Месяц назад на Бойлстон-стрит развернулась настоящая драма: два самодельных взрывных устройства (они, по всей видимости, были начинены гвоздями и подшипниками) сработали посреди толпы мужчин, женщин и детей, которые пришли посмотреть на марафон в прекрасный весенний день. Снимки покрытого кровью тротуара немедленно облетели весь мир, вызвав знакомую всем смесь страха и смятения. Это чувство берет вас за живое, как, наверное, уже слишком хорошо известно жителям Нью-Йорка, Лондона и Мадрида.
Политические заявления также были вполне ожидаемы. Громче всех звучали аргументы сторонников усиления надзорных мер, причем иногда они отличались чрезмерной агрессивностью: депутат от второго округа Нью-Йорка Питер Кинг (Peter King) призвал к введению особой регистрационной системы для членов мусульманского сообщества, что, по его мнению, поможет избежать новой драмы. Другие же, как мой коллега по Slate Фархад Манджу (Farhad Manjoo), отстаивают необходимость общего усиления контроля.
Как бы то ни было, бостонским террористам удалось проскользнуть сквозь все сети вовсе не из-за недостатка наблюдательных средств. В распоряжении властей имеется широкая разведывательная инфраструктура, которая сыграла заметную роль в следствии по делу Тамерлана и Джохара Царнаевых, причем как до, так и после взрыва. В ФБР подтвердили, что провели допрос Тамерлана в 2011 году по запросу России, которая опасалась, что он, будучи сторонником радикального ислама, намеревался вступить в некие преступные группы.
Два года спустя ФБР воспользовалось правительственной базой данных, чтобы проверить, не вел Тамерлан «опасные телефонные переговоры» (в первую очередь, опасные для США) и не посещал ли он интернет-ресурсы, которые занимаются «продвижением радикальной деятельности». Следователи тщательно проверили его связи с другими подозреваемыми и цели поездок, а также допросили членов семьи. Как отмечают в ФБР, в тот момент он не был замечен ни в террористической деятельности, как на национальном, так и международном уровне.
Звонки Тамерлана никто не прослушал
На страницах The New York Times представитель правительства утверждает, что ФБР обратилось к России за дополнительными сведениями и «другой засекреченной информацией», которая должна была послужить основанием для прослушивания телефонных звонков. Тем не менее, ответа на американский запрос получено не было. Не пожелавший называть своего имени источник в ФБР рассказал мне, что следователи не рассматривали содержание телефонных разговоров Тамерлана, потому что им не удалось установить его связи с террористическими организациями, а, значит, и найти необходимые для получения ордера доказательства.
Другими словами, вместо того, чтобы прослушать телефонные разговоры Тамерлана или ознакомиться с его электронной почтой, агенты воспользовались существовавшими данными, которые хранились на правительственных компьютерах. В ФБР провели анализ баз данных, где могли храниться записанные в прошлом правоохранительными органами переговоры Тамерлана.
Сейчас нам легко говорить, что ФБР следовало бы внимательнее отнестись к Тамерлану после первого запроса России. Но даже в этом случае сам факт того, что Царнаевым удалось проскользнуть сквозь ячейки сети, не свидетельствует о недостатке наблюдательных средств, а скорее указывает на человеческий фактор.
Непогрешимых систем не бывает. Вполне вероятно, что информация о таких людях, как Тамерлан, регулярно попадает на стол к представителям американских властей.
Завал данных
С 2007 года правительством было взято на заметку более 700 000 имен действительных или предполагаемых террористов: список пополнялся с пугающей скоростью в среднем 20 000 имен каждый месяц. Наблюдательные технологии АНБ позволяют ему перехватывать переговоры между США и другими государствами на основе автоматического определения формулировок и ключевых слов.
Как бы то ни было, огромный объем этих переговоров сам по себе означает, что некоторые угрозы останутся незамеченными. Так, например, в прошлогоднем отчете британского правительства приводились слова директора МИ5, который признал, что его служба собирает столько «цифровых разведданных», что «больше половины из них не анализируется».
Тем не менее, наблюдательная система, безусловно, доказала свою эффективность в деле обнаружения следов террористов. В Бостоне властям удалось совершить настоящий подвиг и всего за несколько дней обнаружить двух подозреваемых в организации взрывов в городе с населением в 630 000 человек. Основную роль в этом сыграли записи с камер видеонаблюдения: некоторые из них до сих пор не были обнародованы, так как содержат «компрометирующие» материалы. Кроме того, того правоохранительные органы, по всей видимости, использовали систему позиционирования в мобильных телефонах для обнаружения братьев после того, как они угнали машину и застрелили полицейского, запустив бешеную цепь событий, которая в конечном итоге привела к их поимке.
Иголка в стоге сена
В любом случае, мысль о том, что расширение наблюдательной системы (в форме видеосъемки или прослушивания телефонных разговоров) позволило бы предотвратить теракты, на самом деле невозможно подтвердить на практике. Те, кто считают усиление надзора эффективной превентивной мерой, которой, как пишет Фархад Манджу, по силам «выявить преступную деятельность еще до совершения преступления», на самом деле не понимают текущих масштабов системы и то, как трудно найти иголку в стоге сена.
Даже если довести аргумент в пользу расширения надзора до последней крайности, наводнить небо наблюдательными беспилотниками и установить «трояны» на компьютерах каждого американского гражданина, сообразительный волк-одиночка в конечном итоге все равно сможет найти способ избежать обнаружения и посеять хаос.
Вы можете установить на каждом углу камеру с ПО, которое будет выявлять подозрительное поведение. Тем не менее, даже такие крайние меры никак не отменяют следующий факт: терроризм, который обычно опирается на пустевшее корни ощущение политической несправедливости, во многом напоминает спящий вулкан, чье извержение никто не в силах предсказать.
Наблюдательная система — это, бесспорно, эффективный полицейский механизм. Но далеко не панацея.