Сначала посмотрим на то, что привело экономику Штатов к кризису. Процесс деиндустриализации в США идёт весьма давно. Собственно, он начался ещё в середине 1960-х. В эпоху Рейгана и Буша-старшего, например, ситуация выглядела так. Общая занятость увеличивалась в среднем на 1,4% в год, но в промышленности шёл ровно противоположный процесс. Сталелитейная отрасль теряла ежегодно 6,1% работников, металлообработка - 4,5%, автомобилестроение и производство оборудования - 1,5%, швейная и текстильная промышленность - 2%. В итоге к началу правления Клинтона было ликвидировано почти 2 млн. рабочих мест в обрабатывающих отраслях и полмиллиона - в горнодобывающих. В 1997-м в американской промышленности было занято около 17,5 млн. человек.

Затем процесс приобрёл обвальный характер. В 2000-2003 и 2007-2009-м произошло два обвальных падения, и в итоге сейчас в американской индустрии занято 12 млн. человек, при общей численности занятых около 143 млн.

Чем замещалась индустриальная занятость? Между 1990-м и 2008-м годами численность занятых в США увеличилась со 122 до 149 млн. Было создано 27 млн. рабочих мест. При этом 40% пришлось на госсектор и здравоохранение. Остальное было создано в основном розничной торговлей, строительством, гостиничным и ресторанным бизнесом. В целом, 98% рабочих мест пришлось на "неторгуемый" сектор, производящий товары и услуги для внутреннего рынка.

Иными словами, к 2008-му в американском здравоохранении трудилось больше населения, чем в промышленности, при этом на правительство работало почти в полтора раза больше занятых, чем на здравоохранение (22 млн. против 16 млн.). В рамках экспортного сектора промышленность уступала сфере услуг.

Таким образом, к концу нулевых Штаты превратились в фактического рекордсмена деиндустриализации, уступая по этому показателю только Гонконгу, экономика которого является придатком колоссальной индустрии Китая. При этом в экспортном секторе промышленность не была и не могла быть замещена сферой услуг.

Последствия этого оказались многообразны. Во-первых, американский экспорт быстро рос - но всё очевиднее отставал от импорта. Так, американская промышленность, по сути, проигрывала внутренний рынок и не могла компенсировать этот проигрыш на рынке внешнем - сальдо торговли промышленными товарами, составлявшее в 1992-м минус 2%, в 2008-м составляло уже минус 8%.

Следствием этого стало стремительное ухудшение торгового баланса. Торговый баланс США дефицитен с 1976-года, однако ещё в 1997-м дефицит составлял около $100 млрд, что в масштабах американской экономики выглядело малосущественно. Однако затем начался его фантастический рост. Уже к 2000-му он приближался к $400 млрд, а в 2007-2008-м составлял около $700 млрд. Отрицательный торговый баланс породил отрицательный платёжный, покрываемый за счёт внешних кредитов и эмиссии доллара. Внешний долг США, составлявший в 1989-м $2,7 трлн, вырос до $5,7 трлн в 2001-м, 13 трлн в 2009-м и 15 трлн в 2011-м. Сейчас он составляет 16, 55 трлн, при этом на долю долга правительства приходится менее трети.

Во-вторых, деиндустриализация привела к "мутации" внутреннего спроса. Последний всегда считался сильной стороной США, традиционно мало зависевших от конъюнктуры внешних рынков. Однако, начиная со времён Рейгана, американский внутренний спрос рос за счёт специфического "инструментария". Реальная заработная плата, достигнув максимума в 1970-х, снизилась к середине 1990-х, и после краткого роста во второй половине 1990-х - начале "нулевых" упала до прежнего уровня.

При этом, если справедливо мнение известного экономиста Филипса о том, что реальный уровень инфляции в США был выше официального после 1983-го и особенно с 1996-го, рост оказывается фиктивным, а картина в "нулевые" - ещё более удручающей. В результате рост благосостояния и внутреннего спроса обеспечивался за счёт всё более доступных кредитов. Итогом стала крайняя закредитованность населения, "перегруженного" долгами, и коллекция "плохих" долгов на руках у банков. Отсюда следовали "зыбкость" внутреннего спроса и неустойчивость банковской системы.

Кроме того, налог на доходы населения занимает первую строчку в списке источников доходов федерального бюджета США. Иными словами, стагнация доходов означала отсутствие активного роста налогооблагаемой базы. Появление бюджетного дефицита и стремительный рост госдолга были в такой ситуации, как показывает практика, лишь вопросом времени.

Подтекстом всех перечисленных явлений была пресловутая деиндустриализация. Зарплаты в сфере услуг в среднем почти в полтора раза ниже, чем на производстве по очевидным причинам. Квалифицированного рабочего сложнее заменить, чем официанта, в сфере услуг распространена временная и частичная занятость, гигантский рост которой наблюдался два последних десятилетия, профсоюзное движение по столь же очевидным причинам развито слабее. В итоге сжатие промышленности сопровождалось стагнацией или снижением реальной зарплаты, причём даже последнее не приводило к росту конкурентоспособности американской экономики - дешевеющий труд был сосредоточен преимущественно в неторгуемом секторе.

В-третьих, деиндустриализация в значительной мере породила рост социального неравенства, наблюдавшийся в США с 1980-го года. Тогда наиболее обеспеченный 0,1% населения получал чуть более 1% национального дохода, сейчас он получает 5%. Это даже больше того, что зарабатывала элита в 1870-1880-х - в известном смысле Штаты вернулись во вторую половину ХIХ века. Уровень неравенства в целом примерно соответствует 1920-м. Причины ясны - это уже упомянутая специфика труда в сфере услуг и, на политическом уровне - отсутствие многочисленного, сплочённого и "буйного" "пролетариата". Между тем, высокий уровень социального неравенства снижает величину внутреннего спроса.

В-четвёртых, деиндустриализация неизбежно ведёт к появлению пузырей (на фондовом, ипотечном рынке и т.д.) и перекосов в банковской системе. Промышленность по очевидным причинам более капиталоёмка, чем сфера услуг и экономика в среднем. В итоге результатом деиндустриализации рано или поздно становится ситуация "много свободных денег - мало хороших сделок". Ситуативные действия финансовых властей могут улучшить или ухудшить ситуацию, но в целом она неизбежна. Первым ее следствием стала упомянутая прогрессирующая доступность кредита - в том числе ипотечного. Вторым - раздувание объёма спекулятивного капитала на финансовых рынках. Результат того и другого известен - это был кризис 2008-го.

Феномен деиндустриализации не нов - можно сказать, что США страдают "староголландской" болезнью. В середине ХVII века Голландия была ведущей промышленной державой. Однако затем она пережила образцовую "деиндустриализацию", затронувшую весь реальный сектор - так, производство сукна в крупнейшем центре шерстяной промышленности (Лейдене) упало вчетверо, количество строящихся судов - в 10-15 раз, товарное рыболовство сократилось в 7-10 раз. Торговый баланс страны стал отрицательным. При этом коллапс местной промышленности сопровождался бегством промышленного капитала - в основном в Англию, по "совместительству" являвшуюся наиболее опасным противником голландцев. Бежал не только промышленный капитал - к концу ХVIII века нерезидентам (в основном тем же голландцам принадлежало 20% акций крупнейших английских компаний (Банка Англии Ост-Индской компании, Компании Южных морей), зачастую являвшихся прямыми конкурентами голландских, и 14% английского государственного долга, в значительной мере образовавшегося из-за войн с голландцами же.

Итогом голландской деиндустриализации стала экономическая стагнация, продлившаяся всё ХVIII столетие, перманентная политическая нестабильность и в качестве печального итога - население, приветствующее французскую армию, явившуюся освобождать его от собственного правительства.

Судя по всему, в США понимают, где лежат истоки кризиса, и понимают опасность сценария, подобного "староголландскому". Тем более, что непосредственные эффекты деиндустриализации видны "невооружённым глазом". Экономику заливают деньгами - однако рост восстанавливается с трудом. В существенной степени потому, что деньги фактически финансируют чужую промышленность и поставщиков углеводородов. Внутренний спрос, поддерживавшийся закредитованностью и "попутной" нулевой нормой сбережений, едва ли удастся восстановить в принципе.

Однако у США есть сильные стороны. Во-первых, это технологическое преимущество - отрыв Штатов даже от Германии или Японии всё же очень велик. Во-вторых, уникальные возможности для продвижения своих экономических интересов на внешних рынках. В- третьих, как следствие из первых двух пунктов, конкурентоспособный и быстро растущий экспорт. В-четвертых, очень внушительная сырьевая база и гораздо более низкие, чем в Европе и Японии внутренние цены на энергоносители, электроэнергию и т.д. В-пятых, гораздо более молодое по сравнению с ЕС и Японией население, создающее не столь большую нагрузку на пенсионную систему и бюджет - и способное обеспечить промышленность рабочей силой.

Как следствие, долгосрочная стратегия, озвученная Обамой в виде на первый взгляд не связанных между собой инициатив, сводится к следующему. Во-первых, реиндустриализация и возвращение выведенных за рубеж производств в США. При этом, коль скоро конкурировать с китайцами и Кo в нижнем ценовом сегменте внутреннего рынка трудно и невыгодно, драйвером индустриализации должен стать высокотехнологичный экспорт - который "заодно" поправит торговый баланс. Предпосылкой его быстрого роста должны стать массированные вложения в перспективные исследования и разработки - благо, мир стоит на пороге технической революции. При этом использование в производстве новых технологий (например, роботизация и 3D-принтеры) может значительно нивелировать преимущество "азиатов" в стоимости рабочей силы. Вторая предпосылка роста экспорта и реиндустриализации как таковой - снижение внутренних цен на энергию и энергоносители, а в идеале - достижение полной независимости от экспорта дорожающих углеводородов. Это, с одной стороны, повысит конкурентоспособность промышленности на внутренних и внешних рынках и, естественно, окажет положительное влияние на торговый баланс.

Во-вторых, реиндустриализация и относительный "социализм" Обамы способны реанимировать и внутренний спрос.

В "короткой" перспективе США небезуспешно пытаются снизить расходы и увеличить налоговые поступления. В качестве инструментов, выступают, например, "деоффшоризация" бизнеса и увеличение налогов на доходы обеспеченных граждан. В итоге позитивные сдвиги вполне очевидны - поступления в бюджет выросли в январе до $272 млрд при $234 млрд в январе 2012-го. Поступления от подоходного налога выросли с $403,8 млрд до $468,4 млрд, от корпоративного налога на прибыль с $60,2 млрд до $70,3 млрд. В действительности у США достаточно резервов для того, чтобы выбраться из долговой "ямы" - дефицит бюджета будет достаточно быстро сокращаться.

Что касается более фундаментальных показателей, то, как отметило министерство торговли Штатов, в 2012-м экспорт достиг рекордных $2,2 трлн, дефицит торгового баланса стремительно сокращается. Рекордный уровень был достигнут по таким статьям экспорта, как промышленное оборудование, автомобили, запчасти, двигателей, потребительские товары. Экспорт нефтепродуктов вырос на 1056% по сравнению с уровнем 1999-го года, рекордных размеров достиг экспорт угля. США активно реиндустриализуются, восстанавливая базовые отрасли экономики, коллапсировавшие последние тридцать лет. Так, Dow Chemical и Royal Dutch Shell строят химические заводы, одна из крупнейших металлургических корпораций Америки Nucor увеличивает производство стали, и показывает кратный рост прибыли, опираясь на "поток" дешёвого сланцевого газа.

Иными словами, если не случится ничего экстраординарного и нынешние тенденции продолжат развиваться, США вернут себе свою традиционную роль в мировой экономике - роль активного экспортёра товаров и промышленного гиганта. Несмотря на апокалиптические прогнозы, внутренние резервы Штатов слишком велики для того, чтобы страна сошла со сцены.

Евгений Пожидаев