В рождественском номере Spectator вышла редакционная статья под заголовком «Почему 2012 год был самым лучшим». Ее авторы выдвигали аргументы против представления о том, что мы живем в «опасном, жестоком мире, где все плохо и с каждым днем становится хуже». Вот первый параграф статьи: «Может, у кого-то иные ощущения, но 2012 год стал самым великолепным годом в истории человечества. Такое утверждение может показаться экстравагантным, однако оно подтверждается фактами. Никогда в мире не было меньше голода, меньше болезней и больше благополучия. Запад остается в состоянии экономической депрессии, но большинство развивающихся стран продвигаются вперед, и люди выбираются из пропасти бедности самыми стремительными темпами за всю историю. Количество смертей от войн и природных катаклизмов, к счастью, снижается. Мы живем в золотом веке».
Эту же самую идею настойчиво продвигают авторы многих бестселлеров, от Мэтта Ридли (Matt Ridley) с его книгой «Rational Optimist» (Рациональный оптимист) до Стивена Пинкера (Steven Pinker), написавшего «The Better Angels of Our Nature» (Добродетельные ангелы нашего естества). Есть и более приземленная версия, которую мы часто слышим в средствах массовой информации, особенно в странах за пределами Европы: кризис, какой такой кризис? Посмотрите на так называемые страны БРИК в составе Бразилии, России, Индии и Китая, или на Польшу, Южную Корею, Сингапур, Перу, даже на некоторые африканские государства южнее Сахары – все они развиваются и идут вперед. В числе неудачников оказалась Западная Европа и в определенной степени США, так что у нас нет глобального кризиса. Просто прогресс уходит в сторону от Запада. Не является ли убедительным символом таких сдвигов тот факт, что многие жители Португалии, которая оказалась в глубоком кризисе, возвращаются в свои бывшие колонии - Мозамбик и Анголу, но на сей раз не как колонизаторы, а как иммигранты?
Даже если говорить о правах человека, то разве ситуация в Китае и России сегодня не лучше, чем 50 лет тому назад? По мнению сторонников этой версии, называть продолжающийся кризис глобальным явлением - это типичный евроцентристский взгляд на вещи, инициаторами которого являются левые, которые обычно гордятся своей оппозицией по отношению к евроцентризму. Наш «мировой кризис» - это на самом деле просто небольшой глюк на экране общемирового прогресса.
Однако нам следует умерить свои восторги. Вопрос надо ставить так: если Европа одинока в своем постепенном упадке, то что придет на смену ее гегемонии? Ответ таков – капитализм с азиатскими ценностями. Конечно, это не имеет никакого отношения к народам Азии, но напрямую связано с четкой и постоянно присутствующей тенденцией современного капитализма ограничивать или даже временно отменять демократию.
Эта тенденция ни в коей мере не противоречит всячески превозносимому прогрессу человечества. Это его неотъемлемая черта. Все радикальные мыслители, начиная с Маркса и кончая интеллигентными консерваторами, были одержимы следующим вопросом: какова цена прогресса? Маркс был очарован капитализмом, той неслыханной производительностью, которую он порождал. Однако он утверждал, что этот успех влечет за собой антагонизмы. То же самое мы должны делать сегодня: иметь в виду темную изнаночную сторону глобального капитализма, вызывающую возмущения и мятежи.
Люди бунтуют не тогда, когда все очень плохо, а когда они испытывают разочарование от своих несбывшихся ожиданий. Французская революция разразилась лишь тогда, когда король и знать начали утрачивать свою власть. Антикоммунистическое восстание 1956 года в Венгрии произошло через два года после того, как Имре Надь (Imre Nagy) занял должность премьер-министра, после свободных (относительно) дебатов в рядах интеллектуалов. Люди в Египте взбунтовались в 2011 году, потому что при Мубараке был достигнут определенный экономический прогресс, давший толчок появлению класса образованных молодых людей, активно участвующих во всемирной цифровой культуре. Именно поэтому китайские коммунисты с полным на то основанием паникуют: сейчас люди в целом живут лучше, чем 40 лет назад, ожидания сегодня гораздо выше, и на этом фоне появляются социальные антагонизмы (между новыми богачами и остальными людьми).
Такова проблема развития и прогресса: они всегда идут неровно, порождая все новую нестабильность, все новые противоречия; они создают новые ожидания, которым не суждено исполниться. В Египте накануне арабской весны большинство жило чуть лучше, чем прежде; однако те мерки, которыми они измеряли свою (не)удовлетворенность, были намного выше.
Чтобы не упустить из виду эту связь между прогрессом и нестабильностью, надо всегда думать о том, что появляется в первую очередь, когда неполная реализация социального проекта сигнализирует о присущих ему недостатках. Есть история (может, не очень достоверная) о левокейнсианском экономисте Джоне Гэлбрейте (John Galbraith). Перед поездкой в СССР в конце 1950-х годов он написал своем другу-антикоммунисту Сидни Хуку (Sidney Hook): «Не беспокойся, Советы меня не соблазнят, и я не вернусь домой с заявлениями о том, что они построили социализм!» Хук ответил ему незамедлительно: «Вот это меня и тревожит – что ты вернешься, заявляя, что СССР - не социалистическая страна!» Чего боялся Хук, так это наивной защиты чистоты идеи: если со строительством социалистического общества что-то не так, это не сводит на нет саму идею; просто это означает, что мы ее неправильно претворяем в жизнь. Вы не замечаете такую же наивность у сегодняшних рыночных фундаменталистов?
Когда во время недавних теледебатов во Франции французский философ и экономист Ги Сорман (Guy Sorman) заявил, что демократия и социализм непременно идут рука об руку, я не удержался и задал ему вполне очевидный вопрос: «А как же Китай?» Он огрызнулся в ответ: «В Китае нет капитализма!» По мнению фанатичного сторонника капитализма Сормана, если страна недемократична, то она не может быть по-настоящему капиталистической; точно так же, как для коммуниста-демократа сталинизм - это ненастоящая форма коммунизма.
Именно так нынешние апологеты рынка, совершая акт неслыханного идеологического плагиата, объясняют кризис 2008 года. Причиной кризиса стал не провал свободного рынка, а чрезмерное государственное регулирование и то обстоятельство, что наша экономика не была по-настоящему рыночной, а оказалась жертвой государства всеобщего благоденствия. Когда мы игнорируем недостатки рыночного капитализма, называя их случайными неудачами, мы в итоге оказываемся в западне наивного «прогрессизма», откуда решение проблемы видится в более «достоверном» и чистом применении этой идеи. Таким образом, мы пытаемся тушить пожар бензином.