Уже в течение многих лет Иран является мишенью для между­народного давления, связан­ного с его программой обогащения урана и сочетающего (в разное время в разных пропорциях) два основных метода — дипломатические меры и экономические санкции. При этом официальной целью как международ­ной дипломатии, так и экономиче­ского давления является принуждение Ирана отказаться от своих попыток выйти на 20-процентный уровень обогащения урана.

В центре внимания мировой об­щественности всегда находятся либо очередные политические перегово­ры о денуклеаризации Ирана, либо вопрос о введении (ужесточении или ослаблении) экономических санк­ций. Однако на втором плане меж­дународного давления неизменно разворачивается сложная психологи­ческая борьба, связанная с информа­ционным воздействием на Иран. Эта борьба ведется по своим правилам и имеет свои закономерности, просле­дить которые необходимо для полу­чения более полной и достоверной картины политики западных держав по отношению к Ирану.

Основные вехи информационного давления на Иран в 2011—2012 годах были связаны с последними шагами по «переформатированию» Востока. В 2011 году главным событием, став­шим причиной очередных информа­ционных атак на Иран, стало победо­носное (хотя и не столь быстрое, как предполагалось) завершение ливий­ской операции (за победой НАТО в Ливии в октябре 2011 года последовал шквал обвинений в сторону Ирана, свя­занных с покушением на саудовского посла в США). В 2012 году центральной темой информационных атак на Иран является его отношение к событиям в Сирии, в частности утверждение о том, что Иран является поставщиком ору­жия для режима Башара Асада.

В обоих случаях основной целью таких обвинений является нанесение ущерба имиджу Ирана, который пред­ставляется как государство, пользую­щееся «грязными» методами борьбы, поддерживающее авторитарные ре­жимы и т. п. Такая технология нега­тивного имидж-мейкинга (а также практики дезинформации, информа­ционных утечек или распростране­ния слухов) должна способствовать формированию негативного воспри­ятия страны в мировом обществен­ном мнении. Максимум, чего можно добиться в результате использования этой технологии, так это состояние международной изоляции страны — объекта информационных атак.

Психологическое состояние между­народного бойкота может иметь впол­не осязаемые материальные послед­ствия. В случае Ливии международная изоляция стала фактором легитима­ции создания международной военной коалиции, начала военной операции и последующей смены политического режима. Таким образом, как показыва­ет опыт информационных кампаний последних двух десятилетий, инфор­мационные атаки, как правило, явля­ются ступенью, служащей для дальней­шего перевода сценария давления на страну в русло «горячей» войны.

Осознавая всю опасность статуса «страны-изгоя», Муаммар Каддафи по­шел на беспрецедентные шаги, чтобы вырваться из кольца международной изоляции. На его «счету» были от­каз от разработки оружия массового уничтожения, демонстративный раз­рыв с террористическим прошлым, компенсация ущерба жертвам ката­строфы над Локерби, создание выгод­ных условий для западных нефтяных и газовых компаний. Однако цель международных санкций и информа­ционного давления, по-видимому, со­стояла вовсе не в том, чтобы вернуть «страну-изгоя» на путь демократии.

Что же касается Ирана, на протя­жении многих лет находящегося под информационным давлением, то он, несомненно, учитывает примеры нис­провержения режимов, объявленных диктаторскими, и разорения целых стран совместными усилиями «де­мократических держав», не обращаю­щих внимания на проявления доброй воли и желание вновь интегрировать­ся в мировое сообщество. Эти приме­ры заставляют Иран исключить для себя вариант сворачивания ядерной программы. Для руководства страны, видимо, является вполне очевидным тот факт, что единый сценарий, выра­ботанный американскими политтех-нологами и успешно отработанный еще в Ираке и включающий четкие стадии разворачивания международ­ных информационных кампаний, введения экономических санкций и последующих военных действий, не предполагает внесения каких-ли­бо корректировок. В такой ситуации компромиссы и уступки могут лишь дать отсрочку. Понимая это, Иран продолжает разработки в области атомной энергетики.

Свое информационное давление на Иран США объясняют мотивами обес­печения безопасности и необходи­мостью предотвратить «расползание» ядерного оружия по миру. При этом Америка игнорирует тот факт, что Иран, являясь членом МАГАТЭ (Меж­дународного агентства по атомной энергии), имеет полное право вести работы по обогащению урана. Одно­временно с этим, подписав в 2006 году соглашение о ядерном сотрудниче­стве с Индией, Соединенные Штаты фактически приветствовали начало ядерной программы в стране, не явля­ющейся членом МАГАТЭ. Данный факт не мог быть интерпретирован иначе, как нарушение США режима нерас­пространения ядерного оружия и еще одно проявление американской поли­тики двойных стандартов.

Желание Ирана развивать ядерные проекты двойного назначения вполне объяснимо: наличие такой програм­мы, не говоря уже о наличии ядерно­го оружия, — это серьезная заявка на то, чтобы стать мощной региональ­ной державой, способной оказывать влияние на территории, находящи­еся в сфере стратегических интере­сов США. Поэтому заявленная цель информационного давления на Иран со стороны США — сворачивание ра­кетно-ядерной программы во имя со­хранения мировой безопасности — является лишь способом подмены реальной цели: исключить сценарий усиления Ирана в регионе.

Стратегию создания негативно­го общественного мнения вокруг иранской ядерной программы мож­но рассматривать двояко. Речь идет об «оружии двойного назначения», теоретически позволяющем реали­зовать два варианта развития собы­тий. Во-первых, эта тактика может привести к тому, что, видя осуждение своих действий со стороны мировой общественности, Иран действитель­но откажется от своих планов по со­зданию ядерного оружия. Однако ве­роятность того, что страна внезапно, спустя столько лет информационно­го давления, осознает необходимость подчиниться внешнему давлению, крайне мала. Более вероятно ускоре­ние иранской ядерной программы на фоне событий «арабской весны», под­талкивающих страну к укреплению собственной безопасности.

Во-вторых, что более вероятно, эта стратегия может быть направлена на то, чтобы создать основу для оправ­дания возможности военного втор­жения. Как это было в случае Ливии, информационная кампания в СМИ, суть которой сводилась к созданию красочного образа врага в лице без­умного диктатора, совершающего преступления против собственного народа, привела к тому, что мировая общественность в целом поддержа­ла сначала санкции, а затем и прямое международное вторжение в Ливию. Схожий вариант может быть реализо­ван и в Иране путем создания отрица­тельного имиджа страны как источ­ника ядерной угрозы для всего мира. Такой сценарий рассматривается как вполне реальный в исследованиях российских специалистов, говоря­щих о связи «американского нажима» на Иран и возможного последующего нанесения «военных ударов по Ирану со стороны американских и израиль­ских вооруженных сил».

Необходимо также учитывать, что кроме долгосрочных стратеги­ческих планов, связанных с поли­тическим «переформатированием» региона, карта Ирана постоянно ра­зыгрывается тогда, когда речь идет о личном имидже первого лица США или предвыборной борьбе за крес­ло президента. Так, иранский вопрос стал неотъемлемой частью имиджа Б. Обамы как борца за безъядерный мир. В 2009 году в Праге американ­ский президент выступил с идеей создания безъядерного мира, что выглядело как удачный пиар-ход для начинающего американского прези­дента, который поставил себе целью возвращение былой привлекатель­ности американской демократии. Выступление явилось своего рода программной речью и получило не­официальное название «Речь о ядер­ном оружии» («Obama Prague Speech On Nuclear Weapons»). В своем вы­ступлении Обама назвал нынешнюю эпоху временем, когда «угроза гло­бальной ядерной войны исчезла, но возрос риск ядерных атак», исходя­щий от террористов. В связи с этим американский президент заявил о следующем решении проблемы ядер­ного оружия в мире: «Страны, об­ладающие ядерным оружием, будут двигаться в сторону разоружения, страны без ядерного оружия его не получат, но все страны могут исполь­зовать ядерную энергию в мирных целях».

С началом новой президентской гонки между Миттом Ромни и Бара­ком Обамой иранский вопрос также стал полем для зарабатывания очков и повышения предвыборных рейтин­гов внутри США. Так, Ромни во время визита в Израиль в июне 2012 года заявил о своей «нулевой толерантности» по отношению к Ирану, что усилило его позиции среди амери­канских избирателей-евангелистов и иудеев. Также им была высказана под­держка позиции Израиля, считающе­го возможным односторонний воен­ный удар по Ирану. Такая риторика позволила Ромни создать более чет­кую оппозицию между собственным имиджем и имиджем Обамы, кото­рый продолжал говорить о санкциях и дипломатических переговорах.

При этом оба кандидата выступали за беспроигрышную идею борьбы за безъядерный мир, что выглядит до­стойно для страны, претендующей не только на статус глобального лидера в политике и экономике, но и на мо­ральное лидерство. Однако благие идеи американских политиков нельзя рассматривать исключительно как абстрактно-гуманистические. Пиар Обамы и Ромни — это часть класси­ческого американского комикса про супермена и злого гения, решившего «уничтожить весь мир». Позициони­рование кандидатов в президенты, как любое позиционирование, предпола­гает «отстройку от конкурентов», то есть наличие оппозиции в лице стран и их руководителей, стремящихся к обладанию ядерным оружием.

Создание таких оппозиций — ха­рактерный прием американской про­паганды. В этом смысле пара Обама (Ромни)—Ахмадинежад отличается от пары Буш—Хусейн лишь декора­циями: в первом случае это борьба за безъядерный мир, а во втором — борьба с мировым терроризмом. На фоне этих декораций разворачива­ется битва между добром в лице бор­ца за безъядерный мир (или борца с терроризмом) и злом в лице дикта­тора с ядерной бомбой в руках (или пособника терроризма, якобы обла­дающего оружием массового уничто­жения). Несмотря на схематичность рисунка, получает­ся очень эффектная картинка, предлагаю­щая общественности черно-белое видение мира. Такая картинка позволяет настроить международное об­щественное мнение против Ирана.

Нынешние инфор­мационные атаки на Исламскую Респуб­лику вполне вписы­ваются в принцип мультилатерализма, объявленный Б. Обамой в качестве нового ориентира для внешней по­литики США в противовес принципу унилатерализма, ставшего символом эпохи Дж. Буша-мл. В отличие от по­следнего, оправдывавшего стремление США решать политические вопросы в одностороннем порядке, для мульти-латералистского подхода характерно привлечение Соединенными Штата­ми других держав для решения меж­дународных вопросов и разделение с ними ответственности. При этом США берут на себя роль «сопровождения» или «поддержки» — что на деле озна­чает использование Америкой своих политических союзников в качестве «ресурса» для создания иллюзии коллегиального решения проблем.

Принципиально важно, что, чем по-лярнее политические взгляды участ­ников, тем лучше, так как это создает впечатление непредвзятости выноси­мого общего решения. Так, например, в случае Ливии участниками междуна­родной коалиции стали Франция и Ве­ликобритания, которые, как известно, в свое время занимали противополож­ные позиции по Ираку. В этом смысле в иранском сценарии уже давно про­сматриваются кандидаты на роль меж­дународного «зачинщика», талантливо исполненную Николя Саркози в ли­вийской драме и позволившую США не выглядеть «мировым полицейским».

Совсем недавно распространенным было мнение, будто военный вари­ант развития событий в случае Ирана крайне невыгоден для США, завязших в Ираке и Афганистане. Говорилось о том, что «для Обамы крайне важно со­здать такую атмосферу в мире и такую политическую динамику, которая по­зволит усилить давление на Иран с це­лью заставить его отказаться от своей ядерной программы», и что Обаме «не хотелось бы начинать военные дей­ствия против Ирана, хотя его к этому подталкивают радикалы, как в самих США, так и значительная часть изра­ильского истеблишмента»4. Однако на фоне революций, прокатившихся по Ближнему Востоку, учитывая военный вариант, осуществленный в Ливии, и продолжающееся военное противо­стояние в Сирии, такой сценарий в случае Ирана начинает приобретать все более реальные очертания. Кроме того, военный вариант в Ливии был осуществлен по модернизированному сценарию, исключавшему лидирую­щую роль США и наземную операцию.

В связи с этим информационное давление на Иран скорее всего на­правлено не на то, чтобы предотвра­тить овладение этой страной военным томом, а чтобы на информационном уровне сформировать необходимые предпосылки и основания для воз­можности реализации военного сце­нария. Вероятность такого варианта неизменно входит в повестку дня пе­реговоров между американскими и израильскими официальными лица­ми. Во время своей встречи с М. Ромни в июне 2012 года Б. Нетаньяху говорил о необходимости «создать сильную и убедительную военную угрозу» в лице Израиля, чтобы воздействие на Иран стало более эффективным5.

Ярким примером создания нега­тивного имиджа Ирана через демон­страцию мировому сообществу его агрессивности и опасности стала ин­формационная атака на Исламскую Республику, связанная с покушением на посла Саудовской Аравии в США, о пре­дотвращении которого американские власти объявили 11 октября 2011 года. При этом в осуществлении теракта американские спецслужбы обвинили иранскую организацию «Корпус стра­жей исламской революции» (КСИР), и ее элитное спецподразделение «Кудс». Последнее якобы пыталось заказать через гражданина США иранского происхождения Мансура Арбабсияра убийство посла мексиканскому нар­кокартелю за 1,5 миллиона долларов. При этом, по утверждению ФБР, теракт спонсировался и направлялся иран­ским правительством. Предполагае­мым мотивом покушения якобы послу­жили убийства нескольких иранских ученых-ядерщиков, произошедшие в течение двух последних лет и припи­сываемые Израилю, заинтересованно­му в том, чтобы приостановить работу Ирана по созданию ядерного оружия.

Иранские государственные СМИ развернули собственную контрпро­пагандистскую кампанию, направ­ленную на то, чтобы опровергнуть обвинения в теракте и одновременно выдвинуть собственные обвинения США. Так, иранское государственное новостное агентство IRNA (Islamic Re­public News Agency) в числе прочих ярких заявлений цитировало следую­щее высказывание духовного лидера Ирана аятоллы Хаменеи: «Повторе­ние бессмысленных попыток по на­саждению иранофобии подтверждает несостоятельность западных полити­ков. Их усилия и на этот раз ни к чему не приведут и завершатся безрезуль­татно. Кампанию антииранской исте­рии, которую в очередной раз иници­ирует Запад, ожидает провал»6.

При этом Иран отрицал не толь­ко свою причастность к теракту, но и сам факт такового, который, по мнению официальных лиц Ирана, был не чем иным, как умелой инсце­нировкой американских спецслужб, имевшей целью очернить Исламскую Республику в глазах мировой обще­ственности и отвлечь американцев от экономических проблем, выливших­ся в создание массового протестного движения «Захвати Уолл-стрит!».

Характерно, что и в самих Соеди­ненных Штатах мнение обществен­ности по поводу события разделилось. Помимо сторонников версии иран­ского заговора, поддерживаемой в ос­новном ФБР и официальными властя­ми США, как никогда сильно звучали скептические оценки этой версии. Так, например, бывший заместитель советника по борьбе с терроризмом Хуан Зарате, работавший в админи­страции Дж. Буша-мл., назвал план покушения на посла «очень сложным, странным, а также очень небрежным». Кроме того, Зарате сослался на исто­рию деятельности «Кудс», сказав, что данное подразделение «может при­ставить своих оперативников к целям и выполнить операцию. Обычно они не занимаются аутсорсингом, а дер­жат все внутри проверенной сети»7.

За пределами США также высказы­валось множество сомнений в прав­доподобности версии ФБР. По словам Фолькера Пертеса, директора Немец­кого института международной по­литики и безопасности (The German Institute for International and Security Affairs), «все чрезвычайно скептически относятся к разоблачениям американ­ской разведки». Для Ирана такой теракт означал бы «эскалацию в отношениях с США, по масштабу превосходящую времена Иранской революции», и был бы сопоставим с «актом войны»8.

Подобный уровень скептицизма, как внутри, так и за пределами США, является еще одной характерной чер­той информационных атак на Иран. Именно этот «международный скеп­тицизм» по отношению к американ­ской пропаганде является оборотной стороной внешнеполитической изо­ляции Ирана. Причина усиления скеп­тических настроений заключается в том, что к настоящему моменту США накопили внушительный «багаж» дис­кредитирующих фактов, связанных с использованием методов и приемов информационных войн. Среди них, например, — кинопостановки эпохи войны в Ираке, инсценирующие ос­вобождение Джессики Линч, сюжет о поимке Саифа-аль-Ислама в самом начале операции в Ливии и совсем недавние репортажи о митингах в заснеженной Москве... с пальмовыми деревьями в кадре. Эти кинопостанов­ки дополняются общепризнанными фактами откровенной лжи, использо­ванными как основание для военных действий, — такими, как утверждения о наличии оружия массового унич­тожения в Ираке, о преступлениях солдат регулярных войск Ливии про­тив гражданского населения, не под­твержденных организацией «Amnesty International», и т. п. Очевидно, что данные факты достигли критической массы, а американские спецслужбы и СМИ дискредитировали себя опера­циями такого рода. Поэтому проявле­ние «международного скептицизма» стало вполне логичной реакцией на разоблачение планов покушения на саудовского посла в США.

Однако скептическое отношение международной общественности к разоблачению иранского «заговора» отнюдь не является показателем не­эффективности американской про­паганды. Дело в том, что цель послед­ней в данном случае состоит не в том, чтобы любыми средствами убедить мир в злых намерениях Ирана, до­казать правоту США, привлечь на их сторону как можно больше еди­номышленников и обречь Иран на международную изоляцию. Истинная задача — создать иллюзию злых наме­рений, иллюзию правоты и иллюзию единомыслия. Эффективность про­паганды определяется ее способно­стью создавать все эти иллюзии. При­чем вопросы о том, действительно ли Иран планировал такое покуше­ние, и была ли эта авантюра логична для Ирана, был ли Мансур Арбабсияр агентом иранских спецслужб, и не были ли его поимка и разоблачение очередной инсценировкой, на самом деле не имеют значения. Важно, что подобные обвинения позволили со­здать впечатление опасности угроз, исходящих от Исламской Республики (связь с террористическими органи­зациями, наличие возможностей ре-ализовывать террористические атаки по всему миру), и дали США формаль­ные основания призвать мировую общественность усилить давление на Иран (не только информацион­ное, но и экономическое), а также для оправдания возможных дальнейших действий (создания международной военной коалиции по образцу Ливии и начала военной операции).

13 октября 2011 года на совместной пресс-конференции с южнокорей­ским президентом Б. Обама сказал, что собирается содействовать приня­тию самых строгих санкций против Ирана на основании тех «убедитель­ных доказательств», полученных США, которые подтверждают причастность иранских властей к покушению. Ком­ментируя сомнительную схему найма мексиканского киллера через гражда­нина США, президент Обама заявил, что американские власти «знают, что у него [гражданина США] были прямые связи с иранским правительством, что ему платили и им руководили кон­кретные люди из правительства»9. На чем основывалась такая уверенность, президент не уточнил, однако обна­родование этих фактов позволило усилить негативный имидж Ирана и стало фактором влияния на мировое общественное мнение. На призыв пре­зидента Обамы поддержать междуна­родное информационное давление на Иран незамедлительно откликнулись Саудовская Аравия и Великобритания (что неудивительно, учитывая тра­диционную поддержку, оказываемую Лондоном инициативам США). Офи­циальная Франция также выступила с поддержкой позиции Америки.

К событиям информационной аг­рессии против Ирана в 2011—2012 годах относятся также случаи кибера-так на системы автоматизированного управления иранских ядерных и не­фтяных объектов. Последняя из таких атак, по заявлениям иранских СМИ, была успешно отражена 8 октября 2012 года. В информационных атаках против Ирана задействуются ведущие западные агентства. Результатом тако­го активного участия нередко стано­вятся открытые столкновения, подоб­ные публичным претензиям Ирана к агентству «Рейтер», связанным с пуб­ликацией последним видеорепорта­жа о военной подготовке, которая ве­дется в Иране. Публикация привела к временной приостановке деятельно­сти агентства на территории Ирана.

Россия до сих пор пытается найти способы примирения американской и иранской позиций в урегулировании ядерного кризиса. США при этом за­интересованы в том, чтобы РФ прекра­тила сотрудничество с Ираном в какой бы то ни было форме. Для нашей стра­ны такой вариант означает не только экономические потери от останов­ки совместных российско-иранских проектов в области атомной энерге­тики (строительство АЭС на террито­рии Ирана и контракты на поставку отработанного ядерного топлива), транспортных проектов и контрактов на поставку вооружений. Россия так­же понесет нематериальные потери, связанные с падением ее престижа на международной арене, поскольку это будет означать, что РФ потерпела не­удачу в роли посредника по урегули­рованию ядерного кризиса, не сумев повлиять на Иран и уступив под нажи­мом США. На сегодня российская по­зиция по иранскому кризису является едва ли не единственным фактором, мешающим осуществлению военного варианта развития событий.

В 1990-е годы наша страна стала одной из первых в цепочке стран, ис­пытавших на себе весь спектр между­народного давления, осуществлявше­гося по схеме, ставшей впоследствии традиционной: создание негативного имиджа страны-агрессора, введение экономических санкций, постановка вопроса о военном вмешательстве. Так, информационная стратегия за­падных стран во время первой и вто­рой российских кампаний в Чечне была направлена на то, чтобы создать негативный образ России и легити­мировать действия чеченских сепа­ратистов в газах мировой обществен­ности. Для этого Великобритания и Франция организовывали офици­альные приемы чеченских эмисса­ров, широко освещавшиеся в СМИ. Следующим шагом стало требование о введении экономических санкций, выдвинутое Францией на саммите ЕС в декабре 1999 года с целью заставить руководство России начать перегово­ры с А. Масхадовым. Третьим шагом стало предложение, с которым высту­пили США на заседании парламент­ской ассамблеи альянса в ноябре 1999 года, о принятии резолюции НАТО о гуманитарной интервенции в Чечне в обход мнения ООН и ОБСЕ. Реализа­ция плана территориальной дезинтег­рации РФ могла бы стать последним завершающим этапом курса либе­рально-демократических реформ, приведших к развалу экономики, де­мографической катастрофе (поте­ри от которой сравнимы с потерями СССР в годы Второй мировой войны), разрушению системы образования и беспрецедентному падению нравов.

В случае Ирана наблюдается реа­лизация аналогичной схемы, явля­ющейся частью общей стратегии по переформатированию «Большого Востока». Однако здесь поводом для международного давления являются не сепаратистские движения внутри страны, а старательно культивируемая легенда о возможной разработке Ира­ном ядерного оружия. При этом если в случае с Ираком в основу военной операции легло утверждение о нали­чии оружия массового уничтожения, то в случае Исламской Республики достаточно одного предположения. Если так пойдет и дальше, то, вероятно, следующим шагом развития амери­канских пропагандистских техноло­гий станет полный отказ от ненужной необходимости как-либо объяснять свои действия остальному миру.