффект. С точки же зрения экономики точный диагноз звучит так: если достигнут предел разделения труда для данной экономической системы, то совокупные затраты на инновации перестают окупаться. Это мы наблюдаем воочию: современная экономическая система уже довольно давно живет только за счет эмиссионного перекредитования.

А вот дальше заканчивается объективная наука и начинается идеология. Поскольку западная экономическая наука («экономикс») создавалась как идеологический противовес политэкономии в социалистическом варианте, то и тезис о конце капитализма она рассматривала как идеологический — и просто его отрицала. Соответственно идеи Адама Смита о необходимости расширения рынков она отвергла (хотя и использовала один раз —при введении «рейганомики»). Но они же не с неба взялись! И соответствующие механизмы продолжают свое действие!

Более того, именно сегодня произошло наконец то, что Адам Смит рассматривал в свое время как чисто умозрительное рассуждение. Таким же оно было для Маркса; до первого кризиса падения эффективности капитала в связи с невозможностью расширения рынков дожил только Фридрих Энгельс. Так вот, сегодня в мире все рынки глобальны, их расширение невозможно — а значит, научно-технический прогресс, механизм экономического развития, на котором покоится капитализм, прекратил свое действие.

Это может нравиться или не нравиться, но это, как говорится, медицинский факт. Можно, конечно, считать, что в этом месте Адам Смит ошибся, но это вряд ли: много было желающих его в этом месте опровергнуть, но ни у кого не получилось. Да и события последних лет, если их рассматривать не вообще, а именно с точки зрения идей Смита, в общем, достаточно ясно демонстрируют его правоту.

Отметим, что в реальности все еще хуже. Дело в том, что еще в конце 1970-х, когда в мире было две технологические зоны, остро конкурирующие друг с другом, и когда еще было совершенно не ясно, которая из них победит, в США решили ускорить свое развитие искусственным путем — за счет кредитного стимулирования спроса. Этот механизм назвали позднее «рейганомикой», но сегодня мы пожинаем и его плоды: для того, чтобы выйти на нормальный, равновесный уровень развития (уже без активного роста), нам нужно довольно серьезно упасть.

Связано такое печальное обстоятельство с тем, что сегодня уровень жизни в развитых странах (так называемых странах золотого миллиарда), то есть объем трат, совокупного частного спроса, существенно, процентов на 20—25, превышает реальные доходы населения. Именно для поддержания этого спроса и делаются колоссальные долги, и даже если их не возвращать, а просто остановить их рост, начнется очень серьезное, чтобы не сказать катастрофическое, падение уровня жизни населения. А поскольку падение спроса неминуемо влечет за собой и падение доходов, получается, что реальный спад будет еще сильнее — по нашим оценкам, в Евросоюзе и США он достигнет 50% от нынешнего уровня. Это даже больше, чем было во времена Великой депрессии (хотя экономические механизмы схожи), и принципиально изменит жизнь во всех западных или, иначе, развитых странах.

Главное изменение, которое сильнее всего отразится на обыденной жизни, будет состоять в том, что исчезнет феномен среднего класса. Просто потому, что сегодня он существует в основном на кредитной накачке спроса. Отметим, что аналогичная ситуация будет и у нас, поскольку у нас средний класс живет на нефтяных доходах, которые, по большому счету, в таком объеме генерируются только за счет завышенного спроса потребителей на Западе.

Исчезновение среднего класса очень серьезно изменит нашу жизнь. Дело даже не в том, что мы станем беднее, дело в том, что изменится вся система общественных отношений. Сегодня она выстраивается как раз под средний класс, то есть людей с типовым потребительским поведением, не только на уровне банального вещевого потребления (что мы хорошо видим по рекламе, она везде одинакова и именно на средний класс и рассчитана), но и на уровне потребления политических услуг. Иными словами, нас ждет принципиальное изменение политической элиты.

При этом, как и всегда во времена сильного падения уровня жизни, существенно вырастет популярность крайних точек политического спектра, причем сразу по трем направлениям. Это будет направление националистическое (вплоть до откровенного фашизма), религиозное (исламский фундаментализм) и социалистическое. Первое и последнее будут более конструктивны в чисто экономическом плане, однако сама переконфигурация политического поля приведет к многочисленным эксцессам.

Как будет развиваться ситуация после окончания кризиса, вопрос достаточно сложный. У меня есть на эту тему соображения, но они носят очень умозрительный характер, это пока еще не научное знание. Но сегодня мы все равно не можем описать это будущее, поскольку оно требует разработки нового языка описания. Сегодня все наши языки, что экономические («политэкономия» и «экономикс»), что философские, «заточены» под капитализм, и до того, как будет разработан новый язык описания мира, эффекта все равно большого не будет. И мне кажется, что сегодня будущее именно за разработкой такого языка. Альтернативы здесь нет — как показывает опыт, создать будущее, не имея его образа, не получалось никогда ни у кого. А сегодня у нас пока такого образа будущего нет.

Михаил Хазин