Очевидно, что все эти способы в определенной мере выравнивают условия игры, что позволяет женщинам приблизиться к свободным, заполненным приключениями и работой годам, как это происходит в жизни мужчин. Все это несколько смягчает сводящий с ума факт относительно того, что мужчины могут иметь детей в любом возрасте. И женщины получают надежду на то, что они смогут рожать значительно позже, чем было принято раньше. Феминистские догмы последних 50 лет заставили нас фетишизировать «выбор», и лечение фертильности на самом деле предоставляет женщинам больше выбора.

Однако одна из проблем нашего буржуазного пост-феминистского мира состоит в мучительном осознании того, что, в соответствии с абсурдными клише - «получить все сразу», - вы должны сохранять возможность иметь детей, даже если вы откладываете рождение ребенка до того времени, когда вам будет далеко за 30 или перевалит за 40, и что судьба не может лишить вас опыта материнства на том основании, что вы посвятили себя своей карьере и приключениям, когда вам было 20 и 30 лет. Мы склонны рассматривать биологическую основу как практический вопрос, подлежащий решению, как нечто тривиальное и раздражающее, чего не должно быть на пути к полноценной жизни. Это все равно что быть шокированным тем, что сама природа не прочитала такие книги, как «Второй пол» (The Second Sex) и «Женская мистика» (The Feminist Mystique). 

Мы все знаем умных женщин за 30 или переваливших за 40, которые, к своему удивлению, неожиданно осознают возникшую необходимость решить вопрос: иметь или не иметь детей. Это те женщины, в сознание которых тайком пробралась идея о биологических часах, это те женщины, которые с удивлением осознали, что они пропустили свой момент для того, чтобы иметь детей, или что этот момент неожиданно наступил в их жизни и оказывает на них давление.

Как все это происходит в жизни искушенных, интеллигентных взрослых? Частью этого, несомненно, является распространение лечения фертильности, в культурном плане принятая идея, что каким-то образом существует возможность иметь прекрасных детей в очень поздний период (но, разумеется, иногда это возможно, а иногда - нет). Однако другая причина состоит в следующем: сейчас не модно думать, что ваш выбор в жизни должен быть ограничен или поставлен под вопрос или изменен идеей о необходимости иметь детей. Каким-то образом нам было передано по наследству неразумное ожидание того, что не следует идти на жертвы, особенно в любви, приключениях и карьере, ради детей. 

Вот именно поэтому провокационное предположение Шулевитц относительно того, что продление фертильности необязательно является хорошей идеей, представляет собой сложную тему для женщин. Шулевитц вступает на сложную, моральную территорию таких новел Натаниэля Готорна (Nathaniel Hawthorn), как «Родимое пятно» (The Birthmark) или «Дочь Раппаччини» (Rappaccini’s Daughter), где  все эти впечатляющие и раздвигающие горизонты науки могут иметь весьма серьезные темные стороны; она также намекает на то, что наши «феминистские триумфы» слишком тесно связаны с нашими «феминистскими поражениями». 

Еще одна давнишняя феминистская проблема состоит в том, что подозрительное отношение современного общества и его культуры к пожилым родителям на самом деле имеет отношение к матерям, а не к отцам. Никого не удивит, если папа под 60 лет приведет в школу свою 5-летнюю дочку, тогда как появление 50-летней мамы в детском саду вызывает определенное количество недоброжелательного интереса и осуждения: нас что-то в ней нас не устраивает, тогда как пожилого отца мы находим, скорее, милым. 

Хотя исследования, связывающие возраст отца с ростом вероятности аутизма в последние месяцы привлекли общественное внимание, а Шулевитц вызывает еще и призрак других медицинских осложнений, связанных с возрастом родителей, тем не менее пожилой отец не воспринимается как нечто достойное презрения, как нечто нарциссическое или как нечто смутно плохое, как это происходит в случае пожилой мамы. Наша современная тенденция состоит в фокусировании наших страхов по поводу того, что Шулевитц называет «седеющим поколением», на седеющих матерях, что несправедливо.

Не давая оценку отдельным семьям и оставляя в покое на минуту мать – в кроссовках, с пробивающейся сединой на корнях волос, толкающую коляску для близнецов, - которая, в конечном счете, сама проводила переговоры с судьбой, мы, возможно, получим выгоду а-ля Шулевитц от несколько более честного обсуждения биологической правды и того, насколько мы сами поглощены проблемой пожилых родителей. В неформальном феминистском образовании будущих поколений нам, возможно, понадобится немного больше помощи со стороны Маргарет Фуллер (Margaret Fuller) с ее фразой «Я принимаю вселенную» и немного меньше буржуазных разговоров о том, что надо получить все сразу.