Решение администрации Б. Обамы о «возвращении» США в Восточную Азию, осуществляемое с опорой на традиционные военно-политические инструменты, со всей остротой вновь поставило вопрос о будущем китайско-американских отношений и вероятности полномасштабного конфликта между двумя державами. Первые симптомы такого конфликта можно увидеть в активном вмешательстве Соединенных Штатов в территориальные споры КНР с государствами АСЕАН в Южно-Китайском море.
В Пекине скептически оценивают потенциал американского лидерства в АТР, стремятся примирить США с неизбежностью усиления китайской мощи, в том числе и военно-политической, и намекают на необходимость разделения ответственности за регион.
Объективно система обеспечения безопасности в Восточной Азии, построенная на комплексе двусторонних военных союзов США с отдельными государствами и не претерпевшая значимых изменений после окончания «холодной войны», нуждается в трансформации. Будущее безопасности в Восточной Азии будет во многом зависеть от того, будут ли готовы Пекин и Вашингтон учитывать мнения, опасения и интересы друг друга в процессе постепенного приведения региональной «архитектуры безопасности» в соответствие с изменившимися условиями международной среды.
«Великая антикитайская стена»?
В конце 2011 г. администрацией Б. Обамы было принято решение о «возвращении» США в АТР и смещении фокуса американских внешнеполитических усилий с вопросов борьбы с терроризмом и переустройства Ближнего Востока на более традиционные задачи «сдерживания – вовлечения – балансирования» в Восточной Азии. Это решение исполнялось в присущей Соединенным Штатам стремительной, хотя и несколько прямолинейной манере.
10 ноября 2011 г. в своем выступлении на саммите АТЭС в Гонолулу госсекретарь США Х. Клинтон провозгласила наступление «тихоокеанского века для Америки». По ее словам, Вашингтон готов принять на себя лидерство в АТР, идя навстречу пожеланиям партнеров и союзников в Восточной Азии.
16 ноября 2011 г. Х. Клинтон подписала с филиппинским министром иностранных дел А. дель Розарио Манильскую декларацию, приурочив ее к шестидесятилетнему юбилею Договора о взаимной обороне и напомнив миру о нерушимости военного союза двух стран. В декларации, в частности, говорилось, что обе страны разделяют «общий интерес в поддержании свободы судоходства, беспрепятственной законной торговли» и придерживаются «основанного на правилах подхода к разрешению конкурирующих претензий в отношении приморских районов посредством мирного, кооперационного, многостороннего и дипломатического процессов в рамках международного права». Данное заявление приобретало совершенно очевидный смысл на фоне разгоравшегося с новой силой конфликта между Манилой и Пекином вокруг находящегося под филиппинской юрисдикцией рифа Скарборо (в КНР его называют островом Хуанъянь).
17 ноября Б. Обама в ходе своего визита в Австралию объявил о решении разместить в Дарвине, на севере австралийского континента, пусть и на ротационной основе, 2500 американских морских пехотинцев, которых предполагается передислоцировать из Японии.
19 ноября, впервые приняв участие в Восточноазиатском саммите, Б. Обама заявил: «Хотя мы и не являемся участниками спора в Южно-Китайском море и не принимаем чью-либо сторону, мы придаем очень большое значение морской безопасности в целом и разрешению споров в Южно-Китайском море в частности – как тихоокеанская держава, как морское государство, как торговая нация и как гарант безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе».
В той же логике было выстроено и выступление министра обороны США Л. Панетты на Диалоге по безопасности «Шангри-ла» в Сингапуре. Он заявил о намерении Пентагона сконцентрировать до 60% всех сил и средств ВМФ США на Тихом океане к 2020 г. А визит Л. Панетты во Вьетнам (еще одно, помимо Филиппин, государство-участник спора о принадлежности островов в Южно-Китайском море) и посещение им бывшей советской базы в Камрани, на доступ к которой рассчитывают в США , стали и вовсе символичным шагом, говорящим о готовности Вашингтона расширять число военно-политических союзников в регионе, в том числе и непосредственно у границ КНР .
Столь активный разворот США в сторону Восточной Азии, несомненно, привел к существенному сужению окна внешнеполитических возможностей для КНР и заставил задуматься о формировании в регионе некоей «великой антикитайской стены». Ощущение изоляции КНР усугублялось тем, что к военно-политическим мерам по укреплению своих позиций в АТР Вашингтон добавил меры экономического характера: в ноябре 2011 г. было объявлено о запуске крупного экономического интеграционного проекта под названием «Тихоокеанское партнерство» («Trans-Pacific Partnership»). Цель проекта – создание в АТР преференциального торгового режима на базе многостороннего торгового соглашения с участием Австралии, Новой Зеландии, Малайзии, Брунея, Сингапура, Вьетнама, Чили и Перу (заметим – без участия КНР).
США в Азии: взгляд из Пекина
Реакция Пекина на возникающие в Азии геополитические вызовы и его прогнозы относительно развития ситуации оказываются куда более спокойными и взвешенными, чем голоса отдельных зарубежных аналитиков.
Во-первых, представляется, что в Пекине понимают логику внешнеполитического поведения американцев: в предвыборный год, уходя из Афганистана и сокращая свое военное присутствие на Ближнем Востоке, администрация Б. Обамы просто обязана продемонстрировать дипломатические успехи в другом ключевом регионе мира и заодно успокоить своих азиатских союзников, ощущавших недостаток внимания со стороны государства-патрона в годы активной глобальной кампании по борьбе с терроризмом и «ненадежными режимами». К тому же на фоне нарастания новых кризисных тенденций в мировой экономике АТР выглядит островком «сравнительного процветания» – и упустить возможность поправить свое экономическое положение за счет расширения торговых связей (и расширения американского экспорта) с не потерявшими динамики развития государствами Восточной Азии в Белом Доме не хотят. Однако сугубо экономические инициативы, подобные «Тихоокеанскому партнерству», не способны вернуть Соединенным Штатам лидирующие политические позиции в регионе. Именно поэтому вполне закономерно стремление США компенсировать экономические механизмы классическим военно-политическим инструментарием из набора адепта школы политического реализма – за счет опоры на сеть двусторонних военных союзов, причем в первую очередь с теми странами, которые либо заинтересованы в росте своего регионального влияния (Австралия), либо испытывают потребность во внешних гарантиях безопасности (Филиппины). Как к первой, так и ко второй категориям относится и не являющийся пока формальным союзником США Вьетнам. Такой вывод делают аналитики в Пекине. Так, Чэнь Сянъян, заместитель директора Китайского института современных международных отношений, часто выражающего позицию Министерства государственной безопасности, в своей статье «Отстаивать морские права и интересы» отмечает: «… некоторые страны в своем экономическом развитии зависят от колоссального рынка Китая и в то же время в обеспечении безопасности опираются на США. Соединенные Штаты используют эту зависимость в области безопасности» . Интерес Соединенных Штатов к спорам в Южно-Китайском море носит, таким образом, несмотря на уверения администрации США в обратном, функциональный, технический характер.
Во-вторых, КНР со скепсисом (осторожным, но, похоже, не наигранным) оценивает шансы США на реализацию своей новой региональной внешнеполитической стратегии. К примеру, отношение к проекту «Тихоокеанского партнерства» «не допущенного» к нему Китая варьируется от сдержанно-вежливого до открыто ироничного. Так, заместитель министра торговли КНР, попеняв участникам проекта на дискриминационный характер «Тихоокеанского партнерства» и попытку «подменить действующие региональные многосторонние режимы», отметил, что «в целом "Тихоокеанское партнерство” устанавливает очень высокие стандарты, и нам еще предстоит понять, все ли его члены смогут им соответствовать». А авторитетное китайское экономическое издание «Чжунго цзинцзи баодао» в статье с показательным названием «Соединенные Штаты не очень хорошо выбирают новых партнеров для "Тихоокеанского партнерства”» прямо отмечает, что без участия Японии и Республики Корея его практический смысл невелик, и Китай «будет, не вмешиваясь, спокойно наблюдать» за развитием переговоров. Уже упоминавшийся исследователь Чэнь Сянъян, анализируя новую стратегию США в Восточной Азии, излагает следующие объективные трудности, которые могут возникнуть у Вашингтона при ее осуществлении: противоречия с Россией по европейской ПРО и по Сирии, потребность по-прежнему активно участвовать в процессах переустройства Ближнего Востока, а также дальнейшее обострение противоречий с Пакистаном и их влияние на урегулирование в Афганистане будут отвлекать внимание США от АТР, а гигантский дефицит американского бюджета, несмотря на заверения Белого Дома, неизбежно приведет к сокращению военных расходов. Именно эти факторы, по мнению Чэнь Сянъяна, могут заставить США сконцентрироваться на внутренних, а не на внешних вызовах и проблемах.
В-третьих, Пекин и Вашингтон в силу целого ряда политических и экономических причин прилагают усилия к тому, чтобы не допустить конфликта. Китайские товарищи обращают внимание, прежде всего, на примирительный тон американских внешнеполитических заявлений. Оценивая атмосферу на состоявшемся в Сингапуре Диалоге по безопасности «Шангри-ла», газета «Жэньминь жибао» отмечает, что, вопреки ожиданиям, «деэскалация была ключевым словом» саммита, а вопрос споров в Южно-Китайском море не был ключевым звеном дискуссий. Не ускользнули от внимания Пекина и слова Л. Панетты о неготовности США автоматически вмешиваться в конфликты КНР с другими государствами. Известный американский политолог и китаист Б. Глейзер, комментируя выступление Л. Панетты на «Шангри-ла Диалоге», отметила, что он «отчетливее, чем любой другой официальный представитель США дал понять, что "мы хотим, чтобы у государств региона была возможность оборонять себя, но не принимать как должное или рассчитывать на то, что при возникновении проблемы Соединенные Штаты придут тушить пожар”». Примечательно, что китайские официальные СМИ приписывали слова Б. Глейзер самому Л. Панетте.
Одновременно с этим в Пекине понимают, какой логикой диктуется поведение США и азиатских государств в отношении КНР. Известный китайский исследователь Ван Цзиси в своей статье «Почему международная среда стала для Китая более суровой» указывает, что «в процессе наращивания оборонного потенциала КНР ее соседи и Соединенные Штаты не только выражают сомнение в миролюбивых намерениях Китая, но также расширяют направленные против него оборонительные меры в добавок к координированию своих стратегий на китайском направлении».
Китай больше не хочет «хладнокровно наблюдать»: конфликт с США или новая структура региональной безопасности?
И возвращение США в Азию, и укрепление позиций Пекина, в том числе военных и военно-политических, – процессы объективные и закономерные. Нарастание напряженности в регионе является неизбежным следствием их развития и взаимодействия в контексте сложившейся политической ситуации, которая усугубляется фактором смены элит и сопряженной с этим процессом активизацией политической борьбы в США и КНР.
С одной стороны, Пекин не просто не выражает готовности быть встроенным в американоцентричную модель восточноазиатской подсистемы международных отношений – он не понимает ее содержания в изменившихся условиях, а также сомневается в наличии у США достаточных ресурсов для реализации такой модели. С другой стороны, ограничиваясь заверениями в приоритете мира и развития, Китай до последнего времени не отходил от максимы Дэн Сяопина «никогда не становиться лидером» и «не привлекать к себе внимания» и не предлагал внятной альтернативной модели регионального развития. Пожалуй, в нынешней ситуации именно дефицит новых идей и подходов несет наибольшую опасность региональному миру и стабильности. Ведь без новых внешнеполитических разработок стороны будут опираться на уже имеющиеся доктрины, в основе которых лежат сформированные еще «холодной войной» конфронтационные алгоритмы.
Если китайско-американские отношения будут развиваться по инерции, то США неизбежно в обозримой перспективе будут вынуждены перейти к активному сдерживанию военно-политических амбиций Пекина. При этом они будут стремиться, в первую очередь, ограничить его способность к проецированию морской мощи (пример превращения территориального спора в Южно-Китайском море в один из главных источников повышенного регионального напряжения здесь весьма показателен). Следует понимать, что процесс возрастания китайской мощи носит объективный характер – и для того, чтобы смягчить американское противодействие, Пекину придется изыскивать способы отвлечения внимания и ресурсов Вашингтона от Восточной Азии. Возможности, пусть и ограниченные, у Китая для этого есть: от экономических и валютно-финансовых инструментов до использования право вето в Совете Безопасности ООН (как в случае, например, с Сирией), особых отношений с Пакистаном (для оказания влияния на процесс мирного урегулирования в Афганистане) и, наконец, своего политического и экономического влияния в Африке. Если в АТР возобладает конфронтационная модель китайско-американских отношений, игрой на противоречиях между двумя державами не преминут воспользоваться те игроки в регионе, которые заинтересованы в расширении американской поддержки в своих спорах и конфликтах с Пекином (Филиппины, Вьетнам, Тайвань). Это, в свою очередь, негативно скажется на состоянии региональной безопасности, о чем, в частности, предупреждает отечественный исследователь А. Сушенцов. Другие государства в регионе будут поставлены в крайне невыгодное положение – им придется выбирать между расширением экономического партнерства с КНР и развитием военно-политического взаимодействия с США .
Это достаточно пессимистичный сценарий развития ситуации в Восточной Азии. Похоже, Пекин осторожно предлагает альтернативу этому сценарию. Остановимся на ней подробнее.
В интервью газете «Хуанцю шибао» ведущий китайский исследователь Янь Сюэтун отметил: «Невозможно представить, что американская стратегия в Азии, как заявляют США, не будет направлена против Китая. Разница лишь в том, будет это на уровне действий приготовление к военному противостоянию с Китаем, его сдерживание или превентивное сотрудничество с КНР». На последний предложенный китайским исследователем вариант взаимодействия с КНР следует обратить пристальное внимание, особенно учитывая контекст его формулирования.
Янь Сюэтун – одна из ключевых фигур современной китайской политологии. Он является автором концепций «цзунхэ шили» – комплексной государственной мощи (универсального инструмента измерения «удельного веса» государств на международной арене) и «синь аньцюань гуань» – новой концепции безопасности (альтернативное блоковому видение системы международных отношений, ставшее ритуальной мантрой китайской дипломатии конца 1990-х – начала и середины 2000-х годов).
Его выступления никогда не носили популистского характера и едва ли когда-либо отражали только его личную точку зрения. В конце 2011 г. в своей статье «От одной сверхдержавы и нескольких сильных держав – к двум сверхдержавам и нескольким сильным державам» Янь Сюэтун, оценивая текущую политическую ситуацию в мире, отметил следующие основополагающие тенденции современного международного развития.
Первое. С учетом того, что в ближайшие пять лет только США и Китай смогут поддерживать военные расходы на уровне свыше 100 млрд долл. в год, анализируя материальные аспекты мощи, можно заключить, что мировая архитектура начала меняться: от конфигурации «одна сверхдержава – несколько сильных держав» в сторону конфигурации «две сверхдержавы – несколько сильных держав». При этом шансы на наступление периода многополярности уменьшаются.
Второе. Произошла институционализация практики вмешательства во внутренние дела других государств (причем не только на уровне великих держав, но и на уровне развивающихся государств), и принципы вмешательства и невмешательства могут сосуществовать.
Третье. Набирает силу процесс «демагогизации», выхолащивания международных организаций, поскольку «у государств-лидеров недостаточно сил для обеспечения лидерства, а государства, обладающие для этого достаточным потенциалом, не принимают на себя лидерские функции».
Четвертое. Равноправие и справедливость становятся основным течением общественной мысли в мире, замещая своего ключевого конкурента – школу либеральной мысли – прежде всего в экономике, под воздействием кризисных явлений, поскольку «нерациональное распределение по-прежнему не позволяет решить вопросы бедности и обеспечения самым необходимым (пинькунь юй вэньбао)».
Автор статьи призывает КНР «идти в ногу со временем» (юйши цзюйцзинь) и учитывать указанные тенденции при формулировании своей внешней политики.
Помимо сугубо научной ценности (как отражение эволюции китайской науки о международных отношениях, ставшей в последнее десятилетие стремительной), эта статья представляет интерес и как некий внешнеполитический манифест КНР.
Данный манифест, во-первых, начинает допускать вмешательство во внутренние дела других государств как инструмент внешней политики (это, по сути, концептуализация доктрины «дипломатия красных линий» – «хунсян вайцзяо»: признания наличия у КНР так называемых «коренных интересов», отстаивание которых может потребовать крайних мер ; во-вторых, призывает к перераспределению ответственности и лидерских полномочий в многосторонних организациях для повышения эффективности их деятельности; в-третьих, провозглашает верность и применимость официальной китайской концепции «справедливого и рационального мирового экономического и политического порядка». И, наконец, самое главное – в статье декларируется готовность КНР к обсуждению с Соединенными Штатами вопроса о повышении бремени ответственности Китая за мировые процессы (от себя добавим – как минимум в региональном масштабе). При этом речь не идет о системе «мирового согосподства». Негативная реакция Китая на эту идею американского экономиста Найла Фергюсона была озвучена еще в 2009–2010 гг., когда новое китайско-американское партнерство вселяло такой же оптимизм, как и российско-американская «перезагрузка» .
Не желает Китай и ухода США из Восточной Азии. Такой шаг Вашингтона полностью подорвал бы существующую систему региональной стабильности и возможности дальнейшего роста для КНР.
Пекин стремится примирить Америку с неизбежностью приведения своих военно-политических возможностей в соответствие со своим экономическим потенциалом. Он вновь посылает США сигнал о необходимости скорректировать правила поведения в регионе: признать интересы друг друга в Южно-Китайском море и в Восточной Азии в целом, отказаться от стратегии сдерживания, рассмотреть альтернативы существующей модели безопасности в Азии, построенной на сети двусторонних военно-политических союзов государств региона с США и по-прежнему исключающей Китай. По мнению Пекина, «Азия нуждается в новой архитектуре безопасности – а не в новом лидерстве» .
Сложившаяся в Большой Восточной Азии система международных отношений объективно нуждается в трансформации (в отличие от Европы, она практически не изменилась со времени окончания «холодной войны»), основа которой – в превентивной кооптации Пекина, в делегировании ему части ответственности за устойчивое развитие региона. На данном этапе, пока международные возможности КНР еще относительно невелики, этот процесс может носить управляемый, неконфронтационный характер и быть куда менее болезненным, чем попытки в авральном режиме закрепить изменение статус-кво десятилетие спустя. Заявленное США «возвращение» в Азию – подходящий момент, чтобы начать предметную дискуссию по этому вопросу.
Михаил Мамонов
