Газета "Наш Мир" Спустя 23 года после ноября 1989 посты в руководстве областей занимают коммунисты. Коммунистические голоса продираются в правительство вместе с социально-демократической партией (ČSSD), с которой они могут составить конституционное большинство. «Красная опасность!» - кричат заголовки газет. Протестуют студенты, готовятся антикоммунистические хэппенинги. По Чехии опять бродит ужас коммунизма. Только мы толком не знаем, в чем он сегодня заключается и почему его надо бояться.
Игривые протесты, вытаскивающие старые символы и лозунги, машущие Лениным и красными звездами, говорят о том, что опасность не изменилась: коммунистическая угроза страшна извращенной идеологией, которая стоила жизни десяткам миллионов людей и которая все еще находит свое отражение в программе сегодняшней «Коммунистической партии Чехии и Моравии» (KSČM).
Коммунисты: прагматики власти
Воспоминание о конце коммунистического режима, который начал разлагаться изнутри не из-за экономической несостоятельности (экс-министр, экономист и кандидат в президенты Владимир Длоуги (Vladimír Dlouhý), например, утверждает, что благодаря достаточно разумному макроэкономическому подходу коммунистов в Чехии переход к капитализму был не таким болезненным), а из-за тотального идеологического недоверия, предлагает иную интерпретацию.
Как в своей книге «Конец эксперимента» пишет социальный историк Майкл Пуллман (Michal Pullman), в 80-е годы перестал функционировать практичный консенсус между обществом и коммунистами, при котором большинство граждан взамен на формальное согласие с идеологическими фразами пользовались относительной роскошью (то, что это было неплохо, доказывает телевизионная «ретроволна»: Retro, сериал «Рассказывай» (Vyprávěj), развлечение 80-х годов). Это соглашение перестало действовать с приходом взрывного слова «перестройка». Относительно практичные преимущества уже не могли перевесить значимость развивающегося поля свободы: напряженность между неизменной формой идеологии и ее пустым содержанием закончилась смертью режима.
Это было неумышленное самоубийство. Коммунисты во власти сами себя убили, потому что не смогли прикрыть дыру между тем, во что они «верили с точки зрения науки», и тем, что они делали. Напряжение между идеологией и реализацией власти на практике было не только внешним. В 80-е годы идеологии не верили уже даже коммунисты в аппарате управления, тем не менее, они выступали в роли убежденных идеологов.
И сегодняшние товарищи в своем большинстве прагматики власти. О Марксе в партии никто ничего не знает, современные мыслители левых взглядов вроде как и не существуют. Идеология коммунистической партии держится только как опознавательный знак. Гениально сказал в Hospodářské noviny новый гетман Устецкого края Олдржих Бубеничек (Oldřich Bubeníček): «Коммунизм – это только маркетинговый бренд».
Не верить, но из-за положения в структуре власти продолжать говорить об идеологии. Делать вид, что во что-то искренне веришь, только чтобы оказаться у власти – вот настоящее наследие коммунизма, и этого надо бояться, а не национализации, Ленина на плакате или пения революционных песен.
Формальная идеология жива
Это черта, которая перешла и к другим партиям, как показывают пример ряда политиков из «Гражданско-демократической партии» (ODS) и карьерные пути многих социал-демократов. Но самое страшное то, что несоответствие формальной идеологии и реально существующего мира сохранилось и в обществе. Мы соглашаемся с идеологией производства и капитала, хотя внутренне мы ей не верим. «Тот факт, что мы живем в идеологических рамках, проявляется, например, когда мы идем устраиваться на работу, - объясняет историк Пуллман. - Там мы будем рассказывать, какие мы креативные, какие у нас есть идеи и что мы хотим, чтобы у нас был шанс проявить себя. А потом мы придем домой и скажем, какая это фальшивая игра, как на всем этом наживается кто-то другой, насколько неравные шансы у нас всех, какие существуют привилегии и какая везде коррупция».
Бороться со старым страхом перед Коммунизмом – потеря времени. Она отвлекает внимание от сути вещей. Настоящей опасностью остается добровольная несвобода. Стереотипная привычка, возможно, впервые возникшая при коммунизме и прекрасно освоившаяся во время реального капитализма.
|
