Поистине, для тех, кто уверовал, делал добрые дела, выстаивал молитву и давал очистительный расход, ждет награда Господа.
Не познают они страха и печали.
(2:277)
Остерегайтесь (наказания Судного) Дня, в который вы будете возвращены к Богу.
Затем каждой душе полностью воздастся за то, что она приобрела, и они (души) не будут обижены.
(2:281)
Господи наш! Не уклоняй наши сердца после того, как Ты вывел нас на прямой путь,
и дай нам от Тебя милость: ведь Ты, поистине, - Податель!
(3:8)
Придется ли пожертвовать евро ради спасения Европы?
[2013-04-11]
Газета "Наш Мир"Европа сегодня разделена на две части: северный страны и южный
государства, которые испытывают немалые трудности. Раз привести к общему
знаменателю их экономики едва ли получится, может быть, лучше вообще
отказаться от единой валюты?
Atlantico: В интервью
Business Insider немецкий экономист и преподаватель Гамбургского
университета Бернд Люкке (Bernd Lucke) утверждает, что в настоящий
момент евро делит Европейский Союз на две части: с одной стороны есть
оказавшиеся в тяжелом положении южные страны, а с другой — Северная и
Центральная Европа, которая демонстрирует куда лучшие результаты. Так,
может быть, в подобных условиях пожертвовать евро — это оптимальный
способ спасти Европу и общеевропейский проект?
Поль Гольдшмидт:
Вопрос нужно развернуть на 180 градусов: спасение Европейского Союза —
это залог спасения евро! Дело в том, что болезнь охватила не единую
валюту, о чем свидетельствует обменный курс по отношению к американскому
доллару: несмотря на значительные колебания, он все равно остается в
среднем на 7% выше изначального уровня в 1,17 доллара за один евро.
Более того, с «валютной» точки зрения спасать нужно Экономический и
валютный союз (ЭВС): его выживание наряду с сохранением углубленного
сотрудничества внутри ЕС служит залогом прочности союза.
Спасти
ЭВС возможно лишь путем «федерализации». Это подразумевает создание в
рамках ЭВС собственного бюджета и средств, а также независимых от
государств-членов кредитных возможностей. Только такая структура может
обеспечить необходимую общую дисциплину и солидарность, которая
напоминает то, что существует в настоящий момент на «национальном
уровне» (речь идет об обеспечении требуемых внутренних переводов) и
гарантирует единство таких стран как Италия, Франция и т.д. В противном
случае ЭВС не сможет выжить, что повлечет за собой обвал единой валюты и
распад Европейского Союза.
Жак Сапир: Сегодня худший враг
Европы — это сам евро. Германия навязала решения оказавшимся в тяжелом
положении странам, и те должны самостоятельно финансировать эти планы
спасения. Говорят, что это политика Ангелы Меркель, и это действительно
так. Она воспользовалась кризисом на Кипре, чтобы внести уточнения в
новую доктрину. 6 марта европейский комиссар по финансам Олли Рен (Olli
Rehn) подтвердил, что крупные вкладчики европейских банков могут
пострадать, если один из банков объявит о банкротстве. Так, для
нормальной работы еврозоны потребовалось бы ежегодно переводить четырем
южным странам как минимум 260 миллиардов в год, тогда как еще 90
миллиардов ушло бы на другие государства и обеспечение торгового
баланса. Таким образом, мы получаем цифру в 350 миллиардов, из которых
Германии пришлось бы дать 200 или даже 250 миллиардов, что составляет
примерно 8-10% ее ВВП.
Германия, которой существование евро
приносит примерно 3% ее ВВП, разумеется, совершенно не согласна с
подобным решением. Таким образом, применение новой «доктрины» приведет к
быстрому обострению кризиса и этих странах и в конечном итоге не
оставит им других альтернатив помимо выхода из еврозоны или
окончательного банкротства. Что в свою очередь крайне негативно
отразится на отношениях внутри Евросоюза. Нам нужно как можно скорее
сделать из всего этого выводы и положить конец печальному опыту под
названием евро. Такую же точку зрения, кстати говоря, выразил бывший
глава Федерации немецкой промышленности Ханс-Олаф Хенкель (Ханс-Олаф
Хенкель) в журнале Europe’s World.
Филипп Вехтер: Как отмечал
Марио Драги (Mario Draghi) европейский проект — это в первую очередь
политическое строительство. Это означает объединение институтов, правил
работы и видения того, какой должна стать Европа. Евро стал последним
этапом экономического строительства до политического объединения.
Именно этот его статус порождает множество вопросов. Так, все институты
еврозоны за исключением ЕЦБ были сформированы как продолжение уже
существовавших ведомств и правительств. Тем не менее, введение новой
валюты требовало специальных институтов. Это конкретное условие так и
не было выполнено. Летом 2012 года был дан старт процессу глубинных
преобразований, который должен привести к реформам институтов и сделать
их более независимыми от правительств. Новая система призвана улучшить
координацию и контроль над ситуацией для всех членов еврозоны.
Если
мы пожертвуем евро, это может расшатать всю существующую структуру.
Так, распад еврозоны приведет к жесткой корректировке и коренным
изменениям в отношениях между государствами. Нет уверенности, что
Европейский Союз сможет устоять под этим ударом, который поставит под
угрозу все достигнутое со времен Второй мировой войны. Разве может в
таком случае существовать некая общеевропейская динамика? Это была бы
просто иллюзия. Европейское правительство в настоящий момент развивается
не лучшим образом, и нам всем нужно работать сообща над исправлением
этой тенденции, так как Европа по-прежнему остается прекраснейшей из
идей для всех европейцев.
— В мае 2012 года Deutsche Bank
сформулировал предложение, которое изначально выдвинули в Citigroup в
сентябре 2011 года. Речь идет о введении в Греции двух валют: евро мог
бы остаться валютой для товарообмена и выплаты долга, тогда как внутри
страны появился бы некий собственный «гевро». В целом, как можно
отказаться от евро, и чем его заменить, если подобное решение все же
будет принято для исправления дисбаланса между Севером и Югом Европы?
Поль
Гольдшмидт: Предложение Deutsche Bank и Citigroup — утопия чистой воды:
оно может сработать только при наличии контроля над валютой, что
полностью противоречит принятой в ЕС свободе движения капиталов. Если
внутренняя валюта сохранит свою обратимость, мы получим постоянную
утечку капиталов (худшие деньги вытесняют из обращения лучшие) и
«евроизацию» экономики подобно тому, что было в Югославии, где немецкая
марка и доллар полностью вытеснили местные валюты в 1990-х годах.
Отказ от евро не может пройти без масштабных потрясений, которые
создадут серьезный дисбаланс не только во внутреннем, но и в
международном плане, что неизбежно приведет к целой череде банкротств.
Существование значительных кредитов, которые выделили «северные» банки
«южным» странам, ставит под удар не только заемщиков, но и кредиторов в
случае одностороннего выхода из ЭВС.
Жак Сапир: Это
предложение нереалистично в обозримой перспективе. Если две валюты
будут одновременно существовать в одном экономическом пространстве, то
мы увидим в действии закон Грешема (худшие деньги вытесняют из
обращения лучшие). Все это уже было на Кипре. В этом и заключается
главный парадокс кипрского кризиса. Чтобы открыть банки 28 марта,
потребовалось установить чрезвычайно жесткие рамки. Однако именно они
позволили избежать краха во время повторного открытия банков на
острове. Как бы то ни было, эти меры, по сути, привели к появлению двух
разных евро: один находится в обращении на Кипре, а второй — в
остальной еврозоне. Создатели этой системы не отдают себе отчета, что
тем самым они продемонстрировали, что покинуть еврозону не составляет
никакого труда. А все заявления насчет катастрофических последствий
этого выхода теряют свою убедительность.
В настоящий момент эти
контрольные механизмы уже существуют. Они были сформированы с согласия
Европейского Центробанка и Еврогруппы, несмотря на противоречия с
Лиссабонским договором. Эти изменения можно было спрогнозировать еще
несколько месяцев назад. Как только мы соглашаемся с восстановлением
принципа контроля над капиталами, осуществить выход становится довольно
просто с технической точки зрения. Если мы примем принцип отказа от
евро, это будет означать возврат к национальным валютам. В этот момент
большую роль будет играть координация обменных курсов в вернувших
валютный суверенитет государствах. Такая стратегия должна охватить
Францию, Италию, Испанию, Португалию и Грецию. Впоследствии другие
страны тоже могут присоединиться к этой координационной программе,
которая способна послужить основой для формирования общей валюты. Эта
валюта может стать дополнением, а не заменой существующих валют и
использоваться в торговых и финансовых операциях с другими странами.
Филипп
Вехтер: Как мне кажется, этот вопрос не должен быть и не является
актуальным. Давайте внимательно рассмотрим ситуацию. Первым этапом
могло бы быть появление собственных евро на Севере и Юге так, чтобы
каждый сам разбирался со своими проблемами. Это позволило бы северным
странам получить собственное поле для маневра и дало южным государствам
возможность найти решение для существующих трудностей.
Тем не
менее, такой вариант лишен всякого смысла. Дело в том, что стремительно
теряющие позиции южные страны могут быть заинтересованы скорее в
восстановлении их собственной валюты: в этом случае у них будет
возможность девальвировать ее для восстановления экономического роста в
среднесрочной перспективе. Таким образом, ни одна страна не захочет
связывать себе руки формированием южного евро, пока не стабилизируется
стоимость ее собственной валюты. Все это займет немало времени и будет
отличаться серьезными расхождениями в поведении государств.
Кроме
того, курс северного евро скорее всего пошел бы вверх. Сомнительно,
чтобы все государства были в этом заинтересованы. Так, например,
Франции, чья конкурентоспособность вызывает немало вопросов, было бы
совершенно невыгодно повышение стоимости ее валюты. Существует
вероятность, что после череды кризисов и раздела на северный и южный
евро вновь обрести стабильность можно будет только при 17 государствах с
17 валютами. В результате всем нам нужно будет попрощаться с
европейской мечтой, потому что соотношение сил между государствами
изменится самым радикальным образом.
— Как считает Бернд Люкке,
северным странам, «по всей видимости, выгодно бедственное положение
государств Южной Европы, так как потоки капиталов уходят из этих стран и
направляются в Германию и Нидерланды», помогая им «проводить
инвестиции по низкой цене [...] и в ущерб странам Южной Европы».
Ответственность за такую ситуацию лежит на евро? Или же, несмотря на
первоначальные задачи по объединению европейских экономик, успех одних
всегда достигается за счет других?
Поль Гольдшмидт: Идущие в
сторону Севера потоки капиталов действительно подрывают положение южных
стран. Катастрофические меры решения кипрской проблемы только усугубят
эту тенденцию: в частности они оттолкнут людей от создания вкладов на
сумму более 100 000 евро, которые могут обложить поборами в случае
банковской реструктуризации в условиях расшатанных государственных
финансов. Для предотвращения такой ситуации нам нужно как можно скорее
заняться формированием Банковского союза и разорвать порочный круг
взаимозависимости государственного и банковского сектора. Существование
некого «финансового и банковского рынка» на уровне ЭВС должно привести
условия кредитования к общему знаменателю, что позволит избежать
облегченного доступа к кредитам для «северных» предприятий в ущерб
«южным» компаниям: единственным критерием принятия решений станут
финансовые возможности каждого заемщика.
Жак Сапир: Именно так.
Отметим также, что Германия извлекает дополнительную выгоду из
кризисного состояния, в котором находятся страны Южной Европы. Она
«импортирует» молодых специалистов (ей, кстати говоря, не приходится
тратиться на их подготовку), тем самым лишая эти государства их будущей
экономической и научной элиты и еще больше погружая еще в кризис.
Возникает вопрос, почему Германия не переводит часть своих производств в
такие страны как Испания и Греция. Ответ прост. Такая политика ведет к
механическому повышению ВВП Германии, а также социальных и бюджетных
отчислений, которые платят эти вынужденные «мигранты». В некотором роде
это напоминает отправку французского населения на принудительные работы
в Германию в 1942 году. В то же время, если бы Германия решила
перенести часть производства, ей пришлось бы вкладывать деньги в те
страны, тогда как зарплаты сотрудников означали бы налоги и отчисления
не в ее пользу, а в пользу тех государств, где эти люди работают.
Филипп
Вехтер: Одной из главных проблем для еврозоны было отсутствие
координации в руководстве экономической политикой помимо валютной
политики ЕЦБ. Изначально считалось, что бюджетная политика в состоянии
скомпенсировать отсутствие процесса эндогенной компенсации. В этом
плане ничего так и не было сделано. Как следствие, у нас не было
возможности восстановить равновесие в одной стране по отношению к
другим. Кроме того, недостаточно сильная система руководства создала
возможность для формирования серьезного и устойчивого дисбаланса.
Задачей было не ограничение экономического роста страны, а
предотвращение распространения возможных кризисных явлений в случае
возникновения разломов. В последние годы примеров этому более чем
достаточно.
Вообще, у многих было ощущение, что мы можем жить с
единой валютой, но вести себя так же как раньше. Это было тем более
неосуществимым, что евро создал для некоторых государств крайне
выгодные финансовые условия, которые привели к высокой задолженности в
частном секторе.
Все эти слабости были прекрасно видны на
протяжении кризиса, и сейчас их необходимо исправить. Европейское
строительство изменило форму с введением единой валюты, однако в его
институтах и принципах работы не было проведено достаточно реформ,
чтобы привести их в соответствие с переменами, которые влечет евро.
Процесс коррекции уже идет, но ему требуется еще какое-то время. До тех
пор необходимо укрепить сплоченность Европы, чтобы избежать
возникновения центробежных сил, которые неизбежно приведут к распаду
еврозоны.
— Как вы думаете, можно было бы не допустить
возникновение такой ситуации в еврозоне, если бы все страны-члены
попросту выполнили поставленные в 1992 году в Маастрихтском договоре
критерии? Речь идет в частности о максимальном дефиците в 3% ВВП и
внешней задолженности не больше 60% ВВП. Означает ли это, что настоящая
ответственность за текущий кризис лежит на правительствах
государств-членов, а не на Европе?
Поль Гольдшмидт: Соблюдение
всех критериев объединения и пакта стабильности все равно не позволило
бы избежать финансового кризиса. Об этом говорит нам уязвимость
Ирландии и Испании, причины которой не связаны с этими критериями. С
другой стороны, нарушение критериев представляет собой следствие
кризиса, потому что государства набрали долги для поддержания
банковского сектора и финансирования подъема экономики.
Таким
образом, чрезмерная задолженность частного сектора, которая и стала
причиной финансового кризиса, перекинулась на государственный сектор,
что отнюдь не уменьшило общей задолженности. Более того, как
демонстрируют последние цифры по Франции, рецессия еще больше нарушила
бюджетное равновесие и вызвала споры насчет эффективности политики
жесткой экономии. Неприятная истина заключается в том, что мы многие
года жили не по средствам, и сейчас нам приходится за это
расплачиваться. В таких условиях обострение неравенства между богатыми и
малообеспеченными слоями населения, а также неприемлемое поведение на
самом высоком уровне в государственном (Каюзак) и частном секторе
(непомерно высокие оклады и бонусы) резко отрицательно влияют на
общественно-политический климат и ставят под вопрос желание и
способность властей принять нужные меры для спасения Европейского Союза и
евро.
Жак Сапир: Европейские государства, в том числе даже
Германия, не придерживались маастрихтских критериев, потому что это
попросту невозможно. Эти критерии не приспособлены к изменчивой
ситуации в экономике, будь то дефицит бюджета или задолженность.
Напомним, что надзор велся только за государственной задолженностью,
тогда как на долги населения и предприятий не обращали ни малейшего
внимания. Кредитная политика ЕЦБ также сделала невозможным соблюдение
этих критериев. Не так давно я уже писал («Нужно ли отказаться от
евро?», издательство Le Seuil, 2012 год), что евро стал чем-то вроде
ловушки для большинства государств. Сближения показателей инфляции так и
не произошло, что только увеличило проблемы конкурентоспособности
внутри еврозоны. Какими бы ни были экономические просчеты различных
правительств, а они, как вы понимаете, действительно были, на еврозоне
все равно лежит прямая ответственность.
Филипп Вехтер:
Ответственность лежит на всех. Государства перетягивали одеяло на себя,
когда это им было выгодно, тогда как Европейскому Союзу, вероятно, не
хватило авторитета и стремления к глубоким преобразованиям в Европе.
Сейчас
необходимо создать оговоренные институты для того, чтобы облегчить
работу еврозоны и переориентировать действия всех в сторону развития.
Евро уже существует, и его крах стал бы трагедией в современном мире,
центр тяжести которого все больше смещается от Атлантики в сторону
Тихого океана. Правительства играют важнейшую роль в процессе движения к
этим постепенно формируемым институтам. Им нужно взяться за дело, хотя
они и понимают, что в конечном итоге лишатся части суверенитета. У
Европы есть возможности, чтобы укрепить евро и провести реформы для
восстановления экономического роста. Все должны внести свой вклад.
Поль Гольдшмидт (Paul Goldschmit), член консультационного совета Института Томаса Мора. Жак Сапир (Jacques Sapir), директор Высшей школы социальных наук (EHESS). Филипп Вехтер (Philippe Waechter), директор по экономическим исследованиям в Natixis Asset Management.
Европа сегодня разделена на две части: северный страны и южный
государства, которые испытывают немалые трудности. Раз привести к общему
знаменателю их экономики едва ли получится, может быть, лучше вообще
отказаться от единой валюты? 
