Сделка по спасению Кипра является водоразделом в эволюции кризиса еврозоны, поскольку ответственность за решение проблем банков была переложена с налогоплательщиков на частных инвесторов и вкладчиков. Однако сбрасывание крупных потерь на вкладчиков кипрских банков нарушает гарантию страхования вкладов, которая является частью предлагаемого европейского банковского союза, в то время как введение контроля над движением капитала подрывает основы дальнейшего развития валютного союза. Получается, что Европа гоняется за собственным хвостом?

Германия и другие страны, составляющие ядро еврозоны, дают понять, что не может быть и речи об обобщении долговых обязательств внутри валютного союза и что спасение стран или финансовых учреждений будет обеспечиваться «за счет списания средств их собственных кредиторов». Повышенная неопределенность в отношении сохранности вкладов приведет к росту процентных ставок и усугублению рецессии в Европе, а также может спровоцировать отток капитала из слабых периферических экономик еврозоны к ее ядру.

Последствия данного сдвига могут иметь далеко идущие последствия. Немецкая модель по разрешению долгового кризиса и возврату к балансу внутренних или внешних счетов зависит от бюджетной консолидации и структурных реформ в странах с дефицитом. Однако если все страны одновременно попытаются улучшить свои финансовые или внешние балансы за счет сокращения расходов и повышения налогов, все рухнет, поскольку жесткая экономия в каждой стране вызывает меньший спрос на продукцию других стран, что в свою очередь только усилит как внутренний, так и внешний дисбаланс. Кредиторы банков, на размещенные в банках средства которых осуществляется спасение, только усугубят эти тенденции.

Более того, глубокая и продолжительная рецессия означает отсутствие поддержки реформ до тех пор, пока правительство будет не в состоянии убедить граждан, что нынешние жертвы обеспечат лучшее будущее. Приватизация, либерализация рынка, открытие «закрытых» профессий и сокращение государственного аппарата вовлекают в процесс конфликты с мощными интересами, например предприятиями в защищенных отраслях промышленности, профсоюзами госсектора или влиятельными лобби. Разрешение подобных конфликтов требует социальных альянсов, которые неизменно подрываются недовольствами, гражданскими беспорядками и политической нестабильностью.

Недавние выборы в Италии показали, насколько токсичны стали ассоциации с политикой жесткой экономии и принуждением к реформам. Направленный против мер строгой экономии гнев смел реформы предыдущего технократического правительства Марио Монти, оставив Италию с ее неопределенным будущим продолжать бороться с неразберихой. Судя по всему, аналогичный сценарий зарождается и в Греции, где глубина рецессии, вызванной мерами строгой экономии ‑ с упавшей за последние пять лет производительностью на 25% и безработицей в 27% ‑ парализует ориентированное на реформы правоцентристское правительство.

Пробелы стратегии очевидны. Во-первых, власти еврозоны неправильно определили реальные причины долгового кризиса, который в основном обусловлен растущим разрывом в конкурентоспособности между странами периферии и ядра. Полученный в результате этого дисбаланс частного сектора вылился в банковские проблемы, которые в конечном итоге превратились в государственные. Финансовое расточительство Греции оказалось скорее исключением, нежели правилом.

Действительно, в отличие от США, власти еврозоны медлили с консолидацией банковской системы после мирового финансового кризиса 2008 года и потерпели неудачу в попытке разорвать связь между государственными и банковскими балансами. Они также не особо стремились к структурным реформам. Вместо этого они сделали упор на жесткой экономии, которой необходимо было следовать повсюду.

Во-вторых, последствия жесткой экономии усугубляются курсом на достижение номинальных, а не структурных целей в отношении дефицита бюджета. Страны с сильной бюджетной позицией (то есть с меньшим структурным дефицитом) следует поощрять к принятию более экспансионистской политики, чтобы содействовать подъему общего спроса. Кроме того, может быть существенно увеличен кредитный потенциал Европейского инвестиционного банка, а структурные фонды Европейского Союза могут быть мобилизованы для финансирования инвестиционных проектов в периферийных экономиках.

В-третьих, анонсированная в августе прошлого года программа «прямых денежных операций» Европейского Центрального банка – посредством которых он ручается за суверенный долг членов еврозоны при выполнении ими определенных условий – внес значительный вклад в подчинение финансовых потрясений еврозоны. Однако схема «прямых денежных операций» не была подкреплена снижением ключевых процентных ставок, которое способствовало бы росту инфляции в странах ядра с внешним профицитом и помогло бы закрыть разрыв конкурентоспособности с периферией. Важно также отметить, что монетарные меры не решают основной проблемы отсутствия спроса.

И последнее, но не менее важное – власти еврозоны неверно оценивают фактор доверия. В теории, проводимые одновременно бюджетная консолидация и реформа предложения способствуют восстановлению экономики, поскольку это увеличивает доверие среди потребителей и инвесторов и тем самым вызывает увеличение расходов и рост производства. Но это необязательно будет работать в таком несовершенно функционирующем валютном союзе, как еврозона, где постоянное возникновение системных недостатков подрывает доверие; при таких обстоятельствах результатом может стать накопительство и отток капитала, а не увеличение расходов.

Недостатки еврозоны отражают ее концептуальную удаленность от США, которые являются единственной моделью хорошо функционирующего валютного союза. История Европы исключает возможность подражания американской модели. Однако чтобы заставить еврозону работать, монетарное объединение должно распространяться на налоговую и финансовую сферы, создавая тем самым интегрированный экономический союз.

Чем дольше европейские власти откладывают введение еврооблигаций, эффективного банковского и финансового союза и статуса кредитора в последней инстанции для ЕЦБ, тем дольше продлится кризис. И с помощью эффективного дефолта гарантии о страховании вкладов посредством своих действий на Кипре еврозона отступила от запланированного банковского союза.

Продвижение стратегии, которая одновременно усугубляет рецессию и ослабляет доверие, не разрешит долговой кризис. Если финансовые проблемы будут повторяться в пострадавших от рецессии экономиках, их правительства могут не соглашаться с мерами «спасения за счет вкладчиков и инвесторов» и связанными с ними потерями. Гражданские беспорядки и политическая дестабилизация могут перерасти в финансовый и социальный кризис, который в конечном итоге станет угрожать выживанию валютного союза.

Короче говоря, «решение» кризиса на Кипре абсолютно не является решением для еврозоны. До тех пор пока власти не примут стратегию роста – и сделать это необходимо быстро – перспективы еврозоны будут становиться все более мрачными.