16 мая 2011 года министр финансов США Т. Гайтнер уведомил конгресс, что государственный долг страны достиг максимального установленного законом уровня. По словам министра, ему приходится использовать «различные бухгалтерские уловки» в качестве мер для предотвращения дефолта.

12 июля 2011 президент США Б. Обама заявил, что в скором времени в федеральной казне может оказаться недостаточно денег для своевременной выплаты пенсий 27 миллионам пенсионеров, если госдолг не будет увеличен.

15 июля того же года Обама заявил, что, если к утру 16 июля Конгресс не увеличит лимит госдолга, США могут объявить технический дефолт.

По статистике Казначейства США, примерно четверть госдолга ($4,6 трлн) находится на руках иностранцев, главным образом центральных банков других стран.

2 августа 2011 года за 12 часов до возможного обьявления дефолта Сенат США проголосовал за увеличение госдолга на 2,4 триллиона долларов - до 16,7 трлн долл., тем самым дефолт был отложен. Госдолг составил в тот день более 14,3 трлн долл. В тот же день, 2 августа, президент США Барак Обама успел подписать принятый закон о госдолге, предотвратив технический дефолт. В тот же и на следующий день были размещены новые государственные облигации США на несколько сот миллиардов долларов.

4 августа 2011 года рейтинговое агентство Standard & Poor's впервые (с 1960-х годов) снизило кредитный рейтинг США как государства. Это обвалило мировые фондовые рынки, а цена на золото поставила новый мировой рекорд, превысив 1700 долларов за унцию.

Компанией Durst Organization в центральном районе Нью-Йорка в 1989 году на всеобщее обозрение был вывешен счетчик национального долга США. В октябре 2008 года его «зашкалило», поскольку там не оказалось места для числа с более чем двенадцатью нулями.

Госдолг США.

Долги правительства США имеют оценку кредитоспособности (АА- по классификации Standard & Poors), поскольку номинированы в собственной валюте - долларах США и по этой причине не имеют кредитного риска (ФРС США обладает эксклюзивным правом на эмиссию долларов и всегда может формально рассчитаться с кредиторами по любому долгу, номинированному в собственной валюте).

Независимость эмиссионного центра от правительства объясняется стремлением обеспечить баланс между налогоплательщиками и правительством (находящихся в отношениях «нанимателя» и «подрядчика»), а также исторически сложившейся в США банковской системой, и предотвратить возможность использования денежной дополнительного выпуска в краткосрочных интересах Правительства США (например, для покрытия Бюджетного дефицита).

В 1982 году суд центрального округа штата Калифорния вынес постановление по делу «Джон Льюис против Соединённых Штатов», в котором определил, что Федеральные резервные банки, входящие в стуктуру ФРС, не являются учреждениями, к которым могут быть предъявлены иски частных лиц по закону об исках к государственным организациям и служащим (Federal Tort Claims Act). Данное постановление суда относится к практике применения закона Federal Tort Claims Act к Федеральным резервным банкам и не выносит никаких определений относительно статуса ФРС в целом.

В другом Законе сказано, что «срок хартии устанавливается максимально допустимым законом» (The term of this Charter shall be the maximum allowable by law). (In the synopsis of the law on the Congressional Register, it says: "The term of this Charter shall be the maximum allowable by law", and the law on this is well established and plain: 99 years is the maximum legal charter available to the States or Federal Government.)

Примерно четверть госдолга ($3,6 трлн) находится на руках иностранцев, главным образом центральных банков других стран.

Внутренние долги США тождественны внутренним сбережениям США и отражают размер экономики США - объём экономических взаимосвязей между её субъектами.

Общая задолженность американских домохозяйств составляет более $13 трлн

Странное решение.

Как сообщает CNNMoney - начиная со следующего года, отпадет возможность покупать бумажные облигации казначейства США и других банков страны, все они будут заменены на облигации в электронном виде. Переход планируется осуществить 1 января 2012 года. За внешней отговоркой (об экономии на печати более 70 млн долл) проглядывает с удручающей очевидностью курс государства на сворачивание этого популярного инструмента народных инвестиций:

Сберегательные операции появились в Америке так же, как и везде в мире: из нужды государства в помощи граждан в критический момент истории.

Обычно для государства дело чести - выполнять собственные обязательства по долгам перед гражданами. Во всяком случае, американские savings bonds с первого дня существования и поныне пользуются репутацией абсолютно надежного и выгодного инструмента вложения капитала.

Сберегательные облигации сыграли в истории американской материальной цивилизации культовую роль. Продажная стоимость скромного финансового инструмента всегда составляла половину ее номинала, что страшно нравилось обывателям. В самом деле: бабушке, покупающей за 50 долларов на день рождения внуку красивую сберегательную облигацию, на которой красуется надпись The United States Of America One Hundred Dollars сделка казалась пределом финансовой выгоды. Магического превращения приходилось ждать 18 лет, что в пересчете дает одну из самых низких доходностей на рынке, но это мало кого останавливало. Облигации были также и универсальной формой социального поощрения: они вручались победителям всевозможных студенческих спортивных соревнований, конкурсов поэзии, математических олимпиад, скаутских состязаний и т.п. Универсальности инструмента способствовала и демократическая линейка деноминаций сберегательных облигаций: номиналы в $50, $75, $100, $200, $500, $1 000 и $5 000 позволяли использовать ценные бумаги в самых различных ситуациях практически любому члену общества, независимо от достатка и благосостояния

Американские сберегательные облигации с самого начала обладали рядом дополнительных характеристик, подчеркивавших и усиливавших их элитную привлекательность.

- покупателем savings bonds мог быть только гражданин США,

- ежегодно позволялось закупать сберегательных облигаций каждого типа не более чем на 5 тысяч долларов (ограничения, разумеется, рождали в обществе здоровый ажиотаж и желание стать заветным обладателем бумаг сверх положенных лимитов).

- не облагались налогами на местном и штатном уровнях. Выплата федерального налога откладывается на бесконечно длительный срок (исчисляемый десятками лет)

- облигации позволяют эффективно противостоять инфляции. Правда, только сберегательные облигации типа I7, но именно они и пользуются бешеной популярностью.

Сберегательные облигации находятся на руках 55 миллионов граждан, то есть каждого шестого.

Столь ошеломительные результаты наложились на решение Казначейства США с 1 января 2012 года прекратить выпуск сберегательных облигаций в бумажной форме, несмотря на то, что бумажная форма облигаций составляет львиную долю всей их привлекательности! Почему государство так поступает?

Причина очевидна: бесконечно печатание новых денег продолжаться не может. Рано или поздно это приведет к гиперинфляции, и тогда индексированный госдолг начнет в прямом смысле слова перекачивать все госактивы в карманы держателей этого долга - перспектива малоприятная.

Как бы там ни было, американскому государству по большому счету без разницы, какую процентную ставку несут долговые бумаги, им эмитированные. США безмятежно спокойны, поскольку уникальным образом контролируют одновременно и долговую эмиссию, и денежное покрытие. Но до тех пор пока можно будет одной рукой выпускать долговые обязательства и собирать живые деньги, а другой печатать новые доллары для покрытия этих долговых обязательств, всё с Дядей Сэмом будет в порядке.

Эволюция американского доллара до 1913 года

Поводом для выделения 1913 года в качестве переломной вехи в истории американских денег послужил непреложный факт: по оценке Министерства финансов США, стоимость товаров и услуг в течение периода с 1635-го по 1913 годы оставалась относительно неизменной, зато с момента создания ФРС эта стоимость возросла в 25 раз. Иными словами, Америка демонстрировала финансовую стабильность на протяжении почти 300 лет, которые - обратите внимание - были наполнены самыми драматичными социальными потрясениями.

В ХХ веке на территории США воцарился мир, а войны, опустошившие прочие континенты, обеспечили «форпосту демократии» условия для невиданного экономического роста. При этом, однако, состоялось не столько сокрушительное обесценивание американских денег, сколько превращение их в эфемерное, неуловимое, сюрреальное нечть, ни к чему не привязанное, ничем не обеспеченное и к тому же находящееся под контролем неизвестно кого. Неожиданное развитие событий, не правда ли?

За вопиющим обесцениванием денег и принудительной виртуализацией финансовых отношений скрывается хоть и трагичная, но весьма банальная социальная метаморфоза: речь идет о безоговорочном переходе властного контроля в мире от капитала производственного к капиталу банковскому. Здесь-то и начинается самое интересное.

Летопись американского доллара начинается не с момента обретения им нового качества (1913 и 1933 годы), а с самых истоков - XVII века, эпохи колониальной зависимости Америки от Британии.

Период от возникновения первых колоний до победы в Войне за независимость представляется неолиберальным историкам и экономистам дикой вольницей. Страшно подумать: на территории Соединенных Штатов в те годы в обращении находилось более пятидесяти (!) различных форм денег - помимо монет британской, испанской, французской и португальской чеканки, в качестве платежного средства легко и непринужденно принимались сертификаты (scrips), эмитируемые отдельными колониями (впоследствии - штатами), городами и даже крупными предприятиями. Стоимость этих денежных суррогатов непредсказуемо менялась, а главное - не соответствовала реальной стоимости подлежащего обеспечения (золота и серебра), либо вообще никакого обеспечения не имела.

Приведенная оценка финансовой анархии, царившей в XVII-XVIII веках на территориях США, отражает точку зрения сторонников Александра Гамильтона и привнесенного им в 1791 году цивилизованного (в европейском понимании) банковского дела в виде First Bank of the United States, первого Центробанка Соединенных Штатов. Реальность, однако, такова, что колониальные сертификаты (colonial scrips) - бумажные декретные деньги, подкрепленные не золотом и серебром, а лишь авторитетом местных властей, - на протяжении всего своего существования (52 года) не знали инфляции и обеспечивали стабильность цен, невиданную ни до их введения, ни после запрета, наложенного на эмиссию британским парламентом (т. н. Currency Act 1764 года).

Характерно, что ликвидация колониальных сертификатов и возврат к благородному продукту Bank of England, фунту стерлингов, не только привела к упадку экономической жизни североамериканских колоний, но и стала, по сути, главной причиной Войны за независимость.

Революционное своеобразие колониальных сертификатов проявлялось не столько в отказе от привязки к золоту и серебру, сколько в упразднении самой идеи банковского кредитования власти (правительства) под процент - общепринятой практики в Европе XVIII века. Отсутствие «долгового бремени» на самозваных деньгах североамериканских колоний позволяло местным органам управления снижать налоги и предоставлять кредиты под низкий процент, что, в свою очередь, вело к расцвету товарных отношений и производства.

Бенджамин Франклин, принимавший непосредственное участие в создании колониальных сертификатов Пенсильвании, оставил зарисовку экономической ситуации, отражавшей запрет метрополии на эмиссию самозваных денег: «Условия изменились столь разительно, что эра процветания мгновенно сошла на нет, а депрессия достигла таких масштабов, что улицы колониальных городов переполнились безработными».

В 1776 году о колониальных «чудо-скрипах» писал с нескрываемым восхищением и отец европейской экономической науки Адам Смит: «Правительство Пенсильвании изобрело новый способ кредитования, который, не будучи деньгами с золотым либо серебряным обеспечением, тем не менее, полностью дублировал денежные функции. Правительство предоставляло людям под процент и земельный залог бумажные долговые сертификаты, которые переходили из рук в руки подобно банковским обязательствам (bank notes) и считались законным платежным средством во всех сделках. Система эта существенным образом сокращала ежегодные расходы правительства, и говорят, что пенсильванские бумажные деньги никогда не обесценивались ниже стоимости золота и серебра, установленной в колониях до их эмиссии».

Отказ от привязки колониальных сертификатов к золоту и серебру объяснялся объективной невозможностью обеспечить паритет денежной массы и объема товаров и услуг: драгоценные металлы хранились за океаном в авуарах Bank of England, который, как можно догадаться, не горел желанием наращивать эмиссию пропорционально темпам экономического развития североамериканских колоний. Секрет успеха доморощенной валюты заключался, однако, не в их декретном статусе (fiat money), а в соединении двух обстоятельств - устранении вышеупомянутого «долгового бремени» и жесткого контроля за эмиссией. По признанию Бена Франклина: «В колониях мы эмитируем собственные деньги. Они называются - «колониальные сертификаты». Мы эмитируем их в правильных пропорциях к запросам торговли и производства».

Разумеется, бумажные обязательства североамериканских колоний были далеки от идеала. Можно не сомневаться, что и без запрета метрополии «правильные пропорции» эмиссии рано или поздно исказились бы под воздействием непредвиденных обстоятельств, как это случилось десятью годами позже (в 1775-м) в условиях разразившейся Войны за независимость.

10 мая 1775 года на тайном заседании Второго Континентального Конгресса было принято решение об эмиссии «кредитных билетов на сумму, не превышающую двух миллионов испанских рифленых долларов». Потребность в бумажных деньгах возникла для «защиты Америки», а «12 колоний Джорджия - тринадцатый участник Второго Континентального Конгресса, провозгласившего впоследствии Декларацию независимости и Статьи Конфедерации и Вечного союза (первую конституцию США), - в помянутом заседании не участвовала.обязались признать новую эмиссию в качестве законного платежного средства». Новые сертификаты получили название «Континентальной валюты» (Continental currency), или сокращенно - «Континенталы» (Continentals).

Беспокойные обстоятельства военного противостояния метрополии помешали, однако, благостному развитию сценария: очень скоро эмиссия вышла из-под контроля и продемонстрировала самые печальные дефекты бумажных денег. В конце 1775 года было напечатано «Континенталов» на сумму, уже в три раза превышающую изначально запланированную (шесть миллионов испанских долларов), а в 1779 году эмиссионная вакханалия доcтигла предела: 242 миллиона долларов! Инфляция обрела гомерические масштабы - за 100 «металлических» долларов радостно отдавали 16 800 бумажных.

В довершение неприятностей полиграфическая защита «Континенталов» оказалась настолько условной, что британцы всласть наигрались в экономическую диверсию, обеспечивая своим печатным станкам круглосуточную загрузку фальсификатом. Типичное рекламное объявление эпохи Войны за независимость (из нью-йоркской Rivington's Gazette): «Путешественников, отправляющихся в другие колонии, снабжаем любым количеством поддельных долговых билетов Конгресса по оптовой цене бумаги. Качество печати настолько высокое, а имитация такая точная, что нет ни малейшего риска получить отказ в реализации, тем более что нашу продукцию практически невозможно отличить от настоящей. Долговые билеты были успешно и многократно запущены нами в обращение в очень больших объемах. Заинтересовавшиеся могут спросить Q.E.D. в «Кофе-хаусе» с 11 до 16 ежедневно в течение всего месяца».

Считается, однако, что овчинка «Континенталов» стоила выделки: колонии не только три года противостояли могучей Британской империи, но и вышли из этого противостояния победителями. Экономическая цена победы - 200 миллионов долларов долговых обязательств, полностью дисконтированных инфляцией и неликвидностью.

Если предположить, что стремление к самостоятельной денежной системе и в самом деле явилось одной из основных причин противостояния Соединенных Штатов Америки Британии, то победа смотрится гораздо менее выразительно, чем успехи Джорджа Вашингтона при Трентоне и Принстоне. В декабре 1776-го (Трентон) и январе 1777 года (Принстон) Джордж Вашингтон нанес поражение войскам английского главнокомандующего Вильяма Гоу.. По крайней мере, если принимать во внимание не декларативную сторону дела, а сущностный вектор развития американской финансовой системы. Так, в 1791 году по предложению великого англофила, а по совместительству - первого секретаря Казначейства США, Александра Гамильтона Конгресс добровольно сдал позиции и согласился на создание первого американского центрального банка, вылепленного с трогательной прецизионностью по образу и подобию Bank of England.

Внешне мотивация Гамильтона выглядела более чем похвально: наведение порядка в финансовой жизни молодого государства, обеспечение надежного кредитования, насущного для развития промышленности и торговли, ликвидация инфляционных последствий, вызванных бесконтрольной эмиссией (и британской диверсией) «Континенталов». Для выполнения поставленных задач предлагалась централизация финансов под эгидой единого банка, способного обеспечить и защитить интересы государства и правительства. Замечательно и убедительно.

Хитрая рожица сатанёнка начинала проглядывать только в деталях, описывающих механизмы функционирования и - главное - распределения собственности Центробанка. Так, первоначальный капитал First Bank of the United States, по предложению Александра Гамильтона, должен был составить 10 миллионов долларов. Правительству Соединенных Штатов резервировали царскую долю - в размере двух миллионов долларов. Одна незадача - у правительства таких денег не было и в помине! «Не беда, - увещевал умудренный европейским опытом ученик британского министра финансов Роберта Уолпоула, - эти деньги одолжит правительству Соединенных Штатов... сам Центробанк!» Разумеется, за скромные проценты - иначе в цивилизованном обществе не полагается. К тому же возвращать ссуду сразу не обязательно. Можно и постепенно: скажем, на протяжении 10 лет равными долями.

Оставшиеся восемь миллионов долларов (а по сути - все 10, поскольку доля правительства также покрывалась за счет кредита) в уставной капитал первого американского Центробанка вносили частные лица, причем обязательным условием Гамильтона был допуск в акционеры не только граждан Америки, но и зарубежных товарищей. Зачем? Как зачем?! Если даже у правительства молодого государства не набиралось 20% уставного капитала, неужели кто-то полагает, что у рядовых граждан Североамериканских Штатов, в достатке снабженных «Континенталами» на поколения вперед, могло заваляться восемь миллионов долларов? Тем паче, что другим непременным условием Гамильтона для формирования уставного капитала американского Центробанка было внесение не менее четверти суммы золотом и серебром

Оплату остальной суммы допускалось производить облигациями, ликвидными сертификатами, ценными бумагами и прочими вменяемыми долговыми обязательствами.. Тем самым златом-серебром, с которым у колоний, как помнит читатель, изначально не сложились добрососедские отношения.

Короче говоря, скрытая подоплека демарша по созданию американского Центробанка не может оставлять сомнений (в глазах наших современников, разумеется): передача контроля за финансовой системой нового государства «старым деньгам» Европы. А заодно - стремление «подсадить» правительство США на долговую иглу кредитных денег. Мало того, что офису Джорджа Вашингтона предстояло десять лет кряду выплачивать свою долю в уставном капитале банка, так еще и последующее кредитование государственной деятельности предполагалось осуществлять в полном соответствии с британским стандартом: под процент!

Дабы невзначай не создалось превратного впечатления, что долговые обязательства правительства никак не затрагивают частную жизнь граждан, спешим развеять опасные иллюзии: правительство, получив кредитные деньги от Центробанка, будучи в здравом уме, сразу же перераспределяет бремя собственных обязательств на законопослушное население. Как? Повышая налоги, добавляя проценты потребительского и делового кредита, выписывая акцизные марки - инструментарий обширный и проверенный временем.

Так долговое бремя, возложенное на правительство Джорджа Вашингтона первым американским Центробанком, Александр Гамильтон элегантно предложил облегчить за счет введения налога на импорт алкоголя и повышения акциза на местное производство виски. Проблема, однако, заключалась в том, что возгонкой американского горячительного напитка баловались в основном жители южных штатов, которые сразу после подписания президентом «Закона о банке» (25 апреля 1791 года) развернули многолетнее «Восстание виски», ставшее достойным фундаментом для последующего противостояния конфедератов и юнионистов.

За финансовое облагодетельствование молодой нации Александр Гамильтон запросил всего ничего: частный статус Центробанка да двадцатилетнюю хартию (1791-1811) на право эксклюзивного обеспечения финансовых интересов правительства. В качестве отступного предлагался запрет иностранным акционерам участвовать в голосовании и право секретаря Казначейства на проведение еженедельных проверок финансовой отчетности Центробанка, подкрепленное правом на изъятие правительственных депозитов.

Это последнее обстоятельство (контроль со стороны правительства) вкупе с привязкой денежной эмиссии к запасам золота и серебра позволяет говорить о сохранении хотя бы видимости независимости финансовой системы Соединенных Штатов в той зримости, как она сложилась к концу XVIII века. Рядом с закрытой и никому не подотчетной частной лавочкой Федерального резерва детище Александра Гамильтона смотрится образцом просветительского гуманизма.

Даже при таких щадящих обстоятельствах вектор развития Центробанка, наделенного статусом частной компании, обозначился в истинном виде в ближайшее время: уже в 1796 году у правительства США кончились деньги, и Конгресс дружно проголосовал за продажу акционерной доли государства в родном Центробанке, который отправился в самостоятельное плавание под полным контролем европейских «старых денег».

Поначалу казалось, что хитрое дело Александра Гамильтона прочно укоренилось на американской земле. Вопреки отказу Конгресса продлить хартию первого Центробанка в 1811 году, на смену ему через пять лет пришел Центробанк № 2 (Second Bank of the United States) со всеми полагающимися атрибутами: частным управлением, кредитованием государства под проценты, контролем за эмиссией. Ребенок Джеймса Медисона

ральные фонды из депозитария Центробанка, и лишь третьему назначенцу - Роджеру Тейни - хватило гражданского мужества ликвидировать филадельфийскую кормушку.

1837-1862 в США наступил длительный период вольного существования (т. н. Free Banking Era: ), в течение которого страна самым замечательным образом обходилась без Центробанка. Гражданская война привела даже к возрождению традиции денежной эмиссии, не обремененной кредитным процентом и производимой самим государством без частного посредничества. Летом 1861 года президент Линкольн обратился к банковскому сообществу с просьбой предоставить льготный кредит для финансирования армии и военных нужд. Банковское сообщество откликнулось с энтузиазмом: 24-36% годовых - и никаких вопросов!

Реакция Линкольна оказалась достойной восхищения потомков: отвергнув частные кредиты, президент провел через Конгресс (Закон от 17 июля 1861 года) эмиссию «Казначейских билетов» (в народе - greenbacks, «зеленые спинки»). Несмотря на то, что «зеленые спинки» являлись классическими декретными деньгами, полностью освобожденными от всяких кредитных и долговых обязательств, в условиях патриотического подъема они замечательно справлялись с функцией «законного платежного средства» и позволили юнионистам свести концы с концами в их противостоянии конфедератам.

В общей сложности за период с августа 1861 года по апрель 1862-го было эмитировано «зеленых спинок» на сумму 60 миллионов долларов без каких-либо признаков инфляции и дестабилизации финансовой системы. Единственной пострадавшей стороной оказались «старые деньги» и банковские круги, заинтересованные в процентном кредитовании федерального правительства.

Идея независимых декретных денег, свободных от долговых обязательств, похоже, понравилась американцам, и вслед за «Казначейскими билетами» они сразу же запустили эмиссию «Билетов законного платежного средства» (Legal Tender Notes), которые, в отличие от «зеленых спинок», были отвязаны и от золото-серебряного стандарта.

Финансовая система страны была упорядочена «Законом о национальной банковской системе», который в трех редакциях (последняя состоялась 3 марта 1865 года) устанавливал систему национальных банков, находящихся под надзором Управления контролера денежного обращения (Office of the Controller of the Currency, OCC). Отныне 1 644 национальных банка (октябрь 1866 года) хоть и финансировали правительство под процент, однако делали это в обмен на закупку правительственных же долговых обязательств (федеральных облигаций). И все это - обратите внимание! - без малейшего намека на частный Центробанк.

Независимая национальная денежная политика Соединенных Штатов просуществовала почти пятьдесят лет - до самой контрреволюции Федеральной резервной системы (1913).

1913 - 2012

Есть что то мистическое в том, с какой легкостью время от времени принимаются в Соединенных Штатах исторические решения: «Закон о ФРС», «Патриот акт» или, скажем, «Закон о безопасности и отчетности каждого порта» (в интернете).

Легкость эта, конечно же, иллюзорна, ибо за ней скрывается колоссальная работа по подготовке благоприятных условий. «Час Х» всегда приходится на канун больших праздников, первые дни нового президентского срока либо последние часы пребывания главы государства в офисе перед сложением полномочий, - скрываются месяцы, а зачастую и годы кропотливой «подводки» к нужному решению.

Обычно критика конспирологических теорий, связанных с ФРС США (профессор Эдвард Флаэрти (Edward Flaherty) против Юстас Маллинз и Гари Ка) развивается в трех направлениях. Основные постулаты критики следующие:

- Федеральный банк Нью-Йорка не находится под контролем иностранных банкиров;

- Федеральный банк Нью-Йорка не оказывает ключевого влияния на принятие решений ФРС;

- Прибыль ФРС не присваивается акционерами, а передается Казначейству США.

Действительно, согласно «списку конспиролога Маллинза», контрольный пакет акций Федерального банка Нью-Йорка (63%) принадлежит пяти банкам (Citibank, Chase Manhatten, Chemical, National Bank of North America и Bank of New York) и трем трастам (Morgan Guaranty Trust, Manufacturers Hanover Trust и Bankers Trust Company), которые по большей части контролируются европейскими финансовыми структурами, в первую очередь домом Ротшильдов.

«Список Ка» еще прямолинейнее: исследователь называет восьмерку главных акционеров Федерального банка Нью-Йорка в лоб и поименно - лондонский и берлинский банки Ротшильдов, парижский банк братьев Лазар, итальянские банки Израэля Мозеса Зейфа, банки Варбургов в Амстердаме и Гамбурге, а также нью-йоркский квадрумвират - банк братьев Леман, банк Куна и Лёйба, Чейз-Манхэттен и Голдман-Сакс.

Академическая наука в лице доктора Эдварда Флаэрти категорически отказывается принять списки Маллинза и Ка на том основании, что оба исследователя не в состоянии предоставить надежные источники информации. Потому, что «ФРС не является публичной компанией и на нее не распространяются требования Комиссии по ценным бумагам и биржам по разглашению списка акционеров!» - победно восклицает доктор Флаэрти. Как следствие, информация об акционерах никогда не обнародовалась в печатных изданиях ФРС, ее бюллетенях и отчетах Конгрессу.

Тот факт, что финансовая система Америки находится в руках частной компании и подлинные имена акционеров хранятся в величайшей тайне от американского народа, доктора Флаэрти не смущает.

Конспирологическую догадку о том, что Федеральный банк Нью-Йорка контролирует всю ФРС, Эдвард Флаэрти блестяще развеивает скрупулезным анализом структуры организации: оказывается, все 12 федеральных банков, входящих в Систему, обладают равными голосами, а контроль за принятием решений ФРС - sic! - осуществляют не банки, а Совет управляющих и Комитет по операциям на открытом рынке (FOMC)!

Что касается распределения прибыли, то здесь намеки конспирологов не стоят выеденного яйца: согласно годовому отчету Конгрессу за 2006 год, из общей прибыли в 34 миллиарда долларов ФРС перечислила Казначейству США 29 миллиардов, а на дивиденды акционерам потратила сущие гроши - 871 миллион долларов! О том, сколько стоит априорное инсайдерское знание об изменениях ставки федеральных фондов (той самой, что вызывает самые радикальные биржевые потрясения), Флаэрти благоразумно умалчивает.

Если верить откровениям Флаэрти, получается, что не федеральные банки контролируют Резервную систему, а две структуры - Совет управляющих и FOMC.

Совет управляющих и FOMC рынке принимают решения по всем ключевым вопросам финансовой политики ФРС: определяют процентную ставку федеральных фондов, величину банковских резервов, объемы ежегодной денежной эмиссии, а также объемы торгов государственными долговыми обязательствами, осуществляемых федеральными банками. Совет управляющих состоит из семи членов, назначаемых президентом США и утверждаемых Сенатом. FOMC, помимо членов Совета управляющих, включает в себя еще президента Федерального банка Нью-Йорка (на постоянной основе) и четырех президентов региональных федеральных банков (по ротации).

Поскольку президент США назначает 7 из 12 членов Совета управляющих, не нужно обладать мудростью Соломона, чтобы догадаться: именно он - ключевая фигура ФРС! Случайно или преднамеренно, но доктор Эдвард Флаэрти, развеивая аргументы классических конспирологов, подсказал слабое звено в цепи контроля над финансовым механизмом США. Выходит, «старым деньгам» даже не нужно бороться за акции Федерального банка Нью-Йорка: достаточно контролировать одного человека!

Насколько контроль над президентом эффективнее контроля над акционерным обществом, демонстрирует пример Вудро Вильсона, выбранного, кажется, специально для того, чтобы подмахнуть, не глядя, «Закон о ФРС». «I have unwittingly ruined my country»(Непреднамеренно я уничтожил свою страну»), - горестно вспоминал демократ о главном достижении своей жизни. То, что «ruined», можно не сомневаться, неуместно смотрится лишь слово «unwittingly» в устах руководителя государства, которому, по его личному признанию, нью-йоркские банкиры позволили самостоятельно назначить лишь одного члена (Томаса Джонса) из двенадцати в Совет управляющих ФРС первого созыва. Дальше события пошли по нарастающей:

- 5 апреля 1933 года ФДР подписывает «Указ № 6102», запрещающий гражданам и организациям иметь золотые сбережения. 5 июня 1933 года: Президент спускает в Конгресс, и Конгресс принимает т. н. Совместную резолюцию (48 Stat. 112), констатирующую отказ Соединенных Штатов поддерживать на внутренней территории государства золотой стандарт. 31 января 1934 года: на второй день после принятия «Закона о золотом резерве» (Gold Reserve Act) президент Рузвельт снизил золотое содержание доллара с 25,8 грана (20,67 USD за тройскую унцию) до 15,715 грана (35 USD за тройскую унцию). Скромно так - на 41%.

- в Бреттонском лесу доллар был признан всемирной резервной валютой. Тогда-то и стало понятно, почему мудрый «Эф-Ди-Ар», ликвидируя золотую привязку доллара внутри страны, сохранил ее за рубежом! Без этих 35 долларов за унцию союзники, хоть и потрепанные изрядно военными действиями, вряд ли согласились бы на учреждение высшей инстанции денежной справедливости в форме долговых обязательств ФРС!

- уже в начале 60-х возникли серьезные затруднения с удержанием уровня золотого обеспечения доллара. В 1961 году по инициативе заместителя казначея США Роберта Руса был создан «Лондонский золотой пул», объединивший ФРС США и центробанки Британии, Западной Германии, Франции, Швейцарии, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга в борьбе с золотовалютными биржевыми спекуляциями независимых трейдеров. Кинжал в спину воткнул генерал де Голль, который, апеллируя к договоренностям Бреттонского леса, потребовал от Америки оплаты французского экспорта не долговыми обязательствами Федерального резерва и билетами Казначейства США, а добрым желтым металлом. Истощение золотого запаса США привело к ликвидации «Лондонского пула» в апреле 1968 года.

- 15 августа 1971 года президент Ричард Никсон поблагодарил «Великого Архитектора Вселенной» за создание уникальной ситуации и довел до логического конца дело, начатое Франклином Рузвельтом: не размениваясь на паллиативное снижение курса, будущий герой «Уотергейта» махом взял да и отменил всякую привязку американской валюты к золоту на международном рынке!

Последствия отвязки доллара от Великих Уравнителей хорошо известны:

- ФРС получила возможность эмитировать не просто собственные долговые обязательства, но обязательства, еще и лишенные всякого обеспечения;

- Золото отправилось в свободное плавание, продемонстрировав удивительную способность соотноситься с американской валютой, что называется, «как бог на душу положит»: 35 USD за унцию в августе 1971 года, 195 USD - в декабре 1974-го, 300 USD в июле 1979-го, 850 USD - в январе 1980-го;

- Национальный долг США вырвался на стратегический простор

Доллар в роли всемирной резервной валюты обеспечил Соединенным Штатам феноменальные политические дивиденды, однако господство давалось запредельным напряжением экономического бицепса. Не спасала даже «внутренняя сегрегация»: гражданам Америки по-прежнему оставалось только мечтать о золотом обеспечении собственных денег. Разумеется, рано или поздно состоится колоссальный крах американской валюты - стоит лишь нарушиться эфемерному балансу между показным благополучием и наивной верой в несокрушимость финансовой системы. То, что этот крах произойдет, не вызывает ни малейшего сомнения у любого здравомыслящего человека. Единственная неопределенность - со сроками.