С позиций пространственного императива, динамика процессов разворачивающихся в «границах» Причерноморского региона, традиционного являющегося неотъемлемой территориальной единицей Большой Евразии, предопределяет контуры конституирования современной геополитической архитектуры на его просторах. По сути, запущенный процесс конституирования во многом проверяет на прочность два основных момента: качество самоопределения региона в общеевропейском пространстве, а также его геополитическую принадлежность к общей системе геопространственных массивов. Вопрос военно-политического присутствия сил НАТО и США в Причерноморье, а также энергоресурсная составляющая процессов, основное содержание которых сводится к переформатированию генеральных направлений транспортных коммуникаций, как нельзя, кстати, отображают суть разворачиваемых процессов.

С точки зрения энергетического показателя речь идет о геополитической значимости региона с позиции углеводородного потенциала, тенденциях его развития по линии - добыча, транспортировка энергоресурсов, существующих и возможных траекториях интеграции (включая трубопроводные альянсы), и, как следствие, появление новых полюсов притяжения и противостояния между акторами, когда речь идет о новых экспортных трубопроводах. В этой связи от внешнеполитического курса причерноморских стран во многом будет зависеть геополитическое будущее региона.

Геополитический потенциал Причерноморского региона, расположенного на перекрестке Европы и Азии, во многом определяется тем фактом, что через него пролегают важные трансконтинентальные коммуникационные коридоры. При этом соперничество причерноморских государств основывается на перспективных оценках запасов нефти и газа Каспийского региона. И здесь следует отметить, что страны Причерноморья расценивают заметный рост объемов добычи каспийского газа в качестве серьезного и обнадеживающего фактора обеспечения их энергетической безопасности. Согласно данным в 2010 году добыча газа в Азербайджане достигла 27 млрд. куб. м, к 2020-му она может возрасти вдвое.

Привязка Черноморского региона к Каспийскому во многом раскрывает значимость геополитического пространства, представляющего собой коридор, через который Россия получает возможность усиливать свое влияние на Ближнем Востоке, а США - зону реализации своих жизненно важных интересов. В этом контексте важно отметить позицию Барака Обамы, давшего ясно понять на саммите в Майами в феврале 2012 года, что «удовлетворение потребностей США в энергоресурсах во многом зависит от событий в мире - таких, как беспорядки на Ближнем Востоке».

И здесь необходимо подчеркнуть, что сам Евросоюз рассматривает Черное море и регион в целом как «мост» связывающий Европу и Каспийский регион, богатый углеводородами. Для ЕС регион важен еще и тем, что он обеспечивает Союзу контроль над ключевыми транспортными путями, трубопроводами.

На этом фоне отчетливее заметно экономическое значение региона в качестве транспортного плацдарма. Это наличие альтернативных маршрутов транспортировки энергоносителей и транспортных коридоров, соединяющих Европу и Азию.
В этом плане причерноморские страны выступают в роли энергетического «моста» для доставки каспийских углеводородов в Европу. На наш взгляд именно связка Прикаспий-Причерноморье становится каркасом новых международных отношений, которые находятся в стадии формирования, сохраняя за собой возможность, превратить два региона в отдельное геополитическое пространство.

Другим немаловажным моментом, подчеркивающим углеводородную значимость региона, следует считать тот факт, что Черное море обладает значительными запасами водорода, серы, нефти. Их правильное использование во многом можно связать с реальной возможностью преодоления энергетических кризисов, с которыми могут столкнуться страны Причерноморья.

Вопрос геополитической конфигурации сил в Черноморском регионе во многом связан с тенденцией влияния внешних сил на процессы, происходящие в его границах и за их пределами, и с созданием новых экспортных трубопроводов в обход России с тем, чтобы свести к минимуму ее место и роль в регионе. И это неслучайно, поскольку согласно отраслевым данным, в вопросе разведанных запасов природного газа России отводится место мирового лидера.

В этом контексте правомерно говорить о конфигурации сил, заинтересованных в присутствии в «междуморье». Что, по сути, и раскрывает потенциал пространства евразийской проекции. Преимущественно речь идет о влиянии внешних сил, т.е. сил, не являющихся конституирующим элементом рассматриваемого пространства: США, заинтересованных в усилении своих позиций в регионе, ЕС, НАТО.
С этой точки зрения, известный американский политолог Айра Строс, анализируя ситуацию в регионе в конце 90-х гг. ХХ, не без оснований отмечал, что «присутствие силы Запада на его просторах еще долгое время будет испытывать на прочность свое влияние».

В складывающемся раскладе для США принципиально важно не допустить превращения Союза в конкурирующую себе геополитическую силу. Несмотря на то, что ЕС потребляет 16% мировых энергоресурсов, а собственные энергетические запасы исчерпаны или весьма ограничены, определенные опасения у США в этом отношении имеются. Так, если ранее к рассмотрению ЕС было принято подходить с позиции экономического конкурента, то уже сегодня исключительно такое восприятие является не совсем полным и не точно отражает реальное положение вещей. Принятие инициативы «Восточное партнерство» в режиме реального времени позволило относиться к ЕС, как к эффективному геополитическому стратегу, плавно осуществляющему внешнеполитический курс на усиление своих позиций в регионе. Причем этот регион приобретает важное значение для европейской геополитической системы, так как, благодаря своему географическому положению, он обеспечивает непосредственный доступ к стратегическим энергетическим ресурсам, в которых заинтересованы европейские страны.

Представляется, что по мере того, как Европа будет заниматься вопросом диверсификации поставок энергоносителей, роль Причерноморского региона как транзитного пути будет по существу возрастающей. В этом контексте следует отметить, довольно взвешенный внешнеполитический курс ЕС в отношении региона. Так, некогда разрозненные инициативы Союза сменились долгосрочной политикой. Поэтому неслучайно принятие Союзом в январе 2011 г. Черноморской стратегии, в которой Черное море объявлено «частично европейским внутренним морем и географически преимущественно европейским».

На наш взгляд, видя в ЕС своего конкурента, США, пользуясь энергетической уязвимостью региона и Союза в целом, стремятся создать эффективный механизм, способный впоследствии оказать на них давление. В свое время США уже опасались усиления в мире позиций России как одного из главных поставщиков углеводородов в Европу и пытались этому противодействовать.
Прежде всего, США, на наш взгляд, будут настаивать на недопущении сохранения системы заключения двусторонних газовых соглашений для стран Европы с Москвой. По мнению США, Европа должна выступить единой в вопросе взаимоотношений по газовым делам с Россией. Однако этого будет трудно добиться, так как в условиях экономического кризиса европейские страны будут рады пойти на соглашение с Россией только бы получить необходимый для экономики газ по цене чуть ниже рынка. Следующим шагом США на пути сдерживания своего геополитического конкурента в регионе можно рассматривать попытку лоббировать проекты по добыче сланцевого газа с тем, чтобы впоследствии попытаться ослабить позиции России, как основного поставщика углеводородов в междуморье. Отметим, что в настоящее время Россия поставляет на европейский рынок около 150 млрд. куб. м газа в год.

Показательным в этой связи можно считать визит госсекретаря Хиллари Клинтон в Софию в феврале 2012, которая неслучайно, указав на полную зависимость страны от российских энергоносителей, посоветовала полностью отказаться от российского газа и добывать сланцевый газ [5]. В качестве промежуточного итога такого хода следует отметить тот факт, что в Болгарии стали пробуксовывать крупные совместные российско-болгарские проекты, и при этом в ущерб экономики страны. И хотя, впоследствии многие страны Европы официально объявили отказ от разведки сланцевого газа, все же тенденция влиять на позиции сил в регионе со стороны внешних сил остается как никогда актуальной и существенной.

Отметим, что согласно данным Международного энергетического агентства, запасы сланцевого газа в Европе составляют 16 трлн. куб. м. Однако в этой связи представляется уместным поставить вопрос, откуда такие точные данные о газовых потенциалах Европы, когда даже самые предварительные прогнозы не могут дать приблизительные показатели и, это связано со спецификой добычи данного вида газа. По сути, далеко не известно при добыче сланцевого газа, сколько самого газа можно получить на выходе при разработке скважин, как долго можно будет извлекать газ из них. Так, например, хорошо известно, что сланцевые скважины, пробуренные в США в 2003 г., уже теряют свою эффективность. Более того, для того, чтобы добывать сланцевый газ, нужны свободные территории, которых у Европы, по сути, нет. Дополнительную ясность вносит не изученность степени риска при его добыче, а также тот факт, что до сих пор безопасные технологии по его извлечению так и не были разработаны.

Фактически добыча сланцевого газа на настоящий момент является экономически неоправданной. И тот факт, что она ведется преимущественно на севере США, еще раз подтверждает наши воззрения относительно того, что в этой зоне США как раз и имеется дефицит традиционных газовых месторождений.

Анализ присутствия США в Черноморском регионе демонстрирует озабоченность страны не только вопросом энергетической безопасности и возможностью транзита энергоресурсов через него, но и другим не менее существенным вопросом американской внешней политики, а именно - поддержка статуса влиятельного игрока во всех ключевых географических точках планеты, включая Черное море.

Реалии нынешней ситуации таковы, что страна пытается заполучить за счет своего присутствия в регионе доступ к энергетическим ресурсам. Этим и обуславливается усиление интереса страны к шельфу Черного моря, отсюда и охотное расширенное экономическое сотрудничество с причерноморскими странами. Словом, страна стремится обеспечить себе контроль над месторождениями нефти и газа. Одним из шагов в этом направлении можно считать приход на украинскую часть шельфа Черного моря американской компании ExxonMobil. Речь идет о разработке Скифской нефтегазовой площади, запасы месторождения которой оцениваются в 200 - 250 млрд. куб. м газа. Суммарные инвестиции в его разработку должны составить 10 - 12 млрд. долл. Согласно прогнозам, объем добычи газа выйдет на уровень 3 - 5 млрд. куб. м в год.

Кристаллизация смысла американского присутствия в регионе сводится к ситуации на «Большом Ближнем Востоке», которую нельзя рассматривать в отрыве от того, что сейчас происходит на его просторах. В этом раскладе «Большой Черноморский регион» играет роль стержня между основной частью Европы и «Большим Ближним Востоком». Из этого следует, что если Западу удастся заполучить полный контроль над Причерноморьем, он укрепит южную границу НАТО.

Роль НАТО в регионе весьма значительна. В свое время недавний конфликт между Грузией и Россией подтвердил усиление конфронтации в Причерноморье. На наш взгляд, стремление Альянса утвердиться в этой части геополитического пространства только наращивает конфронтацию в регионе, усиливая тем самым региональную напряженность и, превращая регион, по сути, в «блоковое море».

В рассматриваемой плоскости обращает на себя внимание его активное вовлечение в энергетическое поле, выражаемое через стремление присутствовать в бассейне Каспия и регионе Южного Кавказа в качестве охраны основных экспортных трубопроводов, реализующихся в настоящее время. В их числе находится и планируемая Трансанатолийская газопроводная система (TANAP), предусматривающая транспортировку газа в Европу по территории Турции. Отметим, что действующие трубопроводные проекты, такие как Баку-Джейхан и Баку-Супса, наделенные транснациональным статусом, также находятся в фокусе НАТО с тем, чтобы якобы обеспечить их безопасное функционирование.

В этой связи весьма уместно поставить под сомнение суждение российского исследователя Мамонова М.В., считающего, что «появление нового сильного игрока в региональной политике не обязательно должно автоматически вести к возрастанию потенциала региональной конфликтности».

В этой связи правомерно заключить, что геополитическая реальность региона такова, что он, находясь в фокусе наблюдаемых изменений, носящих с недавних пор, перманентный характер, оставляет за скобками основы тихой дипломатии, предусматривающей как минимум отсутствие видимой напряженности. Существующая схема силовой триады США - ЕС - НАТО, втягивает междуморье в заметное силовое противостояние и давление со стороны Запада, внося заметные коррективы во взаимоотношения между причерноморскими странами. Парадигмальные установки по своему геополитическому содержанию по новому раскрывают значимость Причерноморья, когда речь идет о будущем энергетической безопасности. Осмелимся заметить, что в силу существующей реальности закономерность сложившейся системы взаимоотношений заключается в том, что энергетические потоки, пересекающие регион, идут в направлении Восток-Запад, а с Запада на Восток возвращаются финансовые потоки. На этом весьма фоне отчетливо заметна фактическая привязанность и зависимость условно именуемого Запада от энергопоставок с Востока.

Не иначе, как важность региона с позиции углеводородной составляющей определяется его ролью в качестве транспортного плацдарма, т.е. наличием альтернативных энергоносителей и маршрутов их доставки, а также транспортных коридоров, соединяющих Европу и Азию. В этой связи растущие рынки стран, расположенные в регионе все больше привлекают к себе внимание и Европейского союза. На сегодняшний день регион находится в фокусе расширения географии маршрутов поставок энергоносителей, создаются новые экспортные трубопроводы. Иными словами в регионе формируется новая архитектура трубопроводов не свободная от конкуренции, а скорее, наоборот. И, связано это с тем, что в последнее время борьба причерноморских государств за контроль над маршрутами доставки углеводородов на внешние энергетически рынки сильно возросла. Регион сам по себе представляет определенную гетерогенную структуру, поскольку вмещает в себя как деятельность стран-экспортеров, стран-импортеров, так и транзитных стран. Следовательно, и модель выстраиваемых отношений будет носить разновекторный характер. По сути, складывающаяся география маршрутов трубопроводов и отражает, по меткому замечанию Вадима Тарлинского, геополитическое трубопроводное соперничество в регионе в начале XXI века.

В этом контексте добавим, что практически все страны Причерноморья приступили к разработке нефтегазовых месторождений Черного моря. К примеру, Румыния и Турция стремятся реализовать весьма амбициозные проекты по добыче нефти и газа на его шельфе. Показательно в этом смысле и то, что Анкара в довольно сжатые сроки сумела догнать остальные причерноморские страны, приступив к освоению турецкой части черноморского шельфа. София активно привлекает иностранные компании к добыче углеводородного сырья в болгарском секторе моря. И здесь имеет смысл напомнить, что прибрежная черноморская зона Болгарии по сравнению с другими странами Причерноморья наиболее скудна в плане сосредоточия энергоресурсов. Даже Грузия, испытывающая существенные экономические трудности, уделяет большое внимание углеводородным ресурсам, расположенным в зоне черноморского шельфа. Свою заинтересованность в разработке месторождений шельфа проявляет и Россия.

Во многом готовность ряда причерноморских стран участвовать в разрабатываемых углеводородных проектах, в том числе и конкурирующих между собой помогает определить новое качество политического курса этих стран, а именно их активную устремленность. В этом контексте следует отметить стремление Турции параллельно участвовать в двух конкурирующих между собой энергетических проектах «Южный поток» и Nabucco. Последний предусматривает поставки природного газа из Каспийского бассейна в Европу в обход России. Причем, получив широкую политическую поддержку США, этот энергетический проект в свое время с особой слышимостью заявлял о себе. Схематично природный газ должен был транспортироваться в европейские страны через Азербайджан, Грузию, Турцию, Болгарию, Венгрию, Румынию и Австрию. Однако, акцент на суффиксе «л», отсылающим энергетический проект в прошлое «заявил» о себе совсем недавно, указав на новое название Nabucco West, а, значит, на сокращение пропускной способности и протяженности трубопровода.

Возвращаясь к вопросу о новой трубопроводной архитектуре, формирующейся в регионе Черного моря, отметим, что речь идет об альтернативных источниках и маршрутах получения энергоносителей, даже имеющих самые малые шансы на реализацию. По сути стремления смоделировать свою систему поставок во многом и раскрывает вопрос о формировании причерноморскими странами полюсов притяжения и противостояния в регионе.

В этом контексте следует отметить инициированный Румынией проект AGRI (Azerbaijan–Georgia–Romania Interconnector) о поставках сжиженного газа из Каспийского региона в обход России. Отметим, то в Грузии рассматривают данный проект в качестве альтернативы Nabucco West. Предусматривается, что газ будет транспортироваться из Азербайджана на черноморское побережье Грузии. Там, в свою очередь, газ будет сжижаться, и танкерами по морю направляться в румынский порт Констанца. Затем топливо вернут в газообразное состояние, и оно из Румынии будет доставляться в Венгрию и далее в Западную Европу.

По сути, как мы видим стремления причерноморских стран создать новые экспортные трубопроводы, укрепив тем самым свои позиции в регионе, очень часто являются неисполнимыми. В этом контексте важно затронуть вопрос моделирования причерноморскими странами своих интеграционных альянсов с заделом на энергетическую составляющую. На примере ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова) мы видим, что тенденция стран выстроить свой трубопроводный сценарий - маршрут транспортировки энергоносителей, когда политическая амбициозность превалирует над экономической целесообразностью не всегда удается. Энергетический проект «Белый поток» (White Stream) является наглядным тому примером. Предлагаемый энергетический проект, основная идея которого диверсификация поставок природного газа в Европу и Украину с тем, чтобы снизить свою зависимости от России по-прежнему остается виртуальным.

Так или иначе, сегодняшняя трубопроводная конфигурация сил в Причерноморье, будучи объективной тенденцией развития региона, затрагивает не только отдельно взятые локальные вопросы, а концептуальные связанные с его будущим. Черноморский фактор в политике причерноморских стран, а также внерегиональных акторов и организаций (НАТО) способствует формированию напряженного геополитического окружения, что априорно указывает на значимость региона.

В этом контексте реализация энергетического проекта «Южный поток» во многом помогает понять суть внешнеполитической эмоциональной нервозности со стороны внерегиональных государств. Геополитический контекст планируемого трубопровода совместно с функционирующим «Северным потоком» создает единую трансевропейскую сеть поставщиков, транзитеров и потребителей энергоносителей. Напомним, что 15 ноября 2012 года было принято окончательное инвестиционное решение по реализации проекта с Болгарией.

Таким образом, без преувеличения можно заключить, что вопрос обеспечения энергетической безопасности Причерноморья разворачиваемый в русле конкуренции и противостояния, во многом раскрывает сущность переструктуризации самого пространства.