Каким бы ни был исход кризиса на Кипре – мы знаем, что он будет плачевным, хотя и не уверены, какую именно форму он примет – одно кажется несомненным: в будущем, возможно, даже в течение нескольких следующих лет эта островная нация будет вынуждена мириться с фактически драконовскими механизмами контроля над движением капитала в страну и из нее. И это еще не все: в зависимости от того, во что выльется этот кризис, эти кипрские механизмы контроля над капиталом, возможно, получат благословение от Международного валютного фонда, который уже одобрил введение подобных методов в Исландии.
И это станет довольно примечательным событием. Оно ознаменует собой конец целой эпохи для Кипра, который на протяжении последнего десятилетия рекламировал себя как место, где состоятельные люди, желающие избежать налогов и проверок, могут спокойно разместить свои деньги, и где никто не станет задавать им вопросы. Однако это также может ознаменовать собой начало конца чего-то гораздо более важного – эпохи, в которой неограниченное движение капитала считалось желаемой нормой во всем мире.
Так было не всегда. В течение пары десятилетий после окончания Второй мировой войны ограничения на межгосударственное движение денежных средств повсюду считалось правильным подходом: эти ограничения были более или менее универсальными в более бедных нациях, и они также присутствовали в большинстве богатых стран. К примеру, Британия ограничивала возможности своих граждан инвестировать в иностранные государства до 1979 года, а другие развитые страны сохраняли эти ограничения до 1980-х годов. Даже США в 1960-х годах на короткое время ограничили отток капитала.
Однако со временем эти ограничения вышли из моды. В некоторой степени это стало отражением того, что механизмы контроля над движением капитала предполагают определенные расходы: они увеличивают бремя бумажной работы, затрудняют деловые операции, кроме того, по мнению экспертов в традиционном экономическом анализе они негативно влияют на рост экономики (хотя этот аргумент довольно трудно подкрепить цифрами). Отказ от механизмов контроля также ознаменовал собой расцвет идеологии свободного рынка и идеи о том, что если финансовым рынкам требуется переместить денежные средства через границу, то на это, должно быть, существуют веские причины, и бюрократам не стоит им мешать.
В результате страны, которые все-таки вводили механизмы контроля за передвижением денежных средств – такие, как Малайзия, которая фактически запретила отток капитала в 1998 году – стали почти изгоями. Разумеется, они должны быть наказаны за то, что бросили вызов богам рынка!
Однако правда – какой бы тяжелой она ни оказалась для идеологов – заключается в том, что неограниченное движение капитала все чаще кажется неудавшимся экспериментом.
Сейчас это трудно себе представить, однако в течение трех десятилетий после окончания Второй мировой войны финансовые кризисы - подобные тому, с которым мы недавно так близко познакомились – практически не случались. Тем не менее, с 1980 года список стран, охваченных кризисом, стал резко расти: Мексика, Бразилия, Аргентина и Чили в 1982 году. Швеция и Финляндия в 1991 году. Снова Мексика в 1995. Таиланд, Малайзия, Индонезия и Корея в 1998. Снова Аргентина в 2002. И, разумеется, Исландия, Ирландия, Греция, Португалия, Испания, Италия и Кипр.
Что общего между этими эпизодами? Традиционная точка зрения заключается в том, что во всем виновато фискальное расточительство. Однако из длинного списка государств это объяснение подходит только для Греции. Беглые банкиры – эта причина звучит более убедительно, поскольку этот фактор сыграл свою роль в развитии кризисов в ряде стран - от Чили до Швеции и Кипра. Однако лучшей предпосылкой кризиса являются крупные вливания иностранного капитала: практически во всех перечисленных мной случаях основа кризиса была заложена масштабным притоком иностранного капитала, за которым последовал его резкий отток.
Разумеется, я не первый, кто заметил связь между освобождением мирового капитала и распространением финансового кризиса: Дейни Родрик (Dani Rodrik) из Гарварда начал говорить об этом еще в 1990-х годах. Тем не менее, до недавнего времени было принято считать, что проблема кризисов касается лишь бедных стран, что состоятельные государства в некотором роде имеют иммунитет против резкого ухода мировых инвесторов. Эта мысль долгое время многих утешала, однако трудности, с которыми столкнулась Европа, продемонстрировали, что это был всего лишь самообман.
И дело не только в Европе. За последнее десятилетие Америка также пережила взрыв мыльного пузыря рынка недвижимости, появившегося благодаря иностранным деньгам, который повлек за собой тяжелые последствия. Ущерб удалось отчасти уменьшить в связи с тем, что мы брали в долг в своей собственной валюте, однако это все равно был самый серьезный кризис, который США переживали с 1930-х годов.
Что же будет теперь? Я не думаю, что за всеми этими событиями последует полное отрицание идеи о том, что деньги могут свободно передвигаться, куда и когда они хотят. Тем не менее, возможно, мы станем свидетелями процесса эрозии этой идеи, поскольку правительства начнут вмешиваться, чтобы ограничить скорость притока и оттока денежных средств. Глобальный капитализм сейчас, по всей видимости, постепенно движется к тому, чтобы стать значительно менее глобальным.
Теперь старые мрачные времена, когда большое количество денег было крайне трудно перевезти через границу, кажутся нам вполне добрыми.
