Выборы в США закончились. Эксперты теперь спорят, точнее, раз за разом тиражируют ранее принятую ими точку зрения о том, что это будет означать для России. Сначала спорили, кто будет для нас лучше: Обама либо Ромни. Теперь будут спорить, смягчатся ли отношения между Россией и США, или же впереди ждет война - та или иная по масштабности.
Но политика США, в частности, их политика по отношению к России, не зависит исключительно от личности президента США. А когда начинает зависеть, то слишком расположенного к России президента убивают. Как убили, судя по всему, Франклина Рузвельта. Как убили Джона Кеннеди. Как убили почти гарантированно избираемого Роберта Кеннеди. Или же, если не убивают, то отправляют в отставку – как Никсона.
Политику США в отношении России определяет американское мессианство, тяга к экспансии и, с другой стороны, степень силы России, точнее, степень ее готовности к противодействию. Проблема не в наборе публицистических проклятий в адрес претендента на мировую власть, проблема - в анализе исторических и политических тенденций.
Необходимо понять, как и почему понятие «американские национальные интересы» наполнилось тем смыслом, который в него вкладывают сегодня власти США: мол, их национальный интерес не ограничен только национальной территорией, и нет в мире ничего, что, так или иначе, оказывалось бы вне его сферы действия. Как доказывают современные аналитики, причем даже и не российские, исторически это связано с попыткой президента Вильсона определить мировое устройство после Первой мировой войны.
Особым же смыслом это понятие наполнилось после преодоления кризиса 30-х годов. Тогда странами, сумевшими этой мировой катастрофе противостоять, оказались лишь США и СССР. Если же брать «несоветскую зону», то Штаты и вовсе оказались единственными, кто смог это сделать. И с этого момента противостояние двух вариантов выхода за рамки рыночной экономики и организации управляемой (в национальных и наднациональных масштабах) экономики стало неизбежностью.
После создания в 1947 году Совета национальной безопасности его основными и ведущими компонентами стали все более переплетающееся разведывательное сообщество, высшие политические и деловые круги и руководство армии. Даже Госдепартамент США играл уже в известной степени инструментальную роль.
Собственно, мы можем говорить, что три первые фазы реализации становления и реализации глобальной трактовки национального интереса были связаны с именами трех президентов – Эйзенхауэра, Кеннеди и Джонсона.
Первым ее кризисом, поставившим США на грань катастрофы, была война во Вьетнаме, которую можно рассматривать как колоссальную финансовую аферу, поскольку она привела к нарушению основополагающих принципов американской экономики - нарушению Бреттон-Вудских соглашений 1944 года. Именно масштаб финансовой катастрофы привел тогда часть американской элиты к осознанию необходимости перехода к «политическому реализму», что выразилось в масштабном геополитическом отступлении США и политическом курсе Никсона-Киссинджера.
В принципе, невозможно сказать, как обернулась бы ситуация, если бы СССР тогда не согласился на «политику разрядки», а сделал ставку на наращивание противостояния. Тем более в условиях, когда США не только стояли на краю финансовой пропасти, но и понесли невосполнимые потери в авиации в результате порядкового превосходства советских систем ПВО во Вьетнаме и полной моральной неготовности американского общества к военным действиям где бы то ни было.
Приход к власти Рейгана означал победу той части элиты США, которая не хотела мириться с поражением и была готова осуществить программу нового стратегического наступления в противостоянии с СССР и в мире в целом. Обычно принято связывать успех этого наступления с экономическим кризисом в СССР, отчасти вызванным умелой тактикой, предложенной Уильямом Кейси: от наращивания гонки вооружений до управляемого обрушения цен на энергоносители. Отсюда делается вывод о неэффективности советской экономики и превосходстве американской. На первый взгляд это подтверждается экономическим и внешнеполитическим взлетом США в 90-е годы, в правление Клинтона. И при этом переплетение кризисного положения экономики США и наращивания их активности в осуществлении курса на гегемонию рассматривается как нечто изолированное, отдельное от ситуации 1980-х гг.
Но более правильно было бы обратить внимание на то, что обычно принято оставлять вне рамок рассмотрения: по всем экономическим показателям, в результате курса Рейгана США, и в экономике и в политике, стояли у края черты. Если бы противостояние с СССР и курс Рейгана продолжались дальше, то все могло бы повернуться диаметрально противоположно случившемуся, и в положении экономически рухнувшей империи с наибольшей вероятностью оказались бы США.
Уступки, на которые пошел Горбачев, всем непредвзятым аналитикам сегодня представляются неоправданными и необоснованными не с точки зрения идеологической выдержанности или невыдержанности, а с позиций политической и экономической целесообразности. Собственно говоря, исследование позволяет говорить о том, что нам сегодня может показаться невероятным: благодаря Горбачеву СССР не просто потерпел поражение, он оказался в положении корабля, который его капитан направляет на рифы в одной миле от гавани. Это, по сути, было неким повторением решения Петра Третьего, заключившего мир с Пруссией и отказавшегося от всех приобретений, когда русские войска уже взяли Берлин. Это была капитуляция за пять минут до победы.
США тогда выстояли только за счет «морального эффекта победителя», а Рейган стал восприниматься в качестве триумфатора.
Последующее укрепление положения США, и в экономике и в мире, было результатом не исходного преимущества его политической и экономической системы, а огромными новыми ресурсами, которые они получили за счет выхода на рынки стран Восточной Европы и СССР. Их богатство 90-х годов было своего рода «трофейным» богатством, и оно создало у американцев иллюзию близости мирового господства, что подтолкнуло их с новой силой взяться утверждать свою доминирующую волю в мире.
Однако намерение столкнулось с собственными внутренними ограничениями, причем точно так же, как сталкивалось и после двух предыдущих подобных волн: каждая из них заканчивалась экономической катастрофой. Сначала Вьетнам, а потом рейгановское наступление 80-х гг. подводили США к краю пропасти. И, по иронии судьбы, оба раза им удалось избежать падения в пропасть лишь благодаря сначала - курсу Брежнева на разрядку, а потом – капитуляции Горбачева. Но тогда у США был конкретный враг, был центр противостояния. И это противостояние оказывалось определенным образом локализовано. Сегодня же фронт их наступления предельно расширился – им приходится вести его по самым разным направлениям, причем борьбу США ведут по существу не только с системными оппонентами, но и с собственными вчерашними союзниками.
Сегодня США в той или иной степени находятся в противостоянии с:
1. европейскими союзниками;
2. восстанавливаемой Россией;
3. наступающим исламским суннитским фундаментализмом;
4. бурно развивающимся Ираном;
5. строптивой Южной Америкой;
6. наконец, с приобретающим роль мирового экономического, политического и военного центра силы Китаем.
Противников просто слишком много.
Но главное – все равно экономика. Противостояние отчасти может ее стимулировать, но лишь на относительно короткий период. И оно же ее и перенапрягает. Нынешний экономический кризис в США - прямое следствие внешнеэкономической экспансии прошлого – и не только 2000-х, но и 60-х и 80-х годов. Негативные последствия тех десятилетий оказались не преодоленным, а только отложенным фактором, который сегодня аккумулируется с проблемами последствий последней волны экспансии.
Сергей Черняховский
