Газета "Наш Мир"
Впервые прилетев в Китай в начале 1990-х, я увидел, что страна
переживает потребительский бум. Китайские магазины обилием товаров
похожи на западные, а количеством покупателей — на наши. В магазинах
есть все. И по разумным, приемлемым ценам. Некоторые экономисты даже
боятся кризиса перепроизводства — полки ломятся, а заводы все производят
и производят.
Первая перепись населения, проведенная в 1953
году, установила, что население страны — 594 миллиона человек.
Население Китая увеличивалось так быстро, что, казалось, скоро почти все
в мире будут китайцами. В 2010 году в Китае жило уже 1,34 миллиарда
человек. Но за десять лет население увеличилось всего на 5,7 процента. В
соседней Индии население растет в три раза быстрее, чем в Китае!
Китайские
руководители ввели в действие самую жесткую демографическую политику в
мире. Они разрешили иметь только одного ребенка в семье. За второго
родителей бьют по карману, лишают пособий и медицинской помощи.
Исключения сделаны только для представителей национальных меньшинств и
сельских жителей.
Школьникам объясняют премудрости контрацепции, а
вступающих в брак наделяют соответствующими средствами. Китайское
общество еще не знает добрачной половой жизни, во всяком случае как
массового явления. Счастливые люди, у них все впереди…
Политика
оказалась настолько успешной, что страну ждет совершенно необычный
демографический кризис. Продолжительность жизни растет, а рождаемость
сокращается.
Китай стареет. В 2000 году число тех, кому за
шестьдесят, составляло 10 процентов населения. Теперь — 13 процентов.
Подростки в возрасте до четырнадцати лет составляли 23 процента
населения, а теперь — 17 процентов. К 2030 году каждый пятый китаец
будет старше шестидесяти лет, и число работающих начнет сокращаться.
Иначе говоря, Китай постареет раньше, чем разбогатеет. В нынешнем
столетии Китай станет самым старым государством в мире. Все больше
стариков, все больше нужно пенсий. Скоро стариков некому будет кормить,
слишком мало останется молодежи, чтобы работать. В Японии тоже
происходит нечто подобное, но это богатая страна.
В Китае пенсия —
это роскошь, которая распространяется только на небольшую часть
работающих в государственном секторе. Большинство стариков ничего не
получают. Пенсию платит не государство, а предприятие. Так что о
стариках в Китае должна заботиться в основном семья. Женщины не смогут
работать, им придется возиться со стариками вместо того, чтобы
зарабатывать на жизнь и на собственную старость. Большинство стариков,
особенно в деревне, живут за счет детей, а детей все меньше. Так что на
селе власти закрывают глаза, если в крестьянской семье не один, а двое
детей, особенно если первый ребенок — девочка. Но теперь уже не только
государство, но и сами люди хотят иметь поменьше детей, хотя через
какое-то время нынешняя молодежь горько пожалеет, что у них только один
ребенок. Кто же станет кормить их в старости?
Ограничение
рождаемости привело к неожиданному результату. Горожане уже свыклись с
тем, что в семье один ребенок. Но если можно иметь одного ребенка, пусть
это будет мальчик! Абсолютное большинство предпочитает мальчиков — это
будущий кормилец. Беременные женщины просят врачей с помощью УЗИ
определить пол будущего ребенка и делают аборт, если выясняется, что
ждут девочку. В результате на 100 девочек рождается 118 мальчиков. В
развитых странах соотношение другое: на 100 девочек — 107 мальчиков.
Юношам просто не хватит невест. Через десять лет каждый пятый китаец
останется без жены. Появится поколение холостяков… Правда, иногда
рождение девочки родители просто не регистрируют, чтобы иметь право
родить еще и мальчика.
Сам Ли Юэфу и его жена выросли в больших
семьях, но они совсем не огорчены тем, что у их единственного сына нет
ни братьев, ни сестер. «Ребенок должен быть один, — сказал мне Ли. —
Тогда у него будет счастливое детство. Родители смогут послать его
учиться, лучше всего за границу».
Уже выросло первое поколение
китайцев, которые не имеют ни братьев, ни сестер. Такого образованного
поколения в Китае еще не было — они владеют компьютером, знают
английский язык, играют на пианино, рисуют… Они хотят учиться, но не
приспособлены к самостоятельной жизни. Из ста детишек в детском саду,
как выяснилось, девяносто играют на пианино, но только десять в
состоянии самостоятельно завязать шнурки на ботинках.
Дети вовсе
не страдают от того, что у них нет брата или сестры. Им бы пришлось с
ними делиться, а так все достается одному. Китайцы считаются самыми
бережливыми на земле. Но так ли это? Молодые китайцы расточительны. Они
сыты по горло прежними лозунгами о пользе спартанской жизни. Китайцы
безудержно тратят деньги, компенсируя себе нехватки прошлых десятилетий.
Молодые
китайские родители, выросшие в нищете, хотят, чтобы дети получили все
то, чего они сами были лишены. Китайские дети толстощекие, плотные —
видно, что их закармливают. Городские дети получают все, что может иметь
ребенок в любой стране. В результате они эгоцентричны, им трудно будет
привыкнуть к необходимости сотрудничать с другими и делиться с ними. Они
не хотят ездить в школьные летние лагеря, где надо работать руками, и
удивляются, почему в студенческих общежитиях не предоставляют отдельных
комнат. Им нравится беззаботная жизнь, потому что есть родители, которые
о них заботятся…
Ли Юэфу купил вместо телевизора и стиральной
машины бульдозер. Вкалывал свои восемь часов за баранкой грузовика, а
потом пересаживался в жесткое кресло бульдозериста и работал еще восемь
часов. «Молодой был, сил много, — вспоминает Ли. — С удовольствием
работал. Зато семью стал хорошо кормить. А как еще заработать деньги?»
Социалистическое
общество — это общество потребления, которому нечего потреблять.
Сегодняшний Китай опроверг эту аксиому. Конечно, если по-прежнему
считать Китай социалистической страной. Китай сегодня — это гигантское
общество потребления, которое желает получить компенсацию за нищету,
полуголодное существование, лишения и унижения всей предыдущей жизни.
Что
сохранилось из прежних привилегий? Хорошие квартиры. Служебные машины с
шофером. Квалифицированная медицинская помощь. Поездки за границу. Так
то для высшей пекинской номенклатуры! Провинциального чиновника эти
блага и прежде обходили. Но раньше у него была зарплата повыше, чем у
соседей, положение, и ждала хорошая пенсия. Теперь чиновничья зарплата
мало кого привлекает. Дополнительных выгод — никаких.
Китайская
экономика делится на две. Государственный сектор: военная
промышленность, энергетика, включая атомную, транспорт, научные — в том
числе космические — исследования. Частный сектор: все остальное, включая
торговлю и сектор обслуживания. Что представляет собой сельское
хозяйство? Частные хозяйства на принадлежащей государству земле.
Хорошо
живется в Китае тем, кто занялся бизнесом. На втором месте те, кто
сумел устроиться на совместные предприятия. На третьем сельские
промышленники — крестьяне, которые не только землю обрабатывают, но еще и
что-то производят.
Ханчжоусские начальники рассказали мне, как
буквально на глазах один крестьянин стал миллионером. Когда его избрали
бригадиром, он придумал выпускать пластиковые упаковки — для молока,
соков, шампуней и моющих средств. Как раз такие упаковки и понадобились.
Вчерашний бригадир, которого теперь величают генеральным директором,
купил новую производственную линию в Японии и вообще «из-за границы не
вылезает». А еще недавно шапку ломал перед любым уездным начальником.
Душевно
и убедительно говорили они об успехах реформы, хотя на сей счет меня
совсем не надо было агитировать, и расстроились, когда я спросил их о
Мао Цзэдуне.
— Мы всегда любили и будем любить председателя Мао, —
после долгой паузы последовал ответ. — Всем, что у нас есть, мы обязаны
ему.
Я позволил себе усомниться. Мне как раз казалось, что
экономическая реформа, открывшая путь к рыночной экономике, отвергает и
опровергает идеи Мао.
— Нет, — объяснили мне. — На самом деле
реформа развивает его идеи. Все дело в том, что когда председатель Мао
их провозгласил, его просто не поняли. В те времена совершались большие
ошибки. Но их исправили, отстранив от власти тех, кто мешал правильному
пониманию идей председателя, а среди них была и его вдова товарищ Цзян
Цин.
— На сессии Всекитайского собрания народных представителей
генеральный секретарь ЦК компартии Китая становится еще и председателем
КНР, — добавил молодой коммунист, который ездит на «мерседесе». — Это
свидетельствует о том, каким уважением пользуется партия в народе.
Мне,
правда, показалось, что знакомое нам по позднесоветским временам
совмещение постов — одна из последних попыток подкрепить партию
авторитетом государства.
— Наша партия очень демократичная, —
объяснил мне старший из начальников, — что делать определяет директор
предприятия, а партком лишь обеспечивает выполнение его указаний, не
вмешиваясь в процесс принятия решений.
Это уже не та, прежняя,
всевластная партия. Партия пытается сохраниться и ищет свою нишу.
Экономические реформы подорвали ее могущество. Ослаб даже идеологический
контроль, что неминуемо при таком количестве иностранцев. Одних только
тайваньцев за последнее время перебывало почти четыре миллиона. Вообще,
такое ощущение, что плотина, разделяющая КНР и Тайвань, вот-вот рухнет.
Союз кинематографистов КНР заявил, что пора создавать единое кино
«большого Китая», то есть объединить усилия кинематографистов КНР,
Гонконга и Тайваня.
Лозунгов партийных нигде нет. Китайцы могут
добраться до зарубежной прессы, а если есть деньги, то и купить
специальную антенну, чтобы смотреть спутниковое телевидение.
Так
что же осталось от идей Мао Цзэдуна в обществе стремительно
разрушающегося социализма? Парткомы? Цензура? Необходимость говорить с
иностранцами только об успехах? Одинокий портрет Мао, который через
площадь Тяньаньмэнь смотрит на свой мавзолей, не очень популярный даже
среди туристов из провинции?..
Партийный аппарат утратил контроль
над духовной жизнью общества. Вера в коммунизм даже в самом аппарате
сохранилась лишь в форме ритуальных заклинаний. Социологические опросы
общественного мнения в провинциях Шаньси, Хэнань, Цзянси и Гуандун еще в
1997 году показали: только 28 процентов верят в социализм, 36 процентов
не верят, а 22 процента верили когда-то прежде…
В Шанхае
решением партии и правительства создана зона экономического и
технологического развития. Создание таких зон — часть политики открытого
Китая. Можно твердо сказать, что эта политика себя полностью оправдала.
США, Гонконг, Япония, Сингапур, теперь еще Тайвань и Южная Корея с
удовольствием вкладывают сюда капиталы. Единственное ограничение,
налагаемое на менеджеров совместных предприятий, — необходимость брать
на работу местных уроженцев, шанхайцев. С одной стороны, это попытка
сократить безработицу в городе. С другой — помешать перемещению рабочей
силы из центральных провинций в южные.
Южные провинции богатеют.
Центральные им завидуют и хотят того же. Миллионы людей пытаются всеми
правдами и неправдами перебраться на юг, где хорошо платят, но Пекин
этому сопротивляется. Центральным провинциям самим понадобится
квалифицированная и мобильная рабочая сила, потому что реформы,
начавшиеся на юге, должны захватить и остальную часть Китая.
Только
суперквалифицированных мастеров разрешают выписывать из других городов.
Иностранных же специалистов раз-два и обчелся, потому что им надо много
платить. На небольшом предприятии, как правило, всего один иностранец —
обычно на должности заместителя управляющего.
Даже небольшие
южнокорейские фирмы двинулись в Китай: здесь в два раза меньше налоги, в
пять раз меньше арендная плата. Китайцу надо платить в десять раз
меньше, чем южному корейцу, и в два-три раза меньше, чем тайцу или
индонезийцу. Но корейцы видят, что зарплаты китайцев быстро растут, а
китайские фирмы стремительно осваивают новейшие технологии и
превращаются в конкурентов. Обосновываться в Китае есть смысл только
гигантам с самой современной технологией, которые не боятся, что
китайцы, научившись всему, потеснят учителя.
Уход Дэн Сяопина не
изменил курса. Китай больше не принадлежит харизматическим лидерам. В
Пекине у власти деловые люди, которые строго соблюдают правила игры. Не
очень ясно, действительно ли они верят в социализм или просто считают
необходимым сохранять идеологические вывески, опасаясь, что отказ от
социализма может разрушить страну. Мао Цзэдун когда-то доказывал
государственному секретарю США Генри Киссинджеру, что когда речь идет о
внешней политике, национальным интересам следует отдавать предпочтение
перед идеологическими разногласиями. Китайцы мастера забывать об
идеологии, когда она идет вразрез с их национальными интересами.
На
вершине китайской номенклатуры три поколения. Шестидесятилетние
занимают места в политбюро, пятидесятилетние возглавляют провинциальные
комитеты партии, сорокалетние уже стали первыми секретарями горкомов и
мэрами городов.
Еще недавно генеральный секретарь ЦК, глава
правительства, другие члены политбюро были людьми советского воспитания.
Многие учились в Советском Союзе. Они, конечно, знакомы с современными
экономическими теориями, но внутренне относятся к ним очень скептически.
А вот те, кто приходит им на смену, — это люди другого поколения, более
гибкие. Они свободно говорят по-английски и знают толк в бизнесе. Они
понимают, как надо разговаривать с иностранными инвесторами, что им
предлагать и как добиваться своего. Они дают иностранцам землю под
строительство, создают свободные экономические зоны и заваливают весь
мир китайскими товарами. Китайские лидеры понимают, что социалистические
методы ведения хозяйства не работают. Но все равно намерены действовать
в рамках существующей системы.
1 июля 2011 года коммунистическая
партия Китая отметила свое девяностолетие. В ней состоит 78 миллионов
человек. КПК — самая многочисленная партия в мире. Это население
немаленькой европейской страны.
Партия строит потребительский
коммунизм. Китайские коммунисты не смущаются. Мало что свято.
Практически все продается. Членство в партии по-прежнему необходимо для
успешной карьеры. Даже те, кто не так уж сильно любит партию, нуждаются в
ней. Без партбилета не продвинешься. Партбилет позволяет богатеть и
даже критиковать чиновников за бюрократизм. Непозволительно только одно —
выпадать из системы. Диссидентами занимается госбезопасность.
Кажется,
что политическая система Китая, скопированная с советского образца, не
меняется вот уже шесть десятилетий. Но суть политики и ее методы сильно
изменились. Профессиональный уровень аппарата, образованность много выше
прежнего. Процесс принятия решений все так же непрозрачен, но очевидно,
что существует механизм внутренних дискуссий и принятию решений
предшествуют серьезные обсуждения, у специалистов просят совета.
В
отличие от советской тоталитарной системы, во главе которой один вождь,
в Китае скорее авторитарное правление во главе с коллективным
руководством. Эта система, в которой видны элементы восточно-азиатского
неоавторитаризма, латиноамериканского корпоративизма и даже европейской
социал-демократии.
Партийно-государственный аппарат скроен по
знакомой нам схеме. Но в отличие от советского куда более эффективен.
Трудолюбие, прилежание, высокая трудовая мораль — все эти свойственные
китайскому обществу качества, воспитанные конфуцианством,
распространяются и на чиновничество.
С 2002 года богачи тоже
могут вступать в компартию. Каждый третий китайский миллиардер — член
партии. Многие из них избраны в состав Всекитайского собрания народных
представителей (аналог парламента). В конгресс США таких богатых людей
не выбирают. А еще в Китае (по данным на конец 2010 года) — 534 тысячи
долларовых миллионеров! Есть ли смысл столь преуспевшим людям так уж
рьяно требовать политических перемен с неясным результатом? Свобода
много зарабатывать и тратить деньги по собственному усмотрению,
устраивать свою жизнь комфортно для многих важнее туманной перспективы
многопартийной демократии и разделения властей… Пока руководство страны
обеспечивает высокий уровень экономического роста и сдерживает инфляцию,
система остается стабильной.
Государственный секретарь США
Хиллари Клинтон уверена, что нынешняя китайская политическая система
обречена, потому что невозможно остановить историю. Одни эксперты с ней
согласны и предсказывают полный развал. Другие предполагают, что страна
вступает в длительный период стагнации. Третьи видят признаки серьезных
перемен внутри компартии. Старое атрофируется, идет приспособление к
новым условиям.
По мере того как Китай станет богаче,
политические перемены станут неизбежными, люди потребуют реформ, и
элита, понимая необходимость перемен, пойдет обществу навстречу…
|
