Не нужно быть великим социологом, чтобы понять, что уход верующих из церкви, сокращение религиозной практики и нехватка желающих учиться ознаменовали собой конец общественного католицизма. Результаты недавнего исследования американского The Pew Research Center подтверждают эту массовую тенденцию к секуляризации: каждый шестой человек в мире говорит, что не исповедует никакой религии. А это равно общему количеству католиков. 

Тем не менее, все указывает на то, что определенная религиозная основа все же сохраняется в западном обществе. Европейская культура вовсе не перешла к некому «постхристианскому» обществу: нужно признать, что христианство - это матрица наших основополагающих ценностей. Успех книги «Христос-философ» (Le Christ philosophe) Фредерика Ленуара (Frédéric Lenoir) служит наглядным тому подтверждением. Избавленная от религиозного «зла» христианская мораль становится совершенно приемлемой для светского человека. Хотя такое объяснение нельзя назвать неверным, оно все же кажется мне несколько скомканным. 

Хотя христианство на самом деле сформировало модель нашей цивилизации на основе триптиха «свобода, равенство, братство», Евангелие как средство продвижения этих ценностей нельзя назвать чем-то особенным. Напомним, например, что то само «прощение», которое многие считают неотъемлемой ценностью Евангелия, упоминалось уже в «Критоне» Платона. Таким образом, вопрос касается в большей степени не самих ценностей, а отношения к ценностям. Дело в том, что гений христианства, который, как предполагается, должен объяснить его устойчивость (даже в большей степени, чем этическое «наполнение»), касается в первую очередь стиля и образа действий. 

Как мне кажется, сила христианства, которая действует в нашем обществе (иногда совершенно незаметно), заключается в разрушении метафизических оков, которыми связаны любые отношения с идеалом. Над ними всегда нависает опасность замкнуться в губительном разделении на чистое и нечистое. (Чистый) мир идей, таким образом, терроризирует (нечистый) нижний мир, заставляя его следовать закону, который стремится лишь к отрицанию существования. Особенность христианства заключается в том, что оно закрепило в западном сознании модель абсолюта, который готов не только отдаться и поделиться (для Платона подобное просто немыслимо), но и слиться в одном теле с земным существованием.  

Другими словами, тот факт, что все наши проекты (начиная со все той же демократии) отмечены надеждой (она представляет собой не ценность, а добродетель), то есть способностью верить в неподвластность некоей божественной воле и в открытость будущего, объясняется безумием нашей общей традиции. Речь идет о традиции тех, кто говорил и говорит о том, что братство - это не идея и не идеал, а неотъемлемая часть нашего мира. Безусловно, именно эту нотку безумия, которая стала спасительной для христианства, мы видим в так называемых «христианских» ценностях.