Тех, кто знаком с историей New Statesman, не должно удивлять то, что в 1940-х и 1950-х годах некоторые его сотрудники «ходили по обеим сторонам улицы». Поговаривали о том, что они служат делу коммунизма, являясь при этом информаторами британских секретных служб. В 1949 году Джордж Оруэлл (George Orwell)передал Управлению по работе с информацией при правительстве Великобритании печально известный черный список «криптокоммунистов и сочувствующих… которым нельзя доверять работу в сфере пропаганды».

В этот список попал главный редактор New Statesman Кингсли Мартин (Kingsley Martin), будущий главный редактор издания Ричард Кроссман (Richard Crossman) (хотя сам Оруэлл считал его «слишком нечестным, чтобы он мог быть откровенно сочувствующим»), легендарныЙ автор колонок Д.Б. Пристли (J B Priestley), Дороти Вудман (Dorothy Woodman) (еще одна журналистка и партнер Мартина), а также помощник редактора Норман Макензи (Norman Mackenzie), хотя Оруэлл поставил рядом с его именем знак вопроса.

Тем не менее, по мнению Энтони Говарда (Anthony Howard), который занимал место главного редактора New Statesman с 1972 по 1978 год, некоторые «сочувствующие» также являлись информаторами MI6: «Отношения журнализма с Секретной разведывательной службой всегда оставались в тени. Вероятно, самым ярким тому подтверждением стала редакция либеральной газеты New Statesman».

Самым загадочным двойным агентом был еще один помощник редактора этой газеты - Эйлмер Вэлленс (Aylmer Vallance). Он появился на пороге редакции издания Staggers в самом начале войны в 1939 году, и на нем тогда была форма подполковника Военного министерства. Тем не менее, в тот момент он намеревался жениться на девушке, которая была членом Коммунистической партии и приближенной к ее генеральному секретарю Гарри Поллиту (Harry Pollitt) и его помощникам. В конце войны подполковник Вэлленс украдкой подсунул свою неподписанную передовицу в New Statesman, когда номер был уже сдан в печать, избежав таким образом цензуры:

«Основания [нового мирового порядка] должны прочно стоять на признании фундаментального единства рабочих всех стран. Их потребности и желания – работа, безопасность, «блюдо зелени и при нем любовь» - едины для всех. Военачальники и короли несут ответственность за столетие жадности, агрессии, ненависти и крови. Теперь им пора уйти». (12 мая 1945 год)

В то время Георг VI и верховный военачальник (Черчилль) наслаждались овациями толпы у Букингемского дворца. Леонард Вулф (Leonard Woolf), который был одним из директоров New Statesman и отвечал на редактуру на той неделе, пришел в ярость: «Она [передовица] изобилует язвительными намеками, мерзкими колкостями, насмешками и клеветой, которые коммунисты и сочувствующие привычно используют в качестве инструмента строительства идеального общества», - написал он.

Во время войны преданность двум сторонам просто не могла иметь большого значения. Главным врагом был фашизм. Политика New Statesman совпадала с политикой правительства: издание должно было призывать оккупированные государства к восстаниям, которые могли бы привести к созданию демократических государств после окончания войны. Черчилль призывал залить Европу пламенем, Мартин и Кроссман написали статью под названием «100,000,000 Allies – If We Choose» («100 миллионов союзников – если мы захотим»). Вэлленс назвал своего сына Тито. Бэзил Дэвидсон (Basil Davidson), считавшийся главным претендентом на место преемника Мартина в конце 1950-х годов, спустился на парашюте в Югославии, чтобы оказать помощь коммунистам-партизанам.

Число сотрудников New Statesman увеличилось вдвое за счет рабочего класса, которым руководитель Исполнительного органа политической борьбы (PWE) поручил вопросы пропаганды. Основателем этого органа был научный корреспондент Ричи Колдер (Ritchie Calder). Кроссман, которого в официальной истории PWE назвали «мастером искусства ведения психологической войны», произвел переворот, убедив Бомбардировщика Харриса (Bomber Harris) выступить на Немецкой службе BBC и призвать «порабощенные народы» саботировать транспортные системы нацистов. Это была не «черная», а скорее «серая» пропаганда – и «большая ложь».

Самым удачным примером «большой лжи» является Soldatensender Calais («Солдатское радио Кале»). Это была фальшивая радиослужба, которая якобы была немецкой военной радиостанцией во Франции, а на самом деле она передавала программы в нацистскую Германию при помощи мощной антенны, спрятанной в Саут-Даунс. Грейси Филдз (Gracie Fields) спела песню под названием «The Biggest Aspidistra in the World», и с тех пор антенна получила кодовое название «Аспидистра». Журналисты New Statesman принимали участие в работе Soldatensender Calais, сотрудники которого записывали немецкие программы, вставляли в них чрезвычайно убедительную и дестабилизирующую пропаганду и выпускали обработанную информацию в эфир. Информация? Дезинформация? Пропаганда? Журналисты того времени активно пользовались всем этим.

Самый первый редактор New Statesman Клиффорд Шарп (Clifford Sharp) тайно работал на Отдел политической разведки при Министерстве иностранных дел в 1918-1919 годах и писал откровенно антибольшевистские репортажи. Однако когда журналисты New Statesman занялись пропагандой, содержание издания коренным образом изменилось вплоть до обличения контрреволюционных крайностей, потому что Шарп решил увести газету влево, чтобы она соответствовала послевоенным настроениям общественности.

За Второй мировой войной последовала холодная война, и уже к концу 1940-х годов ситуация стала крайне неблагоприятной. Людей серьезно проверяли на предмет двойного шпионажа в пользу Британии и Советского Союза. Норман Макензи был экспертом по коммунизму в New Statesman. Когда в 1962 году он ушел из газеты, чтобы заняться наукой, главный редактор Джон Фриман (John Freeman) написал следующее: «Он долгое время был нашим экспертом по коммунистическим вопросам по обеим сторонам железного занавеса. Его интерпретация действий советской Коммунистической партии со времен Сталина и его прогнозы оказались гораздо более точными, чем прогнозы большинства его оппонентов в этих вопросах».

Это объяснялось тем, что в 1950-х годах Макензи побывал в Восточной Европе множество раз: там его репутация «сочувствующего» в значительной степени упростила его работу, а его связь с MI6 давала ему доступ к секретной информации. Наиболее ярким примером этого стал случай, когда Макензи удалось получить особо секретные данные, находясь на болгарском черноморском курорте в конце 1955 года. Тогда на секретном заседании Коминформа в Софии Хрущев рассказал о масштабах сталинских чисток – это произошло за четыре месяца до того, как он шокировал этой информацией весь коммунистический мир на печально известном ХХ Съезде партии. Болгарский информатор Макензи запомнил довольно многое из сообщенных Хрущевым сведений и поделился ими с журналистом, когда они встретились. Это должно было стать сенсацией, однако тогда эта информация никого не заинтересовала. Ни MI6, ни Министерство иностранных дел, ни даже Кингсли Мартин не захотели предпринимать никаких шагов. Когда в феврале следующего года Макензи читал доклад Хрущева на съезде партии, он узнавал каждое его слово, целые абзацы.

Сначала Макензи был членом марксистской социалистической Независимой партии трудящихся, а затем на короткое время примкнул к коммунистам, прежде чем в 1943 году он вступил в Лейбористскую партию. Временами он писал статьи для Telepress, информационного агентства на Флит-Стрит, которое поддерживал Советский Союз. Леонард Вулф однажды охарактеризовал его как «самого опасного человека в New Statesman», что показалось Макензи «довольно странным». В то же время он него был ряд «покровителей» в MI6, с которыми он поддерживал связь с начала 1940-х годов. Когда началась война и Восточная Европа превратилась в захваченную советами зону, он часто путешествовал по коммунистической Европе по билету MI6, хотя за это ему ничего не платили. Он специализировался на Румынии и Болгарии.

Однажды его задержали, когда он фотографировал тюремный лагерь недалеко от Будапешта, и он некоторое время провел в тюрьме, прежде чем его перевезли в отель, где он все еще оставался под арестом.

Там он услышал ласкающие слух звуки скрипки Давида Ойстраха (David Oistrakh), доносящиеся с улицы. Вскоре после этого агенты безопасности вручили ему два билета: один из них был билетом на самолет в Лондон, другой – билет на концерт Ойстраха. По словам Макензи, этот эпизод его жизни был похож на «сказку», однако в тот момент ему так не казалось. Много лет спустя на встрече выпускников он столкнулся со своим старым приятелем, который был очень смущен: «Все эти годы я чувствовал за собой вину. Разве не тебя я видел в наручниках на станции в Будапеште?»

Макензи признался, что это было правдой, добавив, что он забеспокоился, когда выяснилось, что самолет, на котором он вылетел из Румынии, направлялся в Советский Союз. «Полагаю, вы занимались очень полезной работой на Балканах», - загадочно произнес Кингсли Мартин, когда Макензи вернулся в офис газеты.

Энтони Говард (Anthony Howard), который стал репортером New Statesman в 1956 году, вспоминал, что после одной из своих поездок в Восточную Европу он заметил, как один из его коллег сообщает некую информацию агентам MI6. «Когда я поднял эту тему в разговоре с ним, он рассердился и спросил меня, патриот я или нет?» Проблема с «прогулками на обеих сторонах улицы» заключается в том, что зачастую неясно, в каком именно направлении вы двигаетесь.

В случае Макензи сомнений быть не могло. Весной 1956 года по просьбе Мартина он отправился в Будапешт, чтобы помочь бывшему репортеру New Statesman и ведущему на ВВС Палу Игнотусу (Pál Ignotus), которого только что освободили из тюрьмы вслед за разоблачениями Хрущева. Игнотус провел военные годы в Лондоне, однако в 1949 году он рискнул вернуться на свою родину сразу после того, как Венгрия стала коммунистическим государством под руководством жестокого диктатора Матьяша Ракоши (Mátyás Rákosi).

Дочь Эйлера Вэлленса вспоминает, как ее отец уговаривал Игнотуса не возвращаться, и то же самое делал Макензи. И они были правы, потому что сразу после возвращения на родину Игнотуса арестовали, отправили в тюрьму, где его пытали и в конце концов закрыли в одиночной камере.

У этой истории есть эпилог. После своего освобождения Игнотус женился на Флоренс, женщине из соседней камеры, с которой он в течение нескольких месяцев обменивался невероятно романтичными «постукиваниями» по стене, ни разу не видев ее до этого. Сначала они решили остаться в Венгрии, однако в ноябре 1956 года им пришлось бежать из страны после того, как советская марионетка Янош Кадар (János Kádár) предал идеалы Октябрьской революции.

В следующем году Макензи стал одним из первых журналистов, заговоривших о фальсификации результатов голосования на выборах в Профсоюз работников электропромышленности, в результате которых победу одержали ультралевые кандидаты. По этому поводу Фриман написал: «Только благодаря его дальновидности газета New Statesman взяла на себя обязательства по освобождению членов Профсоюза работников электропромышленности от коммунистических оков».

Эйлмер Вэлленс был гораздо более загадочной личностью. В начале войны ему было 47 лет. В 1915 году он начал работать на службы разведки, принял участие в Большой игре в Гималаях и, в конце концов, был уволен с поста редактора News Chronicle из-за сексуального скандала. Он провел множество уик-эндов в одном из шотландских замков, занимаясь рыбалкой, выпивая со своими гостями, а затем возвращаясь в понедельник в Лондон на редакторские совещания. Он выглядел как помещик и вел себя скорее как кутила, чем как истинный социалист. Между тем он был превосходным журналистом, которых отлично разбирался в финансах, рыбных промыслах и продовольственных вопросах, способный мгновенно заполнить любой пробел, если возникала необходимость в статье в несколько сотен слов. В редакции New Statesman он работал с 1937 года.

В его обязанности в Военном управлении входило поддержание связей с прессой в вопросах управления новостями. В декабре 1939 года он написал в редакцию ВВС и предложил, чтобы Пи Джей Вудхаус (P G Wodehouse) вел вечернюю программу, которая должна была стать ответом на «остроумную» пропагандистскую радиопередачу, которую лорд Хоу-Хоу вел из Гамбурга.

Сотрудники New Statesman нередко шутили, что работа Вэлленса в Военном управлении была настолько секретной, что он сам не знал, в чем она заключается.

Так по какой стороне улицы шел Вэлленс? Свою точку зрения по этому поводу высказал Рольф (C H Rolph), который должен был в этом разбираться, поскольку он присоединился к редакции New Statesman и стал помощником редактора при Вэлленсе после 25 лет работы в полиции.

Вероятнее всего, в 1940-х годах Вэлленс вел довольно изощренную игру, используя New Statesman и свою осведомленность, чтобы публиковать пропагандистские материалы в пользу союзных сил, при этом продолжая под прикрытием размещать «сочувственные» материалы о таких театрах военных действий, как Югославия. Это было источником постоянных трений: распространенное обвинение в том, что New Statesman была газетой сочувствующих, объяснялось не только двояким отношением Кингсли к России, но и скрытой настойчивостью Эйлмера, который намеренно вставлял в редакторские статьи радикальные заявления, касающиеся Восточной Европы, так, чтобы они не подвергались цензуре.

Эдвард Хайамс (Edward Hyams), который также работал в газете New Statesman в тот период времени и позже написал его официальную историю, считал Вэлленса политическим циником: «Его навыки и неистощимое рвение не подкреплялись верой в цели и, по большому счету, в судьбу человечества». По мнению Хайамса, если бы Вэлленсу дали возможность, он бы превратил New Statesman в еще один Canard enchaîné – журнал, известный своими сатирическими статьями и шутками. И точки зрения Рольфа и Хайамса вовсе не противоречили друг другу.

Вэлленс уволился из армии в 1945 году, однако он пользовался своим званием подполковника вплоть до 1954 года. На протяжении этого периода времени он ездил за Железный занавес, пользуясь услугами Gateway Tours, туристического агентства на севере Лондона, которое, по слухам, отмывало деньги MI6. Однажды, когда его сын Тито представился в одном из лондонских клубов, в ответ он услышал: «Вы случайно не сын Эйлмера? Он был отличным агентом разведки».

Пока Вэлленс работал на Telepress, жена Хью Гейтскелла (Hugh Gaitskell) Дора – русская эмигрантка из белых - считала газету New Statesman рассадником коммунистических шпионов и называла Вэлленса «Сталиным, переодетым в монахиню».

До конца 1940-х годов Вэлленс был женат на Хелен (ни Госсе). В семейном фотоальбоме есть ее фотографии вместе с Олив Парсонс (Olive Parsons), Евой Рекитт (Eva Reckitt), Биллом Растом (Bill Rust) и другими членами «узкого круга» Коммунистической партии. Удивительно то, что она была замужем за подполковником разведывательной службы Британии.

Вэлленс, которого в последние месяцы жизни часто навещал Джон Фриман, умер в 1955 году. В 1995 году Фриман написал Тито: «Моя личная дружба с ним была очень близкой и чрезвычайно полезной. Тем не менее, оглядываясь на 40 лет назад, я понимаю, что я никогда до конца не знал, кем он был и во что верил».