В романе замечательного итальянского писателя Итало Кальвино (Italo Calvino) «Невидимые города» Марко Поло поражает китайского императора Кублай-хана 55 рассказами о городах, которые он посетил, где «где винтовые лестницы в домах украшены морскими раковинами», где в городе-зигзаге жители «освобождены от скучной необходимости ходить ежедневно по одним и тем же улицам», и где в другом городе «можно поочередно спать и стряпать, изготавливать орудия, царствовать, копить золотые монеты, раздеваться, торговать, расспрашивать оракулов». Но оказывается, здесь есть подвох: Венеция Марко Поло настолько богата, разнообразна и насыщена, что все свои рассказы он ведет только о ней одной.

Современному европейскому правителю, слушающему рассказы китайского визитера о сказочном возвышении его страны, лучше занять прямо противоположную позицию. Пусть в его голове возникнет следующая картина. Выходящий с железнодорожной станции путешественник видит, как женщина торгует с грязной металлической тележки лапшой мгновенного приготовления и упакованными  куриными ножками. Она стоит перед бетонной лестницей, ведущей на площадь, которая окружена ветхими гостиницами. На искусственной брусчатке площади кучками сидят крестьяне, жующие арбузные семечки. В воздухе стоит запах угля. Потом вдоль дороги появляются здания: эти похожие на коробки конструкции настолько серы, что кажутся бесцветными. Если город бедный, то высотное здание Bank of China сделано из отвратительного синего стекла; если он состоятельный, то путешественник подивится на чудовищно престижную конструкцию из стекла и меди. Станция рассекает на две части Шанхайское шоссе или проспект Мира, которые, в свою очередь, выводят на улицу имени первого президента Китайской республики Сунь Ятсена. А она затем пересекается с бульваром Древних Строений. И наш путешественник просто не понимает, где он – в Чанше, Сямэне или Хэфэе. Он в городе, который настолько ничем не примечателен, что «меняется лишь название аэропорта». Или, как пожаловался в 2007 году заместитель министра строительства Китая Цю Баосин (Qiu Baoxing), «это как тысяча городов с одинаковым внешним обликом».

Почему китайские города такие одинаковые? Ответ кроется в пестрой истории Китая. В 1930-х годах Китай был государством в состоянии распада. Огромные участки территории контролировали местные военные диктаторы, а северо-восток страны был японской колонией. Шанхай был центром заморских удовольствий и наслаждений, но продолжительность жизни там составляла примерно 30 лет. Тибетцы, уйгуры и прочие меньшинства жили в основном  самостоятельно и независимо. Когда Мао Цзэдун в 1949 году объединил Китай, значительная часть страны лежала в руинах, и его коммунистическая партия перестраивала страну по объединительной схеме. Провозгласив единый для страны язык и общенациональные законы, коммунисты взяли за основу советское представление о городах: широкие бульвары, угнетающие приземистые функциональные здания, жилье в стиле общежитий. Города замышлялись не как места для жизни, а как строительные кирпичи, необходимые для создания сильной и процветающей страны. Иными словами,  их строили на благо партии и государства, но не народа.

Даже сегодня большинство  китайских городов выглядят так, будто они взяты из архитектурного учебника советской эпохи. Прославленные либеральные реформы в период после Мао привели к тому, что китайские города стали богаче. Но все равно они не очень-то отличались один от другого. После прихода к власти Дэн Сяопина в 1978 году Пекин изменился до неузнаваемости. Но чтобы увидеть, как Пекин выглядел в прошлом, достаточно посетить менее развитые районы Китая. Гипермаркеты в региональном центре Сиань, который известен своими длинными рядами гримасничающих терракотовых воинов, выглядят как обшарпанные розовые строения, которые когда-то в изобилии можно было найти в западной части Пекина. Да, китайские города бурно развиваются, но в том, что вы находите даже в самых новых центрах экономического роста, есть некое гнетущее однообразие. Посмотрим краткую памятку по новым городским достопримечательностям, которая появилась в 2007 году в статье органа компартии People's Daily. Там были непременные новые «зоны развития» (это обширные корпоративные парки, созданные для привлечения прямых иностранных инвестиций), городские площади, кварталы «вилл» для нуворишей, широкие, нависающие друг над другом автострады и, конечно же, пара-тройка площадок для гольфа, чтобы было где порезвиться начальству. Подход к строительству был настолько шаблонный, что даже бывший директор Академии городского планирования и проектирования Чжоу Дэцы (Zhou Deci), и тот заявил в газете, что ему трудно отличить один китайский город от другого.

Такая уменьшенная модель бесконечных Пекинов была бы не столь уж и отвратительна, если бы этот город сам по себе был очарователен. Но он представляет унылое открытое пространство, пересеченное автомагистралями, через которые не перейдешь, испещренное военными базами, государственными учреждениями и прочими недоступными для народа строениями. Там нельзя пить воду из-под крана, а воздух настолько ядовит, что порой становится видимым, переливаясь оттенками желто-серого цвета. Точно такие же и уменьшенные копии Пекина на всей территории этой страны площадью 9,6 миллиона квадратных километров от Урумчи на крайнем западе до Шэньяна на северо-востоке. Несмотря на свои экономические успехи, китайские города, где нет гражданского общества, где катастрофически заражен воздух, перегружены автомобильные дороги, а государственная бюрократия просто душит человека, являются ужасными местами для проживания.

Я прожил в Китае семь лет, уехав оттуда в конце прошлого года. Я посетил 21 из 22 китайских провинций и все пять его «автономных» (в кавычках, потому что автономия вызывает сомнения) регионов. Меня едва не оглушил рев автомобильных сирен в пробке на улицах Уханя. Всю неделю, что я провел в Нанкине, над городом висел смог цвета разбавленного молока, закрывая виды городских рек и мостов. А приехав в 3-миллионный Таншань, известный своей металлургической промышленностью, землетрясением 1976 года и капустой, и открыв в комнате окно, я оказался посреди дымящихся труб. Я шесть лет прожил в Пекине, два месяца в Шанхае, неделю в Тяньцзине и 45 минут в такси по дороге в аэропорт Чунцина. Но из всех тех мест, где я побывал, Харбин мне показался самым непригодным для проживания мегаполисом Китая, по крайней мере, за те три зимних месяца, что я провел там в 2005 году, будучи студентом.

Государственная пропаганда центральных китайских властей стала более изощренной, с годами она начала даже казаться правдоподобной. Однако официальные описания городов остаются важным исключением. Сямэнь, например, это душный бетонный лабиринт, находящийся прямо напротив Тайваня через пролив. А его называют «морским садом». Харбин это серый индустриальный центр в Маньчжурии, находящийся в 500 километрах к югу от Сибири. Компания McKinsey говорит, что в 2025 году он станет 55-м городом в мире по темпам и динамике развития. И он достоин награды за лучшее языковое извращение. Харбин в Китае называют «маленьким Парижем Востока», хотя между этими городами нет ничего общего кроме наличия дорог, людей, домов и любви к хлебу.

В начале 20-го века в Харбине проживало много бежавших от революции белых русских. В 1950-х годах из-за стратегически важного положения города Советский Союз направил туда советников, чтобы те помогли с застройкой города. Это они отчасти несут ответственность за бездушные многоквартирные дома и мерзкие бетонные общежития, окружившие кольцом студенческий городок Харбинского института технологий, являющегося самым известным в городе вузом.

В Харбине сегодня проживает почти 6 миллионов человек. Часть из них приехала туда из более мрачных северных городов. Это обширный, расположившийся на равнине мегаполис, рассеченный пополам Центральным проспектом. Надземные торговые центры сражаются за покупателей с крупными подземными гипермаркетами, которые когда-то были бомбоубежищами. Почтовые отделения, банки и магазины по продаже контрафактных DVD похожи на пекинские, но они более ветхие. Похоже, что и карту на автобусной остановке создавал один и тот же человек.

Кроме залов караоке и ресторанов фастфуда KFC, среди местных жителей популярны такие места, как парк «Солнечный остров», где чаще всего пасмурно, и парк им. Сталина (да, того самого), где можно посмотреть копии русской архитектуры и побывать в железнодорожном клубе, которым заведует местное управление железных дорог. Большую часть года заниматься чем-то на открытом воздухе весьма затруднительно. Я приехал туда в феврале, и температура там регулярно опускалась ниже минус 15 градусов Цельсия. А поскольку город к тому же насквозь продувается сибирскими ветрами, находиться на улице было просто физически трудно. Местные наверняка таращат глаза на собор Святой Софии, построенный русской армией в 1907 году, по крайней мере, пару раз непременно. А некоторые посещают Парк сибирских тигров, забираясь в трясущиеся прицепы и разъезжая в сопровождении гидов среди полосатых хищников (за 8 долларов ваш гид швырнет терпеливо ждущим зверям курицу, а за 300 выпустит на погибель корову). В Харбине также проводится международный фестиваль ледовых и снеговых скульптур, который называют одним из четырех самых крупных в мире.

Но в основном  народ пьет. Данные статистики по китайскому алкоголизму получить трудно, однако Харбин крепко закладывает за воротник. Один китайский вебсайт в 2008 году назвал харбинцев любителями пива №1 в Китае, заявив, что каждый там выпивает более 85 литров в год, идя вровень с Литвой и почти в два раза опережая второй по этому показателю китайский город, также находящийся в Маньчжурии. Многие пьют в ресторанах и в клубах, таких как популярный Blues. Это кавернозный танц-зал, где на стене висит большой портрет Владимира Ильича Ленина из шелкографии, а с потолка свисает неизвестно из чего сделанный осьминог. Там монгольская проститутка, лупцующая стулом проститутку корейскую, привлечет внимание лишь того человека, который на этом стуле сидел. Пекинский блогер, живший в Харбине в 2003 году, рассказывал мне, как он один раз выпил в баре Blues, а потом вышел и начал ловить такси. Подъехал таксист, который был ему знаком. «Он сказал мне: «Слушай, я только что со свадьбы, и я там нализался. Давай, ты поведешь»». Там мы и поехали по пустынным и холодным улицам Харбина.

Как и многие другие китайские города, Харбин может быть чрезвычайно опасен для здоровья. И дело не только в той скандальной отраве, которую подают порой в темных, слабо освещенных ресторанах. В больничных санузлах в Харбине и других городах часто не бывает мыла и туалетной бумаги, так как персонал больниц опасается, что пациенты все растащат. Через полгода после моего приезда была утечка бензола в реку Сунгари, из-за чего город на непродолжительное время остался без водопроводной воды. Воздух в Харбине настолько загрязнен, что мне казалось, будто у меня в легких осела угольная пыль. За ночь через наши окна просачивался тонкий налет черной сажи. Но даже Харбин по загрязненности уступает 4-миллионному городу Линьфэнь, расположенному в центральной китайской провинции Шаньси. Журнал Time в 2007 году написал о нем и о других 20 самых грязных городах мира, что «Лондон времен Диккенса выглядит на их фоне как девственный заповедник».

***

Самые пригодные для жизни районы китайских городов это те, что возникли еще до прихода к власти коммунистов. Чайные домики, представляющие собой изящные деревянные строения с плавными изгибами, можно найти в столице провинции Сычуань городе Чэнду. Районы вокруг Западного озера в городе Ханчжоу, что в провинции Чжэцзян неподалеку от Шанхая, отличаются городской безмятежностью и тишиной. В своем эссе художник-диссидент Ай Вэйвэй (Ai Weiwei) перечислил «несколько прекрасных парков», назвав их одной из двух вещей, которые нравятся ему в Пекине (вторая это люди, «которые до сих пор рожают детей»). В китайских городах мало преступности. Можно посреди ночи спокойно побродить по величественному пекинскому парку «Храм солнца», полежать на семиметровом алтаре, где император приносил жертвы светилу, и полюбоваться на парковые просторы в этом густонаселенном городе. А в те редкие дни, когда небо ясное, можно даже увидеть звезды на небе.

Во многих более или менее сносных районах Китая присутствуют иностранные элементы. Шанхай обязан иностранной колонизации своими кафе, очаровательными аллеями, а также величественными зданиями на береговой линии. Находившийся в иностранной концессии город Тяньцзинь с пригородами примерно равен территории Пекина и расположен в 30 минутах езды от скоростной железной дороги. Со времен иностранного присутствия там еще остались ветхие, но очаровательные особняки. (Однако  многие китайцы видят в иностранных концессиях напоминание о колонизации начала 20-го века, и поэтому считают их постыдными. А некоторые полагают, что американские города, где ВВП увеличивается черепашьими темпами 1-2 процента в год, являются реликтами прошлого.) Хотя местные власти и застройщики прилагают огромные усилия для того, чтобы снести старые кварталы, в оазисе Кашгар на Великом шелковом пути, а также в столице Тибета Лхасе до сих пор сохранились величественные храмы и мечети. Бывшая иностранная концессия остров Гуланъюй, находящийся в пяти минутах езды на пароме от города Сямэнь (это южная провинция Фуцзянь), является  одним из самых приятных мест в Китае. На острове нет машин, жителей там менее 20 тысяч, и он переживает настоящий бум, потому что  туристы «хотят ощутить западную культуру», как сказала мне в 2010 году женщина по имени Се Лида (Xie Lida). Ее семье принадлежит одна из самых популярных на острове кофеен, носящая название «Семейный сад Чжу», и расположенная на первом этаже их просторной виллы. Среди украшений в стиле европейских гостиных есть картины британской сельской местности, мягкие кресла с розовым рисунком. Чай Earl Grey там подают в посуде, сделанной под британский чайный набор.

Города, пытающиеся повторить успех таких мест как Гуланъюй, зачастую делают это, ставя прямо у себя в центре какое-нибудь массивное здание в стиле западной архитектуры. В 2003 году Далянь возвел над конференц-центром, где Всемирный экономический форум проводил свой «летний Давос», громадную крепость в баварском стиле. Она больше была бы к месту не в прибрежном китайском городе, а где-нибудь в видеоигре про братьев Марио. (В 2010-м крепость снесли.) А южный город Шэньчжэнь, который развивается бурными темпами, может похвастаться Эйфелевой башней в четыре раза меньше оригинала. Та, что стоит в Ханчжоу, меньше парижской в три раза. В 2003 году нищий город Фуян с населением 8 миллионов человек, находящийся в центральной провинции Аньхой, построил огромное государственное здание почти за 5 миллионов долларов, напоминающее американский Капитолий («Без красного флага и не поймешь, Америка это или Китай», - пошутил один местный житель в разговоре с журналистом из государственной китайской газеты.)

Привычка всему подражать распространяется и на местные достопримечательности. «Водяной куб», где Пекин во время Олимпиады проводил соревнования по водным видам спорта, разродился наследником в виде похожего на родителя спа в городе Чунцине. Чадо  было борделем, предлагавшим интимные услуги, по крайней мере, до полицейского рейда 2010 года. Чэнду построил подделку Великой китайской стены. И даже у всемирно известной площади Тяньаньмэнь, где Мао в 1949 году провозгласил независимость Китая, а в 1989 году была устроена жестокая расправа со студентами, имеет двойника-подделку в столице Нинся-Хуэйского автономного района городе Иньчуань. Все эти фиктивные достопримечательности, построенные ради престижа китайских мэров и партийных секретарей, редко вписываются в городской ландшафт. По словам одного фотографа, посетившего в 2011 году Эйфелеву башню в Ханчжоу, рабочие-мигранты сейчас выращивают овощи на земле прямо рядом с башней.

И даже там, где китайская урбанизация породила впечатляющие архитектурные творения, не всегда понятно, готовы ли к ним города. Ничем не ограниченные расходы на застройку пока еще не освободили страну от жесткого контроля коммунистической партии над историей, политикой и всем тем, что находится между ними. Поэтому да, в стране есть производящие глубокое впечатление новые городские Мекки для исполнительского искусства, например, вознесшееся в небо над Гуанчжоу здание оперного театра работы архитектора и лауреата Притцкеровской премии Захи Хадид (Zaha Hadid), которое обошлось в 200 миллионов долларов. Или великолепный пекинский Национальный центр исполнительских искусств французского архитектора Поля Андре (Paul Andreu), напоминающий плавающее в воде яйцо. Там смета была побольше – 300 миллионов долларов. Однако страх перед цензурой ведет к тому, что лучшие творческие работы и произведения искусства, являющиеся источником жизненной силы и энергии великих городов, так никогда и не создаются.

***

Нельзя сказать, что китайские города не становятся лучше. Если посмотреть на фотографии Харбина 1980-х годов, то возникает впечатление, что это Пхеньян – только со смогом и автомобильными пробками. Большинство китайцев жило в коммунальных квартирах с общими кухнями и ванными, где было очень мало электрических устройств и приборов.

«Двор там всего два квадратных метра», - пишет автор книги о путешествиях «Red Dust» (Красная пыль) Ма Цзянь (Ma Jian) о той «ветхой старой хижине» в Пекине, где он жил в 1981 году. Но это жилье было лучше, чем его предыдущее обиталище в общежитии. «В летние месяцы с верхних этажей летели арбузные корки и пустые картонные стаканчики от мороженого. Они привлекали полчища мух и комаров, поэтому я старался не выходить из дому. Зима это лучший сезон, поскольку мои соседи заклеивают окна». Бывшая журналистка из Болгарии Антуанета Бекер (Antoaneta Becker), учившаяся в конце 1980-х в лучшем столичном вузе Пекинском университете, говорила, что ей было очень скучно, потому что «делать было нечего, кроме как сидеть и медитировать о смысле жизни».

Сегодня в столице множество заведений, продающих лапшу и суши; бары, где вам подадут мартини за 15 долларов, стоят рядом с маленькими  палатками, где торгуют пивом сомнительного происхождения дешевле доллара. Иностранные и китайские хипстеры колонизировали часть маленьких пекинских аллей в центре города. Лучшая в столице мини-пивоварня «Большой скачок» открыла в одной из таких аллей свой бар. Название она позаимствовала у катастрофической по своим последствиям насильственной индустриальной кампании Мао, которая привела к голоду 20-30 миллионов человек.

Но чтобы городские китайские пустыри соответствовали стандартам величайших мегаполисов мира, предстоит проделать огромную работу. В другую эпоху, которая однако вполне подходит нынешнему состоянию Китая, английский писатель-романист Генри Джеймс (Henry James) писал: «Трудно говорить о Лондоне с достаточной точностью и справедливостью. Это неприятное место, некрасивое, невеселое, непростое и небезупречное. Это лишь блистательный город». После трех десятилетий головокружительного роста и пяти тысяч лет истории у китайских городов есть почти все, чтобы их полюбить. Но теперь им надо поработать над блистательностью.