Поистине, для тех, кто уверовал, делал добрые дела, выстаивал молитву и давал очистительный расход, ждет награда Господа.
Не познают они страха и печали.
(2:277)
Остерегайтесь (наказания Судного) Дня, в который вы будете возвращены к Богу.
Затем каждой душе полностью воздастся за то, что она приобрела, и они (души) не будут обижены.
(2:281)
Господи наш! Не уклоняй наши сердца после того, как Ты вывел нас на прямой путь,
и дай нам от Тебя милость: ведь Ты, поистине, - Податель!
(3:8)
Газета "Наш Мир"Луис Бейкон (Louis M. Bacon) возглавляет один из крупнейших и
влиятельнейших инвестиционных фондов мира Moore Capital Management. На
прошлой неделе он объявил, что возвращает инвесторам четверть
находящихся под его управлением капиталов на сумму около 2 миллиардов
долларов. Свое решение он объяснил New York Times тем, что ему трудно
осуществлять инвестиционные операции, поскольку предсказать ситуацию в
Европе невозможно. Он заявил: «Политическое вмешательство приобретает
крайние формы – мы не видели такого с послевоенного периода. Они
пытаются предотвратить естественный результат работы рынка.
Поразительно, насколько решения одного человека – Ангелы Меркель – стали
важны для мировых рынков».
Цель хедж-фонда заключается в том,
чтобы делать деньги, а Бейкон по сути дела заявил, что делать деньги в
условиях активного политического вмешательства невозможно, так как оно
создает непредсказуемость на рынке. Следовательно, осмотрительно
вкладывать инвестиции становится невозможно. Инвестфонды приобрели
важнейшее значение для глобального распределения капитала, поскольку они
своими действиями влияют на других важных участников. А их нежелание
инвестировать и торговать имеет существенные последствия для наличия
капитала. Если примеру Moore Capital последуют другие – а они последуют –
будет гораздо труднее находить капитал, необходимый для решения
европейских проблем.
Но интереснее всего мотивировка и
объяснения. В заявление Бейкона заложена идея о том, что политические
решения непредсказуемы, или менее предсказуемы, чем экономические
решения. Вместо того, чтобы увидеть в канцлере Германии Ангеле Меркель
узницу нерыночных сил, которые ограничивают и сдерживают ее действия,
традиционные инвесторы, похоже, считают, что Европа сегодня стала
заложницей прихотей и капризов руководителя Германии. Я смею утверждать,
что политические решения предсказуемы, и что Меркель в большей степени
не принимает решения, а просто наблюдает за действием обезличенных сил,
которые ее подталкивают. Если у вас есть представление об этих
обезличенных силах, то можно предугадать поведение политиков, а также
поведение рынка. Все это не совсем точная наука, однако, если поступать
должным образом, то такое возможно. Политическая экономия
Чтобы
сделать это, надо начать с правильного представления о двух вещах.
Первая вещь – что политика и рынок всегда взаимодействуют между собой.
Сама основа рынка - а это общество с ограниченной ответственностью -
является политической. То, что многие воспринимают как естественное
образование, на самом деле является политическим ухищрением, позволяющим
инвесторам ограничивать свою ответственность. Тот способ, которым эта
самая ответственность ограничивается, является правовым вопросом, а не
рыночным, и разрабатывают его политики. Структура риска в современном
обществе вращается вокруг корпорации, а корпорация и риск это
изобретение политики. Нет ничего естественного в корпоративном
законодательстве той или иной страны, а ведь именно оно устанавливает
границы рынков.
Есть времена, когда политика оставляет такие
законы без изменений, и есть времена, когда политика вмешивается.
Нынешнее поколение живет в уникальное время, когда благополучие рынка
позволило сохранить правовые структуры в целом без изменений. После 2008
года такой стабильности уже не существует. Но активное политическое
вмешательство в дела рынка это, по сути дела, правило, а не исключение.
Современные инвесторы из нынешнего поколения составляют большое
исключение, и не обладая видением исторической перспективы, ошибочно
принимают такое вмешательство за норму. Этим объясняется неспособность
современных инвесторов справиться с проблемами, с которыми постоянно
сталкивались предыдущие поколения.
Вторая вещь – это признание
того, что такие мыслители как Адам Смит и Давид Рикардо, которыми
восхищаются современные инвесторы, понимали это в полной мере. Они
никогда не использовали термин «экономика» сам по себе, применяя его в
сочетании со словом «политика». Они называли все это политической
экономией. Термины «экономия» и «экономика» не существовали сами по себе
до 1880-х годов, когда сторонники школы маржинализма попытались
математизировать экономику и освободить ее от политики, сделав отдельной
дисциплиной в обществоведении. Количественное описание экономики и
финансов привело к вере в то, что существует отдельная сфера экономики,
куда политика не вторгается, а математика позволяет рынкам действовать
предсказуемо – если только не вмешается политика. Такие люди, как Смит,
никогда этой веры не придерживались.
Поскольку политика и
экономика неразделимы, математика никогда не сможет стать столь мощной
прорицательницей, как может показаться. Чрезмерная квантификация
рыночного анализа, в котором первостепенные политические соображения
игнорируются, усугубила рыночные колебания. Экономисты с финансистами
сосредоточились на цифрах вместо анализа политических последствий этих
цифр и политического переопределения правил корпоративных участников
рынка, которые были изобретены политической системой, коль уж на то
пошло.
Мир не является непредсказуемым, как не являются
непредсказуемыми Европа и Германия. Дело не в том, что говорят политики о
своих планах и намерениях, и не в том, что они хотят сделать в тайне. И
не в понимании того, что они сделают. Скорее, ключом для прогноза
политического процесса является понимание сдерживающих факторов, то
есть, тех вещей, которые они сделать не могут. Инвесторы в своем мнении о
том, что рынки непредсказуемы из-за политики, упускают из вида два
момента. Во-первых, с момента изобретения корпораций не существует
рынка, независимого от политики. Во-вторых, политика и экономика это
результат деятельности человека, и поэтому и первое, и второе обладают
определенной степенью предсказуемости. Сдерживающие факторы Меркель
Европейский
Союз был создан по политическим причинам. Экономические соображение
были средством для достижения цели, а цель заключалась в том, чтобы
положить конец войнам, разрывавшим Европу на части в первой половине
20-го века. Главное было – соединить Германию и Францию узами нерушимого
альянса, основанного на перспективе экономического благоденствия. Тот,
кто не осознает политическую подоплеку Евросоюза и сосредотачивается
только на его экономических намерениях, не понимает, как он работает.
Поэтому действия европейских политиков могут застать его врасплох.
Послевоенная
Европа развивалась в период, когда Германия возвращала себе довоенную
роль крупной державы-экспортера. Для немцев изначальные версии
европейского объединения стали основой решения проблем Германии, главная
из которых заключалась в том, что производственные возможности этой
страны превышали ее потребительский потенциал. Германии приходилось
экспортировать, чтобы удержать экономику на плаву, и любые барьеры на
пути свободной торговли угрожали ее интересам. Создание зоны свободной
торговли в Европе было основополагающим велением времени, и чем больше
стран объединяла в своем составе эта зона свободной торговли, тем больше
рынков получала Германия. Поэтому она активно расширяла границы зоны
свободной торговли.
Германия также активно поддерживает
общеевропейские стандарты в таких областях как политика трудовой
занятости, политика защиты окружающей среды и так далее. Благодаря этим
мерам самые крупные немецкие компании, способные покрывать свои расходы,
оказываются под защитой от предпринимательской конкуренции со стороны
других европейских стран. Поднятие цены за вступление в такой рыночный
механизм явилось важной составляющей немецкой стратегии.
И
наконец, Германия выступала за введение евро – единой валюты,
контролируемой единым банком, на который она оказывала влияние
соразмерно своей значимости. Единая валюта, в которой основное внимание
было приковано к предотвращению инфляции, защищала немецких кредиторов
от европейских стран, искавших выход из долговой ямы в инфляции. Их долг
был деноминирован в евро, Европейский центробанк контролировал
стоимость евро, а страны из еврозоны и за ее пределами попали в западню
такой монетарной политики.
Пока все было благополучно, пока
существовало экономическое процветание, основополагающие проблемы
системы были скрыты. Но кризис 2008 года вывел их наружу. Во-первых, у
большинства европейских стран был значительный пассивный баланс в
торговле с Германией. Во-вторых, европейская кредитно-денежная политика
была сосредоточена на защите интересов Германии и в меньшей степени
Франции. Нормативная база создавала системную жесткость, благодаря
которой крупные корпорации были под защитой.
В этих условиях
политику Ангеле Меркель навязала действительность. Германия чрезвычайно
зависела от своего экспорта, а ее экспорт в Европе имел критическое
значение. Меркель надо было обеспечить сохранность зоны свободной
торговли. Во-вторых, ей надо было свести к минимуму расходы Германии по
стабилизации системы, возложив это бремя на другие страны. Ей также
необходимо было убедить своих соотечественников в том, что в кризисе
виноваты расточительные южные европейцы, и что она не позволит им
использовать немцев в своих интересах. Однако истина состояла в том, что
кризис спровоцировала Германия, использовавшая торговую систему для
наводнения рынков своими товарами, ограничивавшая конкуренцию за счет
введения регулирующих норм и механизмов, и что на каждый безрассудно
потраченный евро приходился один евро, безрассудно отданный в долг.
Будучи хорошим политиком, Меркель создала миф о том, что хитрые и
коварные греки одурачили доверчивого проверяющего из Deutsche Bank.
Вопреки
краснобайству Меркель, решения были понятны. Во-первых, она ни при
каких обстоятельствах не могла допустить, чтобы какая-то из стран вышла
из зоны свободной торговли ЕС. Если бы этот процесс начался, она не
смогла бы предсказать, чем все закончится. Единственное, что она могла
спрогнозировать, это возможную катастрофу для Германии. Во-вторых, по
причинам экономического и политического характера ей приходилось вести
себя как можно агрессивнее с не выполняющими свои обязательства
должниками. Но в то же время, ее агрессия не должна была заставить их
прийти к выводу, что дефолт и выход из системы имеет больше смысла,
нежели пребывание в ее составе.
Меркель не принимала решения;
она действовала по сценарию, вписанному в структуру Евросоюза и
экономики Германии. Меркель создавала кризисы, укреплявшие ее позиции
внутри страны; она становилась в позу, предлагая лучшие из всех мыслимых
сделок, не приводящие к выходу из системы. А в итоге она либо заключала
соглашение, которое просто не выполнялось, либо капитулировала,
откладывая проблему до следующей встречи той или иной организации.
В
итоге немцам пришлось взять на себя расходы по преодолению кризиса.
Конечно, Меркель знала об этом. Она попыталась сформировать новую
европейскую структуру в обмен на неизбежную капитуляцию Германии перед
Европой. Меркель понимала, что Европа и одна из главных основ
европейского благополучия трещат по швам. В качестве решения проблемы
она предложила создать новую структуру, в которой европейские страны
согласились бы на надзор и контроль Брюсселя над их национальными
бюджетами в рамках системного урегулирования силами немцев. Некоторые
страны открыто и резко отвергли данное предложение, а другие
согласились, зная, что оно никогда не будет реализовано. Попытка Меркель
отыграться за счет создания еще более мощного европейского аппарата
обязательно должна была провалиться по двум причинам. Первая и самая
важная причина – страны не готовы с легкостью отказаться от своего
суверенитета, переуступив его по сути дела немецкой структуре. Особенно
европейские страны. Вторая причина: остальная Европа понимала, что ей не
надо уступать, потому что в итоге либо Германия согласится взять на
себя решение проблемы (это наиболее вероятный вариант), либо зона
свободной торговли рухнет.
Если мы понимаем очевидное, то
действия Меркель нам тоже вполне понятны. Германии Евросоюз был нужен
больше, чем любой другой стране, что объяснялось ее мощной торговой
зависимостью. Германия не могла допустить, чтобы союз распался на
разрозненные страны. Поэтому она постоянно блефовала и шла на попятную.
Ярким примером всего этого стала греческая драма. В ловушке оказалась
Меркель, и попав туда, она повела себя предсказуемо.
Вопрос с
евро интересен, потому что он пересекается с банковской системой. Но
сфокусировав внимание на евро, инвесторы не сумели понять, что это
второстепенный вопрос. Европейский Союз это политический институт, и
европейское единство для него прежде всего. Кредиторов судьба их
кредитов беспокоит гораздо больше, чем заемщиков. И какие бы закулисные
игры ни вел Европейский центробанк, он сделает минимум для
предотвращения дефолта – но дефолт все равно предотвратит. Да, инвесторы
торговали евро, но тема у этой игры иная. Это игра на тему зоны
свободной торговли и франко-германского единства. Меркель принимала
решения, ориентируясь не на евро, а на более неотложные соображения. Современная торговля
Проблема
инвесторов в том, что они ошибочно принимают период с 1991 по 2008 год
за норму, и ждут, что норма вернется. Мне же этот период всегда казался
весьма странным и капризным, способным сохраниться лишь до очередного
крупного финансового кризиса. А такой кризис приходит всегда. Период был
действительно необычный, политические и торговые проблемы утихли под
болеутоляющим воздействием благополучия. В то время внутренние циклы и
сдвиги европейской финансовой системы происходили с минимумом внешней
турбулентности, а для тех, кто научился выгадывать от таких небольших
финансовых водоворотов, это было хорошее время для торгов.
Когда
кризис 2008 года нанес свой удар, внешние факторы, которые всегда
присутствовали, но находились в латентном состоянии, стали более
очевидны. Внутренние характеристики финансовой системы стали зависеть от
внешних сил. Мы находились в мире политической экономии, а политика
стала приливной волной. Из-за нее торговые циклы и удачные возможности,
на которые трейдеры полагались с 1991 года, стали неактуальными.
Поэтому, потеряв в 2008 году деньги, они уже не могли найти точку опоры.
Теперь они жили в мире, где Меркель была важнее любого сообразительного
трейдера.
На самом деле, Меркель не была важнее трейдера. Они
оба оказались в ловушке ограничений и сдерживающих факторов, и ничего не
могли с этим поделать. Но если эти сдерживающие факторы и ограничения
были понятны, то поведение Меркель можно было предсказать. Настоящая
проблема инвестиционных фондов заключалась не в непонимании того, что
они делают. Просто те приемы, при помощи которых они совершали сделки в
прошлом, уже не работали. Даже понимая и предугадывая действия
политических руководителей, ты ничего не добьешься, если будешь
придерживаться торговой модели, построенной для несуществующего уже
мира.
То, что называют высокоскоростной торговлей ценными
бумагами – а это постоянные трейдинговые операции по бесконечно малым
перемещениям спокойной и предсказуемой инвестиционно-денежной среды, на
пике политической приливной волны не работает. А инвесторы современного
поколения не знают, как торговать в условиях приливной волны. Если мы
вспомним две мировые войны и холодную войну, то увидим, что это было
нормой в 20-м веке, и что в таких условиях удавалось сколачивать
состояния. Но новое поколение инвесторов хочет управлять рисками, а не
пользоваться преимуществами и выгодами новых реалий.
Что бы мы
ни думали о показателях деятельности финансового сообщества после 2007
года, должна существовать система размещения капитала. Руководить ею
может государство, однако эмпирические данные говорят о том, что
государство не очень-то хорошо принимает инвестиционные решения. Но ведь
и показатели деятельности финансового сообщества в равной мере никуда
не годятся, а его лживость внесла немалый вклад в кризисные беды.
Аргумент в пользу частного размещения капитала теоретически весьма
силен, но факт остается фактом: эмпирического обоснования такой частной
модели не существует уже несколько лет.
Если забыть о коррупции и
глупости, то можно выдвинуть мощный аргумент о том, что реальная
проблема - в нехватке творческой фантазии. Мы снова вступили в эпоху, в
которой политические факторы будут доминировать при принятии
экономических решений. Такая норма существовала очень долго, и трейдеры,
ожидающие возврата старой эпохи, будут разочарованы. Политику можно
предсказать и спрогнозировать, если ты понимаешь те факторы, которые
сдерживают политиков типа Меркель, и если ты не веришь в простую
случайность данных решений. Но чтобы сделать это, надо вернуться к Адаму
Смиту и вспомнить название его величайшей работы «Исследование о
природе и причинах богатства народов». Заметьте, что Смит писал о
народах, о политике и об экономике, то есть, о политической экономии.
Луис Бейкон (Louis M. Bacon) возглавляет один из крупнейших и
влиятельнейших инвестиционных фондов мира Moore Capital Management. На
прошлой неделе он объявил, что возвращает инвесторам четверть
находящихся под его управлением капиталов на сумму около 2 миллиардов
долларов. Свое решение он объяснил New York Times тем, что ему трудно
осуществлять инвестиционные операции, поскольку предсказать ситуацию в
Европе невозможно. Он заявил: «Политическое вмешательство приобретает
крайние формы – мы не видели такого с послевоенного периода. Они
пытаются предотвратить естественный результат работы рынка.
Поразительно, насколько решения одного человека – Ангелы Меркель – стали
важны для мировых рынков». 
