Газета "Наш Мир" Предпринимая шаги на перспективу с точки зрения превращения Владимира в
центр Руси, великий князь Владимирский Андрей Боголюбский, возможно,
просчитывал и вариант постепенной церковной независимости от
Константинополя. С предусмотрением замыкания на Владимире (новой
столице) всех региональных епископств(1).
Естественно, развитие событий в этом направлении устраивало католический
Запад, имевший значительные виды на Русь. Но напрямую подступиться к
региону было не так-то просто, поэтому зондировались несколько векторов.
Торговый фон католического интереса Запада к Новгороду
К 1180 г. обострилась внутриполитическая ситуация в Новгороде. Здесь
отчетливо шла борьба между боярами, представляющими интересы тех или
иных внешних сил. Так, на этом этапе главенствовали просмоленское и
просуздальские направления. Первое из них лоббировал князь Мстислав –
сын смоленского князя Давыда; посадник же Михалко отражал интересы
суздальцев. Правда, прямые столкновения отсутствовали, и смена позиций
происходила, в общем-то, бескровно. На фоне чего свое развитие получили
прозападные шаги города. Так, прогрессировали взаимоотношения Новгорода с
балтийским островом Готланд, где с середины XII в. укрепилась немецкая
купеческая община. Здесь четко определили выгодность торговли с богатым
Новгородом. Согласно льготной грамоте императора Священной Римской
империи Фридриха I Барбароссы, в 1188 г., наряду с норманнами и
готландскими купцами, "русские" (по убеждению большинства исследователей
– новгородцы), получили право беспошлинной торговли в ганзейском городе
Любеке.
Однако, по Новгородской Первой летописи, в тот же год "рубоша
новгородьце Варязи на Гътехъ, Немьце въ Хоружьку и въ Новотържьце; а на
весну не пустиша из Новагорода своихъ ни одиного мужа за море, ни съла
въдаша Варягомъ, нъ пустиша я без мира"(2/а).
Текст летописи явно свидетельствует о происшедшем конфликте между
новгородскими и немецкими в Готланде. Но подоплеку конфронтации в общих
чертах удалось расшифоровать относительно недавно. Благодаря
исследованиям Андрея Зализняка, российского лингвиста, изучавшего языки
берестяных грамот – писем и записей на коре березы (бересте), памятников
письменности Древней Руси XI—XV вв. В частности, анализа им глагола
"рубили" (в летописи "рубоша"), являющегося одной из форм глагола "рути"
(т.е. подвергать конфискации).
Так, в его переводе начальная часть приведенного выше летописного текста
звучит следующим образом: "В том же году варяги, т.е. на Готланде
немцы, конфисковали товар у новгородцев за вину Хоружка и новоторжцев").
Российский археолог, преподаватель кафедры археологии МГУ Елена Рыбина
приводит факты, подтверждающие соответствие перевода исторической
действительности. Она отмечает, что прямые аналогии конструкции
А.Зализняка содержатся в берестяной грамоте № 246 (XI в.), в которой
автор письма Жировит угрожает адресату Стояну, вследствие конфискации
им в счет долга товара другого новгородца ("хочу ти вырути в тя лучшего
новгорожанина"). Аналогичная запись действия против должника
зафиксирована в полоцкой грамоте XV в. При этом непосредственно летопись
расшифровывает, о каких варягах идет речь. Поскольку варягами
назывались жители северных стран, в т.ч. и Готланда, а конфликт
произошел между новгородцами и готландской немецкой общиной, летописец
разъяснил, что в описанном случае под варягами подразумеваются немцы
Готланда: "варяги, на Готах немцы". Говоря другими словами, в основе
"торговой" проблемы находилась некая провинность новгородского купца
Хоруга и новоторжекских купцов (жители Нового Торга, Торжка, входящего в
состав Новгородской земли) перед немецкими торговцами на Готланде. В
свете чего последние конфисковали товар других новгородских купцов.
Данный шаг вынудил Новгород предпринять ответные меры, "не пустиша из
Новагорода своих ни единого мужа за море, ни съла въдаше варягом, нъ
пустиша я без мира"(3).
Однако, взаимный интерес к восстановлению торговых связей привел к
появлению в первые годы последнего десятилетия XII в. торгового договора
новгородцев с послом Арбудом, со всеми немецкими сынами и с готами,
дозволявшего "ходити Новгородцю послу и всякому Новгородцю в миръ в
Немечьску землю и на Гъцкъ Берегъ. Такоже ходити Немьчьмь и Гтяномъ в
Новъгородъ безъ пакости, не обидимъ ни кымже". Документ оговаривал, что
смена властей в Новгороде, Готланде и немецких городах не будет являться
основанием для перезаключения договора(4).
Насколько усматривается, сей документ является первым торговым договором
Новгорода с Западом. К тому времени в городе обосновался торговый двор
готландских купцов; начала функционировать Католическая церковь св.
Олафа, первого канонизированного норвежского святого.
Таким образом, в орбите внимания католической Европы Новгород явно занимал одно из важнейших мест.
Галицко-волынское княжество
Другим ориентиром для папского престола (Рим) являлось Галицко-волынское княжество.
С 1168 по 1170 гг. в Новгороде княжил Роман Мстиславич, сын великого
киевского, а затем великого владимиро-волынского князя Мстислава
Изяславича и польской княжны Агнешки. С 1170 г. он становится князем
волынским, а в 1188 г., при содействии польского короля Казимира,
галицким. Согласно Великопольской хронике, Казимир, "с большой силой
вступив на русские земли, принудил" галицкого князя Владимира Ярославича
"покинуть Галицкое королевство". Казимир "назначил галицким князем
Романа, сына своей сестры, рожденного от ее второго мужа, а сам, усмирив
Русь, счастливо вернулся домой".
Вынужденно ретировавшийся экс-князь также начинает искать поддержку за
рубежом, обратившись, в частности, с просьбой к венгерскому королю Беле
III "помочь ему вернуться на трон". Последний соглашается, но "отнюдь не
из сочувствия к нему, а скорее домогаясь Галицкого королевства". Войска
венгров смещают Романа, а король воцаряет там никого иного, как своего
сына Эндре II, будущего правителя Венгрии. Владимир же вместо княжества
оказывается в тюрьме, но, пообещав "тюремным стражам дары", ускользает
из плена(5). Согласно Ипатьевской летописи, он тут же бежит за подмогой к
"царь Немецкыи"(6), а по Великопольской хронике Владимир "в отчаянии
искал покровительства" Казимира. И добился его: краковский воевода
Николай изгоняет Эндре, "восстановив" в "Галицком королевстве"
Владимира(5).
Ну а далее вновь выплывает фигура Романа Мстиславича. В результате
конфликта между его тестем Рюриком Ростиславичем (князь Киевский с 1194
г.) и князем владимирским Всеволодом Большое Гнездо, Роман оказался
лишенным многих земель, отошедших в пользу последнего. Он обращается за
помощью к князю мазовецкому и краковскому Лешеку Белому, но получает
следующий ответ: "Мы быхом тобе раде помогло, но обидить насъ стрый свои
Межька, ищеть под нами волости" (подразумевается низложенный в 1180 г.
князь великопольский Мешко III Старый, пытавшийся овладеть Краковом –
прим. авт.), посему сначала "оправи насъ, а быхом быле вси Ляхове не
раздно, но за одинемь быхомъ щитомъ быле с тобою и мьстили быхомъ обиды
твоя"(6).
Стороны ударили по рукам, и в 1195 г. в знаменитой битве на Мозгаве
Роман помог Лешеку разбить Мешко. Спустя четыре года уже первый
воспользовался поддержкой второго. Хотя после кончины князя Галиции
"князья Руси, одни дарами, другие хитростью, некоторые и тем и другим,
старались захватить пустующее место", галичане "вынуждены принять князем
Романа"(5), ставшего первым Галицко-волынским князем. Уничтожив
внутреннюю оппозицию в лице мятежных галицких бояр, в 1201 г. он посадил
во княжение в Киев своего человека.
В 1204 г. (после завоевания Константинополя католическим Римом) Папа
Иннокентий III направил своего легата к Роману с предложением о
получении им королевской короны в обмен на принятие католичества. Но
столкнулся с отказом, что, в общем-то, понятно. В условиях ослабления
позиции Константинополя нарушалась вертикальная подчиненность (на
религиозном поле) Руси Византии. Так нужно ли было Роману примерять на
себя роль правителя, курируемого новым "духовником"? К тому же он
планировал продвинуться вглубь Европы, вплоть до Саксонии.
Как бы то ни было, в качестве промежуточного шага для попадания в центр
Европы Роман, "забыв о бесчисленных благодеяниях, оказанных ему"
Казимиром и Лешком, вторгается в Польшу. Но, "получив удар мечом,
испустил дух на поле боя"(5) (имеется ввиду битва при Завихосте, где
галичане в 1205 г. были разбиты поляками).
Балтийский вектор
Еще одним промежуточным звеном для католического Рима в аспекте постепенного "охмурения" Руси являлся балтийский берег.
По данным ливонского летописца Бальтазара Руссова, в 1158 г. к Ливонии,
получившей "свое название от ливов, которые издревле были жителями этой
страны" на парусных судах подступили бременские купцы, найдя здесь
"злой, языческий народ". Вслед за первоначальным столкновением стороны
"заключили мир", после чего купцы "часто приезжали со своим товаром",
будучи "хорошо принимаемы". Спустя некоторое время тут появились "первые
крепости христиан", т.к. Римский папа Александр III велел направить
сюда представителя Рима, коим оказался Мейнерт (Мейнгард), "монах из
Зегеберга" (в Голштейне), ставший епископом (1186 г.). С 1198 г. его
сменяет бременский каноник Альберт (Альбрехт) фон Буксгевден, в 1201 г.
основавший город-крепость Ригу. Спустя некоторое время был создан Орден
"Братьев Христова рыцарства" (меченосцев), члены которого "должны были
жить в Ливонии и помогать при покорении всей страны". В 1202 г. Папа
Иннокентий III "даровал ордену и утвердил за ним все приобретенные земли
и всех людей в Ливонии". Причем с правом владения землями "на вечные
времена" как "наследственными"(7).
В свою очередь, как свидетельствует древнейшая Хроника Ливонии, т. н.
Хроника Генриха Латыша, в 1203 г. князь полоцкий Владимир (Вальдемар,
Володша) осадил один из ливонских замков, в связи с чем ливы "не посмели
сопротивляться" и откупились от него. Тогда же вассал полоцкого князя,
правитель княжества (королевства) Герцике (Ерсика, ныне латвийский
поселок) Висвалдис (Всеволод) совместно с литовцами подошел к Риге,
"захватил двух священников". В целом, ливы, литовцы и князь Полоцка
постоянно нападали на Ригу, но распространявший в юго-восточной Ливонии
христианство Альберт, воспользовавшись захватом Орденом меченосцев ряда
стратегических крепостей, с 1205 г. перестал платить дань полоцким
князьям.
В том же году литовцы "двинулись в поход против против эстов".
Возвращаясь "со всей добычей и пленными" через Ливонию они подверглись
нападению, организованному Вестгардом, "одним из старейшин семигаллов"
(Семигалия, Земгале, или Земгалия — одна из пяти исторических областей
Латвии, названная по древнему балтийскому племени земгалов) и
тевтонцами. Вскоре после чего "жившие у Двины ливы", кто "еще остался в
язычестве, обещали креститься".
На фоне чего в 1206 г. Вальдемар II, "король Дании с большим войском" (в
сопровождении "архиепископа лундского Андрея") "высадился на Эзеле"
(остров Балтийского моря, при входе в Рижский залив). Но вскоре король
вернулся назад, а архиепископ вместе с епископом Николаем "повернули в
Ригу". Андрей начал "читать псалтырь" клирикам, и в 1207 г. "была
обращена и крещена вся Ливония".
Об укреплении на рассматриваемом этапе Риги свидетельствует обращение в
тот год к епископу Альберту правителя удельного западнорусского
Кукейносского княжества Вячко с просьбой о помощи "против нападений
литовцев" (в обмен на "половину своей земли и своего замка"). На что
было получено добро. В 1209 г. вассалом Риги признал себя князь
Всеволод(8). К этому времени в Ерсике существовали православные храмы;
значительная часть населявших восток современной Латвии латгалов приняла
православие.
В 1217 г. возглавивший католический престол в Риме папа Гонорий III
санкционировал поход крупнейшего вассала датской короны графа Альберта
Голштинского (Орламюндского) в Ливонию, т.к. "с открытого севера неверие
подожгло котел" (могли иметься ввиду как эсты, так и псковичи с
новгородцами – прим. авт.), а "малое стадо...никоим образом" не может
"оставаться без внимания"(9).
В том же году датский король Вальдемар II высадился на берегах северной Эстляндии, основав крепость Ревель (Таллин).
В свою очередь, в 1219 г. на Ливонию "иде князь Всеволодъ съ
новгородьци...устретоша стороже Немьци, Литва, Либь, и бишася", но
"стояша 2 недели, не взяша города"(2/б).
Хроника Ливонии свидетельствует, что, когда в 1219 г. коалиционные силы
меченосцев, лэттов и ливов "разгромили ревельскую область, уже принявшую
проповедь датчан", последние как раз и заявили о "принадлежности"
Эстонии "королю датскому" (Вальдемар II), переданной "ему епископами
ливонскими". Правда, датчане и Орден вскоре "любезно" разделили Эстонию.
Но тут король Швеции Иоанн "собрал большое войско и явился в Роталию,
рассчитывая захватить какую-либо часть Эстонии и господство там"(8).
Не случайно, на данном этапе, продолжая политику своего предшественника,
Папа Гонорий III открыто выступил в поддержку "религиозных" вооруженных
сил. Так, красиво высказавшись в булле от 1220 г. о том, что "молодые
саженцы христианской религии в необыкновенном изобилии произвели цветы и
плоды почета и добродетели" (а как же разгром Константинополя – прим.
авт.?), Гонорий III проконстатировал "навечное" нахождение Тевтонского
ордена "под покровительством и защитой апостольского престола". Разрешив
его членам не только беспрепятственное присвоение "для своих
потребностей то из награбленного язычниками, что вы захватите у них", но
и "мирно владеть теми землями, на которых [они] обоснуются, не нарушая
прав своих сеньоров"(10).
Естественно, далеко не все были согласны с "римским" видением мира. С
одной стороны, среди самих европейцев не было (да и не могло быть)
геополитического единства. С другой, – "освещенная" утеря своих
территорий никоим образом не устраивала региональных правителей, среди
которых начались метания. Так, епископ ливонский, не получив поддержку
ни римского двора, ни императора Священной Римской империи, "отдал
Ливонию и Эстонию под власть" Вальдемара II с условием, если "прелаты
его монастырей, его люди и все рижане с ливами и лэттами дадут согласие
на это". Спустя же некоторое время "по всей Эстонии и Эзелю" прозвучал
"призыв на бой с датчанами и тевтонами", для ведения совместных
действий против которых эсты призвали на помощь "русских из Новгорода и
Пскова", с коими "закрепили мир".
Вместе с тем, в 1221 г. "двенадцать тысяч русских, собравшихся из
Новгорода и других городов Руссии" вошли "в землю лэттов" и, и
"дожидаясь литовцев", перешли Койву, разграбив "всю страну". А "где
русские нанесли меньший вред, там приложили руку литовцы". Но после
выступления "из Риги магистра братьев-рыцарей со своими", русские, по
пути разрабляя и сжигая "окрестные области", вернулись "в Руссию". "Не
решаясь отделиться от русских из страха перед тевтонами", ушли с ними
"во Псков" и литовцы"(8).
Фактор монголов
На этом этапе в половецкие степи вторглось монгольское войско (1222 г.),
в связи с чем половцы "бежали к русским, прося помощи, и прошел по всей
Руссии призыв биться с татарами"(8).
Положительный ответ на призыв был принят на совете в Киеве южнорусскими
князьями (северные не успели подъехать) во главе с Мстиславом
Романовичем киевским, Мстиславом Удалым галицким и др. По свидетельству
Суздальской летописи, русские военные силы стали стекаться к "реце
Днепру на Зарубъ к острову Варежьскому". Узнав об этом, к месту сбора
подоспели монгольские послы, призвавшие князей заключить мир: "Мы вашеи
земли не заехомъ, ни городовъ ваших, ни селъ, ни на вас приидохомъ...на
поганых половци. Возмите с нами миръ". При этом послы, отметив, что
ранее половцы "и вамъ многа зла творити", озвучили возможность совестных
русско-монгольских антиполовских действийх: "Половци и вы беите, а
товаръ емлите себе". Однако, князья "того не послушаша, послы Татарьскыя
избиша", "поидоша против имъ". Не прислушались они и ко второму
монгольскому посольству. В результате, Русь не смогла оказать
сопротивления кочевникам, "победившимъ Росскых князеи за прегрешенїє
христьяньскоє"(11).
В 1223 г. у реки Калка монголы нанесли русско-половецким войскам
сокрушительное поражение: "Бежали они пред врагами. И пал великий король
Мстислав из Киева с сорока тысячами воинов...Мстислав галицкий спасся
бегством"(8).
В свою очередь, вследствие продвижения "Татаромъ до Новагорода"(11),
смоленский, полоцкий и ряд других князей "отправили послов в Ригу
просить о мире. И возобновлен был мир".
Путь к католизации Руси открыт?
На этом фоне, в 1225 г., по просьбе с мест (прозвучавшей от рижского
епископа), римский двор направил для Ливонии легата апостольского
престола. Который, "заботясь о вновь обращенных", проповедовал "слово
спасения" для закрепления "жителей в вере католической". Его авторитет
был настолько высок, что приходили "к нему тевтоны, ливы и лэтты просить
суда по разным делам". Вместе с тем, пригрозив "церковной карой"
тевтонцам, легат "заставил отдать" присвоенные ими "спорные" с датчанами
земли "под покровительство верховного первосвященника". Параллельно
датчане, обещавшие "полное повиновение" Риму, передали католическому
центру "Виронию, Гервен, Гариэн и Поморье". В свете чего был заключен
мир между тевтонами и датчанами, а также "с эстами всех областей".
В начале 1226 г. направленностью интересов легата стала "область
лэттов". Проповедуя в Гервене и в окрестностях "слово Божье", он
"наставлял в вере католической и принял их под власть верховного
первосвященника".
Посчитав миссию в этом регионе выполненной, представитель Папы вернулся в
Ригу, направившись из Ливонии в Готландию, "сея там слово божье"(8).
Католизация большинства регионов Балтии открыла путь к
"конфессионально-идеологическому" подступлению папского Рима к Руси. В
послании "королям Руси" (1227 г.) Гонорий III просил подтвердить,
"хотите ли вы принять легата Римской церкви, чтобы под воздействием его
здравых наставлений" постичь "истину католической веры?". При этом Папа
наказывал поддерживать "прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии", не
мешая распространению "веры христианской". Рим фактически угрожал, что
лишь следование этой позиции позволит избежать "негодования
божественного апостольского престола", легко могущего "воздать вам
возмездием"(12).
Однако, дело с мертвой точки не сдвинулось, и, как отмечает со ссылкой
на немецкие и польские источники российский историк Борис Флоря, в ряде
булл 1229-1231 гг., говоря о достигнутых католической церковью успехах
по обращению финнов, Папа констатировал "огромную ненависть" к ним (по
религиозному признаку) "живущих по соседству" "русских", часто
"нападающих на них". Посему в буллах на торговые города Римом
предписывалось прервать торговлю с этими "врагами Бога и католической
веры", до прекращения ими "преследований новообращенных". В послании
ливонским рыцарям воссевший на Римский престол Папа Григорий IX призвал
их направиться в Финляндию сражаться против "неверных русских". В одной
из булл же к польскому духовенству говорилось о "сарацинах, русских и
других врагах католической веры"(13).
А в 1232 г. посланием своему легату Готланда, Финляндии, Эстонии и
Курляндии Балдуину Альнскому Папа "вменял" не допускать "перемирия ни с
язычниками этих земель, ни с рутенами" (русскими - прим. авт.) со
стороны христиан "в пределах границ твоего посольства" без "твоего
согласия"(14).
Данное предостережение прозвучало на фоне возникновения (в целях
развития международных экономических связей и противостояния пиратству)
союза (Ганзейского) немецких свободных городов, объединявшего в
расположенные в бассейне Северного и Балтийского морей регионы.
Нахождение центра Союза (г.Любек) на Балтике обеспечивало торговлю со
Скандинавией и Россией, что создавало реальную конкуренцию скандинавам,
ранее контролировавших большую часть балтийских торговых путей. Т.н.
договор Смоленской Торговой Правды (1229 г.) позволил смоленским,
полоцким и витебским землям расширить торговлю с Прибалтикой и немецкими
городами. По свидетельству балтийского историка XIX в. Германа
Гильдебранда, "постоянное русское население с тех пор имело пребывание в
Риге, под защитою ее стен"; вследствие "сознаваемой важности
посреднического положения" поселенцев "в отношении к краю". Посему им
представлялись "гражданские права в Риге". Аналогично, и "немецкий купец
пользовался в русских городах равноправностью с коренными жителями
их"(15).
В свою очередь, получив доступ к внутреннему русскому порту Новгороду,
любекские купцы основали в нем контору ("Немецкий двор"), ставший одним
из крупнейших филиалов союза. Так что послание Григория IX 1232 г. несло
далеко не случайный характер.
В ракурсе вышесказанного отметим, что осуществлявший в 1236 г. первый
Крестовый поход в Литву Орден меченосцев (участвовали также и псковичи),
оказался разбитым литовцами (в битве при Сауле). Поражение несло
настолько сокрушительный характер, что после битвы орден Меченосцев
прекратил свое существование. Уцелевшие "меченосцы" влились в Тевтонский
орден. Именуясь Ливонским орденом, они стали его Лифляндским отделением
– Ливонское ландмайстерство тевтонского ордена.
А уже далее наступил период монгольского завоевания Руси.
|
