Интервью с профессором Богданом Яловецким (Bohdan Jałowiecki) — сотрудником Центра европейских региональных и локальных исследований Варшавского университета, заведующим кафедрой ЮНЕСКО по вопросам устойчивого развития и кафедрой социологии локальных и региональных сообществ Варшавского университета; членом Комитета пространственного развития страны Польской академии наук, Польского социологического общества и польской секции Международной ассоциации региональных исследований (Regional Science Association).

Przegląd: Видят ли уже урбанисты-визионеры, как будут выглядеть города в 2050 году?

Богдан Яловецкий: Единственного глобального проекта не существует. Тому есть несколько причин. Во-первых, города сильно отличаются друг от друга: они находятся на разных континентах, в разных политических системах, функционируют в более или менее зажиточных странах. Конечно, они обладают и общими чертами: там сосредоточиваются все политические силы, там располагаются офисы центральных или местных органов власти, то есть как в зеркале отражаются все процессы и проблемы, свойственные той или иной части мира. Люди в городах обычно сильнее, чем в глубинке, выражают свое недовольство, так как они могут больше потерять. Во-вторых, мы перестали верить в разные фантастические картины, например, что города будут строиться на дне морей или где-нибудь в космосе, потому что пока это исключительно мечты и чистое безумие. И, наконец, перспектива 2050 года — не такая отдаленная точка, а развитие городов демонстрирует определенную инерцию. Ведь даже в самых современных центрах есть фрагменты, которые создавались очень давно, например, в средневековье.

— Вы смотрите на будущее городов с надеждой или настроены, скорее, пессимистично?

— В краткосрочной перспективе я пессимист, поскольку капитализм переживает кризис, а он в первую очередь отражается на городах. В более отдаленной перспективе, например, в районе 2050 года, все может стать не так плохо. Хотя сейчас не появляется таких новых открытий, как, например, мобильная телефония, которая за последние 20-30 лет произвела революцию в нашей будничной жизни, в городах аккумулируются огромные средства. Эти деньги лежат где-то на счетах гигантских корпораций (например, имущество компании Apple оценивается в 100 миллиардов долларов), возможно, они будут направлены как раз на цели модернизации и развития.

Как появляются города

— Так, как в Париже XIX века?

— Автор нашумевшей книги «Мятежные города» (Rebel Cities) Дэвид Харви (David Harvey) утверждает, что одним из средств капиталистического накопления была урбанизация. Так произошла перестройка Парижа при Наполеоне III. Осуществил ее (в результате накопления капитала и рабочей силы) в период ускоренной индустриализации префект Парижа барон Жорж Осман (Georges Haussmann). Он хотел превратить город с типичной для средневековых поселений структурой в современную метрополию. В эту реконструкцию были вложены огромные средства: сейчас мы говорили бы о сотнях миллиардах долларов. Дэвид Харви пишет, что этот город оказался в центре интереса капитала, а одновременно — классовой борьбы. Ученый ставит вопрос: как можно преобразовывать города общественно справедливым образом?

— Могут ли такие процессы происходить в наши дни?

— Повторение этого можно наблюдать, например, в нынешнем Китае, где произошел строительный бум: появились огромные современные города, которые стоят сейчас почти пустыми, потому что их невозможно заселить. Люди, разумеется, есть, но у них нет достаточного финансового и интеллектуального потенциала. В прекрасных китайских метрополиях, которые напоминают крупнейшие города США или Юго-Восточной Азии создана самая современная инфраструктура, отвечающая стандартам XXI века, например, сверхбыстрые поезда на магнитной подушке. Однако все новинки опережают уровень общественного развития в регионе, поэтому им придется еще «подождать». Техника сама по себе не создает общественной ткани, хотя она может стать проводником многих перемен.

— Значит, часть средств была потрачена впустую?

— Города часто служат примером невероятной расточительности. Мы можем, допустим, наблюдать, как в Варшаве сносятся сейчас дома, строившиеся в 90-е годы и начале 2000-х, а на их месте планируется возвести более высокие здания. Капиталу нужно найти какой-то выход, и результатом этого явления становится хаотичная застройка: над городским пространством сложно удержать контроль, увеличиваются контрасты между старым и новым. В будущем это будет только усиливаться. Так происходит в Польше, но есть еще города бывшей ГДР, где устроили реконструкцию районов панельных домов. Сейчас они стоят пустыми и заново разрушаются. О мечте великих мыслителей-урбанистов, таких как Ле Корбюзье, — рациональном использовании капитала — сейчас нет и речи.

Шик и трущобы

— Вы сказали, что в городах увеличивается контраст между богатством и бедностью. Сегодня в огороженных забором охраняемых жилых комплексах богатые дети выходят на детскую площадку, открывая калитку магнитной карточкой, а в то же время бедные дети играют в лужах или на помойках. Нужно ли создавать проекты районов для менее зажиточных жителей?

— В некоторой степени это делается, хотя, в целом, районы в метрополии возникают стихийным образом. Я был научным руководителем работы Кароля Куровского (Karol Kurowski), посвященной спонтанному появлению района в Лиме. Сам механизм его зарождения происходит по определенному плану: жители провинции, которым не хватает средств на жизнь, организуются в группы и приезжают в столицу. Они занимают городские пространства, в которых легко поселиться: разбивают палатки, как-то организуют свою жизнь. Потом они намечают улицы, со временем строят дома из более прочных материалов, а городские власти проводят им коммуникации (в основном, чтобы избежать вспышек эпидемий). Жизнь в таком районе становится более-менее сносной, хотя никто предварительно не намечал его план на карте.

— Некоторые лидеры-мечтатели, как бывший президент Бразилии Лула да Силва (Luiz Inácio Lula da Silva) пытались как-то направить эту бедность в цивилизованное русло.

— Лула делал это невероятно простым образом: денежную помощь в спонтанно возникающих районах получали только те, кто отправлял своих детей в школу. Беднейшие слои населения тем самым могли в перспективе продвинуться вверх по социальной лестнице. Вторым пунктом была борьба с группировками, торгующими наркотиками. В трущобах появлялись отделения полиции. Кроме того предпринимались действия санитарного плана: например, чтобы сбор и вывоз мусора стал выгоден жителям. Таким образом удалось по крайней мере уменьшить число людей, оказавшихся на отшибе общества, дать им шанс выбраться из нищеты.
[...]

— Будет ли город будущего, например в 2050 году, такой разделенной на гетто территорией контрастов?

— Сложно сказать, потому что в разных местах предпринимаются (порой неудачные) попытки интегрирования и перемешивания городских сообществ. Во Франции провели исследования на тему того, как сегрегация в школах влияет на обучение и успехи детей. Оказалось, что уже на начальном этапе школьного обучения интеграция детей, лишенных культурного капитала, и детей с большим культурным капиталом, дает дополнительные плюсы и первым, и вторым. Первые могут подтянуться, а вторые при этом ничего не теряют. Перемешивание подстегивает развитие: все учатся чему-то новому и полезному. Обучение детей из самых богатых семей в элитных частных школах лишь способствует появлению гетто и общественной сегрегации. Знакомство, интеграция, пребывание всех вместе формирует чувство общности. В противном случае получается атомизированное общество, разделенное на разные противоборствующие группы, это рождает отчужденность, а она — враждебность. Если мы кого-то не знаем, то естественно, что мы его боимся. Достаточно взглянуть, как изменились польско-немецкие отношения, с тех пор как мы стали чаще контактировать друг с другом.

Мультикультурные молохи

— Однако создание мультикультурных сообществ — очень сложная задача. Это демонстрирует пример российско-польских или польско-украинских отношений.

— И не только их. Городские группы интегрируются между собой слабо. Молодые жители бедных парижских пригородов приезжают в выходные на Елисейские поля. Они остаются инородным телом: не пользуются предлагающимися там услугами, потому что не могут себе этого позволить, и только впитывают атмосферу, блеск витрин, гвалт туристов, смотрят спектакль не принадлежащего им города и возвращаются в свои предместья, где правят бал организованная преступность и банды наркоторговцев.

Аналогичным образом не удался проект интеграционного котла на Потсдамской площади в Берлине, которая появилась в том месте, которое раньше, когда город был разделен, стояла пустым. Заодно оказалось, что в Восточном Берлине появилось больше культурных достопримечательностей, которые привлекают туристов и жителей западной части города. Впрочем, Берлин — это очень любопытный пример многонационального города — треть его жителей — иностранцы. [...]

Во всем виноваты велосипедисты?

— В городах будет больше собак?

— Собака- друг человека и равноправный житель города. Проблемы возникают с гигиеной. В Париже, например, много собак, а они оставляют после себя отходы жизнедеятельности. Но город решил эту проблему еще в 70-е: там стали использовать специальные пылесосы, которыми чистят тротуары. Хотя, конечно, многое зависит и от владельцев животных.

— Может быть, собаками должны заняться урбанисты: спроектировать площадки для выгула, приюты, гостиницы и даже кладбище? И как быть с велосипедистами?

— Городское пространство должно быть удобно для собак и, разумеется, для велосипедистов. Нужно делать сети велосипедных дорожек, не пересекающихся с движением автомобилей, как, например, в Дании и Голландии. Это вопрос воображения и доброй воли, а не только пропаганды. Во многих городах активно рекламируются различные услуги и инвестиции, которые должны служить горожанам, но за этим не стоит реальных дел, потому что публичных проектов очень мало, а главным застройщиком в Польше выступает частный иностранный капитал.

— Будет ли сокращаться население городов?

— Нет, как раз наоборот. Доля жителей городов уже превысила 50%, а к 2050 году эта цифра может вырасти до 60-70%, как сейчас в США. Будут появляться новые города, разрастаться предместья метрополий. Возможно, изменится самое определение города. У этих образований будут свои центры, сердцевины. Мы видим, что существуют различные формы урбанизации. Возникают кварталы офисных зданий, потом они обрастают торговыми центрами, есть типично спальные районы. Примером города, который создается на наших глазах, можно назвать Янки (Janki) под Варшавой: скоро они сменят свой статус на городской. В Великобритании после войны была запущена программа по созданию новых городов вокруг Лондона, хотя пока сила привлекательности центра, Сити, остается определяющей. Однако пригороды тоже стали самодостаточными. Эбенизер Говард (Ebenezer Howard) придумал когда-то концепцию города-сада, на которую пытаются опираться некоторые урбанисты. Эта идея нашла свое развитие во Франции, хотя примеры ее воплощения были не слишком удачными. Но французский Диснейленд находится в новом городе — Марн-ля-Вале. Не все, что создается на бумаге, работает на практике. Некоторые жители покидают созданные для них районы, а их место занимают, например, иммигранты. Привлекательных философско-архитектурных концепций было создано немало, а какой оказывается в итоге сама архитектура, видно невооруженным взглядом.