Газета "Наш Мир" br> Среди отличительных черт фашизма можно назвать возвеличивание
героического прошлого, в горниле которого прошли закалку народ или
нация. Можно даже утверждать, что источником вдохновения фашизма были
эпические герои. Обращение к историческому прошлому как к идеалу
величия, к которому должен стремиться народ, пробуждает пещерный
национализм, который, в свою очередь, призывает к революционным
свершениям.
Уместность и целесообразность использования
определения «фашист, фашистский» в анализе политических событий
сталкивается в настоящее время с двумя серьезными препятствиями. Первое
из них вызвано упрощением этого понятия со стороны определенной части
левых сил после окончания Второй Мировой Войны. То, несколько странное
обстоятельство, что Советский Союз оказался после этой страшной схватки в
лагере защитников основных прав человека - не будем, кстати, забывать,
что в 1939 году СССР заключил с гитлеровской Германией Пакт о
ненападении, - позволило ему заявить о себе как о главном борце с
фашизмом и забыть о большом сходстве между двумя тоталитарными режимами.
Сталинская
пропаганда добилась того, что этот статус в качестве своего логического
развития привел к тезису о том, что любого критика коммунизма следует
считать «фашистом». Особый смысл это приобрело в годы холодной войны,
когда США продвигали во власть антикоммунистических диктаторов, жестко
подавлявших свои народы. И все же эти отвратительные военные диктатуры,
реакционные по своей сути, имели мало общего с революционной энергией
классического фашизма. Постепенно определение «фашист» стало применяться
ко всем правым силам политического спектра, и в итоге «правые» и
«фашисты» стали звучать практически, как синонимы, что было очень удобно
для левых сил в деле развенчания своих противников.
Тем не
менее, фашизм существовал как явление, и, несмотря на упрощения этого
определения, для пользы политических споров необходимо уточнить его
правильное значение. И вот тут-то возникает вторая большая трудность.
Можно ли использовать этот термин по отношению к различным режимам,
имевшим много общих немаловажных характеристик? Или только режим
Муссолини в Италии был фашистским?
Как считает, например, Умберто
Эко, итальянский опыт не следует рассматривать в качестве
идеологической основы других, подобных движений, прежде всего потому,
что фашистская политика Муссолини никогда не опиралась на какое-либо
учение. Несмотря на свою высокопарную риторику, он был лидером
прагматического склада, чутко улавливавшим особенности текущего момента и
умело подстраивавшего под них свою деятельность. Другие европейские
режимы, которые принято считать фашистскими – германский
национал-социализм, испанский фалангизм, хорватские усташи, румынская
Железная Гвардия, венгерские салашисты – имели свои особые
националистические корни и не желали, в отличие от коммунистов,
подчиняться единой идеологии. Исследователь Стэнли Пайн определяет это
как совокупность общих характерных черт в различных движениях, дающих
основание называть из фашистскими. Именно этого принципа мы и будем
придерживаться в данной статье.
Среди
отличительных черт фашизма можно назвать возвеличивание героического
прошлого, в горниле которого прошли закалку народ или нация. Можно даже
утверждать, что источником вдохновения фашизма были эпические герои.
Обращение к историческому прошлому, как к идеалу величия, к которому
должен стремиться народ, пробуждает пещерный национализм, который, в
свою очередь, призывает к революционным свершениям. Все, что мешает
возрождению этой «героической сущности», должно быть уничтожено. В
частности - разлагающее влияние мирового капитализма, мировая еврейская
финансовая плутократия, про которую говорил Гитлер, а также «либеральное
благодушие» буржуазного государства, мешающие установлению истинной
справедливости. Эта угроза воплощена в образе опасного внешнего врага и
его агентов внутри страны, которые должны быть разоблачены и уничтожены.
Отнюдь не будучи консервативными, фашистские режимы
стремились придать процессу более радикальный характер, ставя все время
новые цели, чтобы держать в напряжении своих последователей и не
допустить угасания их энтузиазма по отношению к обещанному им славному
пути.
Лидера и его последователей связывали чисто эмоциональные
отношения, основанные на примитивных чувствах и не являвшиеся
результатом здравого размышления. Упор на ведение войн и поиск врагов
отодвинул на второй план политику как форму разрешения противоречий.
Чтобы добиться победы, необходимо было сомкнуть ряды вокруг Великого и
харизматичного Лидера, ведущего народные массы по пути революции:
человек должен был подчиниться государству, являвшегося для него
воплощением всеобщего благоденствия. Был создан режим абсолютного
подчинения, основанный на культе личности, при котором государственные
интересы всегда стоят над личными устремлениями. Государство – высшее
благо, чьи насущные потребности, особенности и скрытые пружины в
состоянии понять только Великий Лидер. При этом порядке вещей были
уничтожены независимые общественные организации: профсоюзы, крестьянские
союзы, ассоциации творческих работников и культуры. На смену им пришли
«национальные фронты», объединившие эти общественные слои под знаменами
революционной партии. Эти общественные фашистские организации в
совокупности составляли Корпоративное Государство, в котором интересы
общественных групп должны были сливаться с высшими интересами нации.
Вместо того, чтобы представлять перед государством своих членов, они
представляли перед ними планы данного государства, то есть, «всеобщее
благоденствие».
Ради
создания и поддержания этого манихейского, совершенно надуманного
представления о действительности неустанно работала огромная
пропагандистская машина, постоянно штамповавшая фальшивки для того,
чтобы создать непреодолимую пропасть между нами, такими хорошими,
которые следуют за вождем, и всеми прочими, которые не стали участниками
его искупительной миссии и, соответственно, - символизируют зло. Таким
образом, они - враги, изменники родины, отказавшиеся от своих корней и,
соответственно, не заслуживающие тех прав, которыми пользуются истинные
патриоты. Поскольку институты правового государства охраняют всех этих
людей, то они должны быть снесены, чтобы поставить во главу угла высшие
интересы нации так, как их понимает величайший и неоспоримый лидер. И
тут высовывает свое отвратительное рыло социальная технология со своими
широкомасштабными претензиями на устранение неугодных и воспитание
Нового Человека, надежной опоры величественного порядка, который скоро
будет установлен.
С этой целью узаконивается применение насилия
для борьбы с несогласными, а жизнь самого общества выстраивается в
соответствии с казарменными нормами. Логическим следствием и
неотъемлемой частью вышеупомянутых процессов стали полувоенные
организации, находившиеся в подчинении фашистских партий и активно
практиковавших уличное насилие. Их непременным атрибутом были рубашки
строго определенного цвета: коричневые у членов штурмовых отрядов
Национал-социалистической партии; черные у итальянских фашистов; синие у
испанских фалангистов; оранжевые в Болгарии и зеленые в Румынии. Все
они подавляли «врагов» и были отличительной чертой фашистских режимов.
Они исповедовали культ смерти, в котором было два аспекта. Во-первых,
смерть рассматривали как инструмент «чистки», призванный уничтожить всю
гниль и нечисть старого общества, чтобы расчистить дорогу Новому
порядку. Во-вторых, смерть представляла собой наивысшую форму
самопожертвования, которой можно требовать от человека во имя высших
общественных интересов. Таков был самый точный образ Нового человека,
который должен был появиться из пламени борьбы. Каким-то странным
образом это воспитывало нравственное превосходство, поскольку
превозносило лишения и страдания во имя торжества общественных
интересов, которые обязательно ставились выше личных.
Не
надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, кого изображают в качестве
фашиста в современной Венесуэле. Но в этой стране нет и не будет – пока
демократические силы смогут этому противостоять - концлагерей. Там
фашизм существует в «легкой» форме, если можно так выразиться. Кроме
того, это фашизм нового образца, нефашизм, которому не дает развернуться
в полную силу демократическая культура страны. Он пытается рядиться в
тогу коммунистической фразеологии, чтобы заявить о своей солидарности с
угнетенными, заверить их в том, что они отстаивают их интересы.
Это
совершенно не противоречит определению фашизма, поскольку, как уже было
сказано, он не имел под собой какой-то конкретной идеологии. Более
того, и в Германии, и в Италии фашизм оказался у власти в результате
свободного волеизъявления народа. Фашисты зачастую обвиняют других в
том, что те - фашисты. Но это их не спасает. Психологи называют это
проекцией, или механизмом психологической защиты, когда одни приписывают
другим свои собственные пороки, надеясь таким образом сделать их
незаметными для окружающих и снять с себя вину. В народе же это называют
перекладывать с больной головы на здоровую.
|