Газета "Наш Мир" br>
Бах-бах-бах, хрясь-хрясь – таково примерное содержание «Джанго
освобожденного» Квентина Тарантино. По крайней мере, во время съемок
этого фильма не пострадала ни одна лошадьВ одной из моих любимых карикатур Гари Ларсона (Gary Larson)
аудитория из бутылок кетчупа сидит в кинотеатре и смотрит фильм, в
котором, разумеется, играют бутылки с кетчупом. Очевидно, это был
довольно жестокий фильм. На экране одна из бутылок разбивается, заливая
тротуар красным соусом, в то время как другая смотрит на нее, онемев от
ужаса. «Не волнуйся, Джимми, - говорит большая бутылка в зрительном зале
бутылке поменьше, по всей видимости, приходящейся ему сыном, - это
всего лишь актеры, и это не настоящий кетчуп». К оригинальной версии этого совета стоит прислушаться, если, будучи
человеком, вы решили посмотреть на других людей в новом фильме Квентина
Тарантино. В нем пули рвали плоть, разлетавшуюся во все стороны
бесформенными кусками, кровь, подобно алому дождю, щедро заливала
изысканные лужайки белоснежных цветов, а эти бах-бах-бах, хрясь-хрясь не
прекращались на протяжении всего фильма, в то время как мы, почтенная
аудитория, разворачивали наши упакованные в фольгу морковные кексы и
пытались допить наши капучино. Нас начали готовить к подобным сценам с
того момента, как мы сели в кресла. Сначала мы посмотрели рекламу Pearl
and Dean, затем трейлеры новых фильмов, каждый из которых изобиловал
кровопролитием и оглушительными звуками, как будто их создатели хотели
выбить вас из кресла, нанести сокрушительный удар по голове и заставить
вас подчиниться их подростковой интерпретации мира. (Кто из нас
когда-либо ходил в кинотеатр на фильм только потому, что ему понравился
трейлер? И скольким фильмам, возможно, довольно достойным фильмам,
предшествовали трейлеры, которые нас совершенно не впечатлили?) И вот появляется «Джанго освобожденный» с его предупреждением для
неосведомленных - или это было приветствие для осведомленных – о том,
что в нем содержатся сцены «жестокого и кровавого насилия». Начинается
он довольно интригующе. На довоенном американском Юге странствующий
немецкий дантист (Кристофер Уолц, Christopher Waltz) освобождает раба
Джанго (Джейми Фокс, Jamie Foxx), и вместе они становятся командой
охотников за головами, которые разыскивают людей живыми или мертвыми –
Волц называет это бизнесом «деньги за плоть». Разумеется, в этом фильме
много убийств и невероятно точных выстрелов, однако вскоре становится
очевидным то, что стремление Тарантино к историческому правдоподобию не
распространяется дальше слова «ниггер». «Я убиваю белых парней, и мне за
это платят, - говорит Джанго в одном из эпизодов. – Что здесь может не
нравиться?» В одной из сцен члены Ку-клукс-клана долго не могут
закрепить свои колпаки, что выглядит довольно забавно, однако в
реальности в 1858 году этой организации еще не существовало. Что
касается «борьбы Мандинго», в ходе которой два раба пытаются убить друг
друга ради удовольствия хозяина, то очевидно, что Тарантино сам придумал
этот ритуал, позаимствовав его название из романа и фильма 1970-х
годов. Тем не менее, если мы будем отчитывать режиссера за его вымыслы и
анахронизмы, мы рискуем упустить самое главное. Как нам известно,
Тарантино интересует не столько история как таковая, сколько история
кинематографа, не столько изображение прошлой эпохи, сколько то, как ее
уже успели изобразить. Спагетти-вестерны, обращение к проблеме негров с
откровенно коммерческими целями, Джон Уэйн (John Wayne) – все это
находит отражение в фильме Тарантино, в то время как его герои меняют
цель своих странствий, решая вместо охоты за головами разыскать и
освободить жену Джанго, которая до сих пор находится в рабстве на одной
из южных плантаций, принадлежащих капризному г-ну Кэнди (Леонардо
ДиКаприо). Тем не менее, Тарантино, судя по его промо-интервью,
настаивает на том, что он хотел достичь двух целей: создать
экстравагантный развлекательный фильм и в то же время добиться того,
чтобы его воспринимали как результат серьезного исследования истории
американского рабства. Это же обвинение применимо и к жестокости, которая, согласно его
теперь уже знаменитому интервью Кришнану Гуру-Мерфи (Krishnan
Guru-Murthy) с Channel 4, бывает двух видов. Первый вид насилия – это
то, что делают владельцы плантаций и их помощники со своими рабами, то
есть хлещут их плетками, заковывают в кандалы и натравливают на них
собак. Второй вид – это катарсис, который достигается через серию
кровавых событий, кульминацией которых стала сцена убийства всех слуг
плантатора и ранения его преданного черного слуги – своего рода «дяди
Тома» - который, как предполагается, должен вызывать в нас наибольшее
отвращение. То, что одинокий мститель мог убить такое количество
вооруженных людей за такой короткий промежуток времени, было совершенно
невозможно во времена шестизарядных пистолетов и неудобных винтовок,
однако дайте любому школьнику пару современных артиллерийских установок,
и это становится гораздо более вероятным, если, конечно, его понимание
катарсиса схоже с пониманием Тарантино. Стрельба в школе Ньютауна, штат Коннектикут, произошла всего за три
недели до того, как Гуру-Мерти начал спрашивать Тарантино о возможной
связи между насилием в кино и в жизни – возможно, именно это объясняет
потерю режиссером контроля над собой: «Я отказываюсь отвечать на вопрос…
Я здесь, чтобы продавать свой фильм… Я хочу, чтобы вы перестали меня об
этом спрашивать». Согласно его мнению, такой связи не существует,
насилие в кино – это фантазия, не оказывающая никакого влияния на
поведение людей в реальной жизни в отличие от запрещенной на телевидении
рекламы сигарет, которая также является фантазией ее создателя, однако
такой фантазией, которую можно легко воплотить в реальность в любом
табачном магазине. Возможно, это довольно сложный вопрос, однако
абсолютно отрицать какую-либо связь вряд ли целесообразно, если только
вы не принадлежите к многомиллиардной индустрии, которая во многом
зависит от насилия. Полагаю, я не до конца «понял» Тарантино. Я даже не уверен, что мне
нравится Мартин Скорсезе, после того как я увидел его оригинальные
наброски раскадровки к «Таксисту», где он раскрасил кровь красным
цветом, в то время как все остальное – лица, машины, костюмы – он
оставил серым, подобно закусившему губу ребенку, который забыл о
существовании карандашей других цветов. «Больше крови», - гласит его
пометка под одним из кадров. Некоторые кинокритики также приводят меня в
недоумение. Проницательные и доброжелательные журналисты, такие как
Питер Брэдшоу (Peter Bradshaw) из Guardian или Филип Френч (Philip
French) из Observer, относятся к работам Тарантино с удивительным для
меня уважением. «Сильный фильм с широкими и яркими драматическими
мазками и тонко и остроумно проработанными психологическими моментами, -
пишет Френч о «Джанго освобожденном». – Этот фильм делает Тарантино
одним из самых выдающихся режиссеров современности». Как такое возможно? Разумеется, в этом фильме есть удачные места, и
это не в последнюю очередь относится к сценарию, кроме того обаятельный
Уолц производит впечатление самого остроумного и гуманного персонажа
фильма. Однако то, что больше всего привлекает самого Тарантино, это
убийства и кричащие от боли и умоляющие о пощаде люди. Возможно, критика
таких сцен покажется скучной, однако их изобилие уничтожает всякий
смысл. Слишком много насилия, слишком много шума, который не ослабевает
до тех пор, пока великовозрастный ребенок в кресле режиссера не
почувствует удовлетворение. Уважение вызывает заявление о том, что в
ходе съемок фильма ни одна лошадь не пострадала, однако немного удивляет
то, что, по мнению создателей фильма, опасность угрожала именно этим
живым существам, а вовсе не нашим чувствам и воображению. На следующий день после «Джанго освобожденного» я посмотрел
документальный фильм о фотографе Доне МакКаллине (Don McCullin), чьи
фотографии войны и катастроф за последние полвека оказали серьезное
влияние на наше понимание мира. В этом фильме снимки, сделанные им в
Биафре, Вьетнаме, Конго и Бейруте, сопровождаются редкими и шокирующими
видеорядами, снятыми во время вооруженных конфликтов там.
Душераздирающая жестокость и никаких замедленных съемок кровопролития:
сцены настоящего насилия вряд ли смогут кого-то вдохновить или
соблазнить.
|