Газета "Наш Мир" br> У нас еще есть немного времени. Сейчас не без пяти минут 12, и не
надо в спешке осуществлять стремительный маневр для спасения рода
человеческого. Все значительно скромнее. Речь идет о более мудром и
совсем не германоцентричном воспоминании - об утверждающемся размышлении
относительно нашего места в Европе в историческом измерении. И,
вероятно, все это еще может быть актуально и полезно.
В
нашем распоряжении еще больше года для того, чтобы подумать о том, как
нам следует отметить те события, которым в августе 2014 года исполнится
100 лет. Тогда, сто лет назад, из-за запутанной цепи случайностей, лжи, а
также сочетания злых, добрых и наилучших намерений в течение почти
одного дня дело дошло до войны, которая с невероятной силой выбила
молодой ХХ век из его достаточно надежной и устремленной в будущее
колеи. Война, которая стала своего рода трагическим узловым моментом
столетия. Временное пространство, которое как раз и не было тем коротким
веком, с которым после 1989 года с чувством облегчения по поводу его
итогов мы преждевременно попрощались. Этот период с 1914 по 1989 года
был более долгим и более мучительным в своих бесконечных метаниях между
прогрессом, свободой, несвободой и варварством.
Ни дня не
проходит без того, чтобы на экранах телевизоров в Германии не появился
Адольф Гитлер. Это, несомненно, свидетельствует о наличии мрачной силы
обаяния, которая все еще продолжает исходить от этого уроженца города
Браунау (Braunau). Кроме того, из этого следует, что немцы серьезно
относятся к тому, что на казенном языке называется «переработкой
прошлого» (Aufarbeitung der Vergangenheit). Достаточно сопоставить,
каким образом Япония и Германия обращались со своей историей периода
30-х и 40-х годов прошедшего столетия и как они продолжают это делать
сейчас для понимания того, что немцам - после некоторых колебаний,
отвода глаз и замалчивания - удалось взглянуть в лицо своему нацистскому
прошлому.
Речь шла о «гордости по поводу вины»
Теперь
никто уже не говорит о «тех темных годах», как было принято называть их
еще в 60-е годы. Убийственные цифры и факты выставлены на всеобщее
обозрение, они находятся в учебниках истории, и большинство граждан
вполне осознают, что немцы в 40-е годы проводили крупнейший в истории
расистски мотивированный геноцид. Иногда возникало подозрение, что за
этим скрывается в определенной степени вывернутая наизнанку мания
величия и избранности, и тогда речь шла о «гордости по поводу вины»
(Schuldstolz).
Здесь
мы не будем давать этому оценку. Даже в том случае, если немецкий
дискурс по поводу прошлого иногда и порождает причудливые ритуальные
цветы и новое чувство превосходства, тем не менее нельзя отрицать, что
немцы (в течение долгого периода времени и прежде всего - западные
немцы) значительно более интенсивно занимались темной частью своего
прошлого, чем, вероятно, почти все остальные страны, пытавшиеся
разобраться с мрачными страницами своей собственной истории. Немцы
взглянули в лицо тому злу, которое оказало определяющее влияние на их
прошлое, и продолжают это делать. И это очень хорошо.
Однако,
парадокс подобного устойчивого внимания состоит в том, что оно отделило
граждан этой республики от их недавнего прошлого – как от хорошего, так и
от плохого. Все опросы показывают, насколько поверхностным является
знание Тридцатилетней войны, Старого рейха, Пруссии, Австро-Венгрии,
Германской империи и Веймарской Республики. Это прошлое находится очень
далеко, и, кроме того, оно запечатано и не расшифровано. Это прошлое
больше не обращается к нам, и есть достаточно оснований для того, чтобы
сказать: эти события исчезли в пучине истории.
Мелочные ссоры, пустяки
В
определенной мере это делает нас оригинальными. Ни один другой народ не
имеет столь сжатой временной памяти и не сталкивается с такими
трудностями при попытке интегрировать в представлении о самом себе
различные периоды своей истории. С учетом глубины
национал-социалистического цивилизационного разрыва это можно понять. Но
это также является препятствием для осознания многослойности
собственной истории. Прежде всего, это не позволяет поставить немецкую
историю в европейский контекст - в тот контекст, который создавался в
течение десятилетий перед Первой мировой войной и был уже в достаточной
мере прочно сплетен.
Хаотичное покушение в Сараево 28 июня 1914
года. Лихорадочные попытки проведения переговоров со стороны дипломатов в
строгих костюмах и с моноклями. Молодые солдаты с цветами в петлицах в
веселом настроении отправляющиеся на войну… Кажется, что эта война
удалена от нас больше, чем на одно столетие. Она исчезла из нашего
сознания. На фотографиях запечатлены опереточные сцены – они, скорее,
относятся к XVIII веку, чем к XIX-му, не говоря уже о веке XX-м.
В
ходе Второй мировой войны речь шла об исторической борьбе между
республиканской идеей и двумя крупными идеологиями –
национал-социалистической и коммунистической. Среди причин, вызвавших
Первую мировую войну, нет ничего достойного упоминания, ничего
идеального, ничего важного для будущего. Создается впечатление, что речь
шла о мелочных ссорах, о пустяках, с которыми неспособная и утратившая
связь со временем дипломатия, судя по всему, уже не могла справиться.
|