Газета "Наш Мир" Политическое устройство, которое сложилось в наиболее преуспевающих
странах к концу 20 века, можно с известным основанием назвать
«институциональной демократией». То есть по сути ее можно определить как
«демократию институтов», а не демократию граждан. Ее основным
достоинством, о котором стала устойчивость системы и сменяемость
носителей власти. Но в известной степени в тень ушла проблема собственно
представительства интересов большинства.
Этот вид правления
родила определенная эпоха, в том числе и производственная, в широком
смысле ее можно обозначить словом «фабричная». Это эпоха, когда
устойчивость правил и повторяемость операций являлась основой успешного
функционирования. «Демократия институтов» в значительной степени есть
своего рода фабрика управления и такое вид правления вполне адекватен
ситуации, когда фабрика является основным звеном общества.
Но к
21 веку фабрики либо начинают уступать место, условно говоря,
лабораториям, либо сами становятся лабораториями. В этих условиях с
неизбежностью придется говорить либо об уходе от институционального
управления, либо о радикальном изменении характера этих институтов.
Управленческая институализация сделала с участием граждан в управлении
обществом тоже, что индустриальная фабрика - с участием работника в
производстве. И это, так или иначе, является неким основанием для
кризиса институционального управления.
Политическое устройство,
которое начали внедрять в России двадцать лет назад и от которого ей так
и не удается в полной мере избавиться, можно назвать
«дискредитированной демократией». Но ее дискредитация оказалась
продуктом в том числе и того, что в России попытались внедрить модель,
уже близкую к своему кризису. Причем внедрить ее пытались в условиях
полного отсутствия как той традиции, которая делала ее успешной в иных
странах, так и той порождаемой ею инерции, которая позволяет ей там
удерживаться. С другой стороны, внедрялась она вместо модели, которая,
как не покажется странным, сама была ближе стадии либо
безинституальности, либо «лаборатории институтов».
Вообще,
наличие институтов – это то, что отличает общество с государством от
общества без государства. При снижении роли собственно государственности
и повышении роли тех или иных форм общественного самоуправления – а так
происходят всегда при повышении самодостаточности граждан –
естественным образом снижается или меняется роль институтов.
Новая
эпоха неизбежно должна рождать не только иные формы управления и иные
институты – но и иных субъектов управления и власти. Собственно говоря, в
управлении обществом себя оправдывают лишь те институты, которые более
удобны группам, с большим основанием претендующим на власть, то есть –
тем, кто связан с новыми формами производства.
Важно не то, имеем
мы в стране диктатуру или нет. Важно, имеем мы демократию или нет.
Власть большинства у нас - или власть меньшинства. Большинство может
быть относительно однородное, а может быть коалиционное. Парижская
Коммуна пыталась установить «чистую» диктатуру пролетариата. В России же
действовал принцип «диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства». В
Восточной Европе и Юго-восточной Азии база диктатуры была расширена:
«пролетариат, крестьянство в союзе с национальной буржуазией». На Кубе, в
силу определенных особенностей, был утвержден и до сих пор действует
еще один вариант, отличный от вышеперечисленных.
Если бы в
современной России попытались установить «диктатуру пролетариата», то
при населении, которое в абсолютном большинстве своем не имеет
собственного бизнеса и работает по найму, это была бы диктатура
подавляющего большинства против абсолютного меньшинства.
А
поскольку во главе этой диктатуры стояли бы люди, связанные с наиболее
передовыми видами производства, характерными для информационного
общества, то эта диктатура носила бы производственно-модернизирующий
характер и была направлена на совершение технологического прорыва, на
создание и развитие новейшего производства и превращение России в
технологическую сверхдержаву, контролирующую основные участки
производства информации, технологий и (что особо важно) – смыслов
современного мира.
Вряд ли кто-то будет оспаривать, что в
современной России власть реально принадлежит меньшинству и действует
она в целом в интересах меньшинства, причем большинство от участия в
этой власти отстранено. Кто-то считает, что эта власть основана на
соблюдении закона. Кто-то возьмется утверждать – что на его
игнорировании. Но даже если она и может быть признана правовым
государством – то это правовое государство меньшинства, то есть
авторитарное правовое государство.
Вполне естественно, что для
человека предпочтительнее вместо авторитарного (пусть и правового)
правления того или иного толка иметь демократическую диктатуру – то есть
такую свою власть, которая не может быть свергнута ее противниками и
при которой будет подавлено сопротивление бывших обладателей власти.
С теоретической точки зрения важны, пожалуй, два момента.
Первое.
Диктатура не противоречит демократическому характеру власти как
таковому. Демократическая диктатура не менее демократична, чем
демократическое правовое государство.
Второе. Диктатура не
означает и не предполагает автоматически репрессивности и устрашения.
Последние рождаются сопротивлением тех, кто не хочет подчиняться власти.
Сама по себе диктатура означает лишь устойчивость власти, ее реализм и
готовность защищать интересы тех, кого она представляет, в частности - в
чрезвычайных условиях и чрезвычайными методами.
Но в контексте того, о чем говорилось выше, также это значит, что:
Третье.
Если эпоха производства по устоявшимся правилам рождала фабричный тип
управления на основании инструкций и законов - демократию институтов
«фабричного типа», то эпоха информационно-креативного производства
должна либо рождать управление креативного («ручного» в хорошем смысле
этого слова) типа, то есть демократию институтов лабораторного типа,
демократию граждан (демократию не прав и законов, а интересов), либо
возможно, вести к устранению институализации власти как таковой.
И
четвертое. Эта лабораторная институализация должна строиться не на
законе старого, инструктивного типа, а на соединении авторитета
компетентности с выявленным интересом граждан. В этом отношении она сама
есть институт 21 века. И как институализация обеспечения интересов, и
как институализация политической власти самоорганизации субъектов нового
производства.
Демократия не есть устройство без подавления, без
власти. Демократия есть, прежде всего, такое устройство, при котором
осуществляется «-кратия», то есть власть большинства, система подавления
большинством меньшинства. Если нет этого подавления – то нет и власти
большинства, то есть - нет демократии, нет порядка, а есть безвластие и
«война всех против всех» - если, конечно, не иметь виду такое состояние,
когда подавления меньшинства нет потому, что общество доходит до уровня
безгосударственной организации общественного самоуправления, общего
согласия.
При этом демократия имеет в виду и участие масс в
управлении государством, и выражение властью интересов большинства. Как
гласила т.н. геттисбергская формула, озвученная в свое время Авраамом
Линкольном – «Власть народа, в интересах самого народа, руками самого
народа».
Строго говоря, с самого начала, когда двадцать лет назад
определенная часть политической элиты стала внедрять в нашей стране
новое политическое устройство, под брэндом «демократии» нам навязывалось
ее понимание как системы преимущественного права меньшинств, и их
свободу от исполнений решений большинства. С другой же стороны, нам
говорили, что это система власти «просвещенного» - то есть «рыночно
ориентированного» - меньшинства. Был, в частности выдвинут тезис о том,
что демократия может быть гарантирована лишь в условиях рынка, поэтому
лишь власть людей, преданных рыночной мифологии, и может-де считаться
подлинной демократией.
Идея демократии, таким образом,
подменялась псевдолиберальной идеологией рыночного фундаментализма,
также мало имеющей общего с демократией, как и с, собственно,
либеральной идеологией. Хотя, строго говоря, уже довольно давно одним из
ведущих мировых исследователей и теоретиков демократии Робертом Далем
было доказано, что рынок в современном мире с неизбежностью уничтожает
демократию и утверждение демократии невозможно без преодоления рыночных
отношений. А Уолтер Ростоу сделал вывод о том, что демократия
утверждается там и тогда, где и когда граждане ощущают явные улучшение
своей жизни от ее внедрения..
|
