Волнения в шведских городах, которые вызваны беспорядками со стороны безработных иммигрантов, для многих наблюдателей являются свидетельствами провала экономической модели Швеции. Но они ошибаются. Шведская (скандинавская) модель, сформировавшаяся за последние 20 лет, является единственным надежным путем к устойчивому развитию, найденным Европой за десятилетия своего существования.

Европейцам следует помнить, что представления о силе и слабости могут быстро меняться. В 1980-х годах Скандинавские страны выступали за хронический дефицит бюджета, высокую инфляцию и повторяющиеся девальвации. В 1999 году экономисты навесили на Германию ярлык «больного человека евро» ‑ памятник европейскому склерозу с низкими темпами роста и высокой безработицей.

Однако теперь призрак девальвации исчез из северных европейских стран. Бюджеты близки к равновесию, учитывая более низкие государственные расходы и налоги, в то время как экономический рост восстановился. Переход старых европейских государств к модели всеобщего благосостояния начался с Северной Европы, и теперь он идет в большинство остальных стран континента.

Сегодня трудно представить себе мышление, которое существовало до Маргарет Тэтчер, которая пришла к власти в Соединенном Королевстве в 1979 году, и Рональда Рэйгана, ставшего президентом Соединенных Штатов в 1981 г. Величайшим достижением Тэтчер стала либерализация слишком сильно контролируемого государством рынка труда, в то время как Рейган совершил переворот своей инаугурационной речью: «В нынешнем кризисе правительство не является решением проблемы; правительство является проблемой». Моральное превосходство высоких предельных налогов на доходы внезапно испарилось. Их место заняли идеи о свободном рынке.

В северной Европе трансформация государств к модели всеобщего благосостояния началась в Дании в 1982 году. Находясь в глубоком финансовом кризисе, традиционная социально-демократическая Дания избрала консервативного премьер-министра Поуля Шлютера, веселого человека в галстуке-бабочке. Одним из первых его решений было привязать датскую крону к немецкой марке, чтобы остановить инфляционно-девальвационный цикл. Датская привязка ‑ на сегодняшний день с евро ‑ все еще держится.

Вторым важным решением Шлютера было дерегулирование датской экономики, которая теперь имеет наибольшее число предприятий на душу населения в мире. Однако он не тронул ни высокие налоги, ни идею государства всеобщего благосостояния.

В начале 1990-х годов Норвегия, Швеция и Финляндия пережили ужасающий кризис недвижимости, банков и валютный кризис. Производство упало, безработица выросла. В 1991 году шведские избиратели прервали правление социал-демократов, избрав коалиционное правительство под управлением консервативного премьер-министра Карла Бильдта, который назвал свою программу «единственным решением». Бильдт попытался последовать примеру Шлютера, однако в 1992 году Швеция была вынуждена провести девальвацию ‑ несмотря на то, что ее дерегулирование рынков прошло хорошо.

Величайшим достижением Швеции было постепенное сокращение государственных расходов не менее чем на одну пятую ВВП в период с 1993 по 2007 год. Между тем, государственный долг Швеции был снижен с 73% до 39% ВВП, а налоги сокращены в несколько раз. Социал-демократы вернулись к власти в 1994 году, однако они приняли новую налогово-бюджетную политику Бильдта и даже провели революционную пенсионную реформу, которая правильно связала пенсии с зарплатами.

Параллельно со скандинавским кризисом произошло падение коммунизма в Восточной Европе и странах Балтии в 1989 и 1991 годах соответственно. Первый посткоммунистический министр финансов Польши Лешек Бальцерович показал всему миру, как практически мгновенно можно упразднить коммунизм и построить рыночную экономику. Остальная часть Центральной Европы и Балтии последовали его примеру.

Бывший премьер-министр Эстонии Март Лаар был самым радикальным европейским реформатором. Действительно, его идеи относительно налогообложения стали европейской революцией. В 1994 году он ввел плоский личный подоходный налог, политику, которую впоследствии переняло большинство стран Восточной Европы. В 1999 году, когда Лаар вновь стал премьер-министром, он отменил налог на корпоративную прибыль, который причинял ущерб предпринимательству. В результате возникшей после этого налоговой конкуренции, в большинстве европейских стран корпоративные налоговые ставки упали на 15-20%.

В более широком смысле Эстония произвела революцию государственных финансов. С 1992 года она поддерживала более или менее сбалансированный бюджет при практически полном отсутствии государственного долга. Она сократила государственные расходы и ограничила расходы верхним пределом в 35% от ВВП ‑ аналогично уровню Соединенных Штатов.

По мере того как укрепилось мышление свободного рынка, а аналогичные реформы получили широкое распространение, государство всеобщего благосостояния преобразовалось в общество социального благосостояния. Государственные расходы остались на уровне, достаточном для обеспечения разумных государственных услуг и социальной защиты. Реформаторы сделали государственный сектор уязвимым для конкуренции, и не в последнюю очередь со стороны частных поставщиков, что сделало его более эффективным.

Системные реформы в Великобритании, Дании, Швеции, Польше и Эстонии имеют много общего. Во-первых, все они были вызваны глубоким кризисом модели государства всеобщего благосостояния: падение производства, рост безработицы, большой бюджетный дефицит, инфляция и девальвация. Любые реформы были бы маловероятны, если бы не серьезный кризис.

Во-вторых, смена власти через выборы пробудила реформы и дала им демократическую легитимность. Как это часто утверждают, для проведения реформ не требуется чрезвычайное положение.

В-третьих, реформы требуют сильного лидера. Ни одна серьезная реформа не проводилась на основе консенсуса, хотя успешные реформы зачастую генерируют обширный консенсус несколько лет спустя. С данной точки зрения, дальше двигать реформы могут те, кто первоначально выступал против них, как это произошло в Дании и Швеции.

Наконец, фундаментальная реформа государства социального обеспечения требует лидеров, принимающих идеи свободного рынка. Переосмысление требует новой идеологии, и, после того как одна страна покажет правильное направление, соседи, как правило, следуют за ней.

Европа на сегодняшний день достигла точки, в которой большая часть ее отстающих государств готовы принять модель социально-обеспеченного общества. Теперь этот гуманный европейский капитализм спешит к кризисной Южной Европе.

Андерс Аслунд - старший научный сотрудник в Институте международной экономики имени Петерсона в Вашингтоне, автор книги «Как строился капитализм» (How Capitalism Was Built).