Протесты в парке Гези возникли не из-за защиты окружающей среды или из-за исламистской природы Партии справедливости и развития (АКР), а из-за отсутствия перемен в политике власти. Растущий авторитарный стиль Эрдогана и симптомы неблагополучия, пока не получившие системного характера.

В эпоху мгновенного распространения информации и быстрых социальных связей все чаще мы можем наблюдать прямой трансляцию политических демонстраций непрофессиональными репортерами.

Это происходит несмотря на то, что в соответствии с духом произведений Оруэлла, некоторые демонстрации имеют большее значение по сравнению с другими; достаточно вспомнить о крайне скудном освещении СМИ десятитысячной антиправительственной демонстрации в Аддис-Абебе в Эфиопии. Известия об этом важном событии практически не вышли за рамки страны.

Через социальные сети в основном распространялись сведения о событиях, которые потрясли Турцию. Эти события стали объектом многочисленных анализов из-за их огромного политического значения и глобального влияния. Анализ ведется и в социальных сетях.

Но многие аналитические разработки не учитывают турецкую политическую реальность, которая часто грубо упрощается.

Анализ ведется через призму защиты окружающей среды; через призму идеальной и концептуальной преемственности между площадью Таксим и площадями неудачной (до сих пор) арабской весны; через призму гордого и шумного пробуждения светской Турции, выступающей против растущих притязаний группы «усатых фанатиков и фанатичек в парандже», желающих с помощью закона навязать свой образ жизни молодым поколениям; наконец, через призму возможной связи народного недовольства с сирийским кризисом.

Но ни одна из этих точек зрения не позволяет понять того, что действительно происходит в Турции. Более того, это вносит только больше концептуальной неразберихи, выражая мнение и желание некоторых наблюдателей, и не способствует выработке аналитических категорий.

Факты всем хорошо известны. На протяжении десяти дней протесты против уничтожения парка Гези, на месте которого власти решили построить торговый центр, мечеть и отстроить старую оттоманскую казарму, вылились в ощутимые столкновения после крайне жестких мер полиции.

За протестами на площади Таксим последовали манифестации в других регионах и городах страны. В одних регионах и городах наибольшей популярностью пользуется Республиканская народная партия (в первую очередь в Измире), в других — Партия справедливости и развития (АКР) (Анкара, Кайсери и Конья).

Протест, возникший в Стамбуле, не является ни началом турецкой весны, ни способом защиты окружающей среды. По своей глубинной сути он не является реакцией на наступление консерваторов-исламистов.

Что касается связи выступлений на площади Таксим с арабской весной и протестами на площади Тахрир, то неправомочность сравнения очевидна. Достаточно сравнить историю Турции с историей Египта и Туниса, переживших арабскую весну.

Турция в восьмидесятые годы под руководством Тургута Озала начала трудный процесс демократических политических перемен после государственного переворота в 1980 году. После некоторых неверных шагов и различных трудностей (в 1997 была попытка государственного переворота, насилие и экономический кризис потрясли страну) этот процесс привел к установлению демократии, ослабленной некоторыми ограничениями.

Но многие из этих ограничений связаны с особенностями турецкого пути развития. Они связаны не с религией, а с малой культурно-политической гибкостью в руководстве этническим, социальным и политическим процессом, что является прямым следствием национальной идеологии, которой руководствуется Турция.

В этот же период Египет с конца семидесятых годов и Тунис с 1987 года вступили на путь развития, который имел мало общего с демократией, что и заложило основу для политической нетерпимости, спровоцировавшей лозунги 2011 года.

Объяснять взрыв народного недовольства протестами в защиту окружающей среды — значит уходить от проблемы в сторону. Любой человек может составить себе представление о том, как турки относятся к окружающей среде, покружив в турецком такси, надышавшись выхлопными газами и оказавшись на несколько часов заблокированным в машине в пробке на улицах Стамбула. Но это скорее анекдотическая реальность. Проект преобразования парка Гези, конечно, не является наиболее ярким проявлением урбанистического переустройства.

Настоящие защитники окружающей среды должны были бы протестовать против идеи возведения третьего моста через Босфор, либо против строительства третьего аэропорта на северной окраине города.

Возможно, намерение преобразовать парк Гези стало катализатором протестов разных социальных групп не в столько в защиту окружающей среды, сколько в защиту своей идентичности. Следуя урокам Жака Леви, они хотят сохранить некоторые специфические места, характеризующие облик города и делающие узнаваемым пространство. Уничтожение таких мест воспринимается скорее как рана, как разрыв социальной и культурной ткани, как нарушение идентичности, а не как ущерб окружающей среде.

Превращение такой достопримечательности как парк Гези в очередной безликий торговый центр, которых и так предостаточно в городе, возможно, представляет собой истинную причину социальной сплоченности людей, выступивших против этого проекта. Вопрос защиты окружающей среды здесь является только одним из аспектов.

Корень этих протестов кроется именно в политической динамике, не связанной с исламистской природой нынешнего правительства. За последние десять лет на политическом горизонте не возникло ни одной новой альтернативной фигуры, что обусловлено волевым и решительным стилем руководства Реджепа Тайипа Эрдогана.

Такое руководство в последние годы обострило ощущение растущего авторитаризма, который проявляется в дерзких политических инициативах. Они связаны не только с преобразованием парка Гези, но и с лишением свободы десятков журналистов, обвиненных в принадлежности к организации «Эргенекон» и критике правительства на страницах их газет.

АКП находится у власти вот уже 11 лет, причем оппозиция совершенно не представляет ей никакой угрозы на выборах. Подобная ситуация привела бы к возникновению авторитарных тенденций везде, а не только в Турции. Но здесь они беспрецедентно обострились.

Считается, что «для правильного функционирования демократии необходима действенная оппозиция». В Турции отсутствуют альтернатива и политические противовесы, что и ведет к авторитаризму. С точки зрения выборов и согласия, партия Эрдогана остается по-прежнему сплоченной, а события последних дней, кажется, совсем не поколебали ее решимости.

Возможно, тот факт, что премьер-министр смог договориться с Курдской рабочей партией (РКК) о переговорах (нужно было видеть реакцию турок на это известие, пришедшее в марте, чтобы понять историческое значение этого явления), позволит АКР получить некоторое количество голосов в новых избирательных округах, что компенсирует те голоса, которые Эрдоган потеряет у избирателей АКР, которым не понравились сцены насилия последних дней.

Недовольство одной части населения еще более обострилось двумя специфическими элементами, связанными с поворотом событий во время протестов.

Во-первых, жесткое вмешательство полиции привело к радикализации столкновений и обострению недовольства. Но это не новость для Турции, которая в историческом прошлом знала очень сильные всплески политического насилия. Однако, события последних дней характеризовались значительным проявлением насилия и большим числом арестованных.

Анализируя историю, можно заключить, что реакция полиции вполне соотносилась с ее поведением в подобных ситуациях в прошлом. Достаточно вспомнить о восстановлении общественного порядка во время демонстраций 1 мая.

Во-вторых, некоторое замалчивание событий турецким телевидением (достаточно было посмотреть основные турецкие каналы на прошлой неделе, чтобы это понять) и растущий разрыв между отображением столкновений в социальных сетях (фотографии, видео, свидетельства участников) и в телевизионных программах добавило масла в огонь.

Уклончивость средств массовой информации, связанная с намерением не вызывать недовольство властей, не является специфически турецкой особенностью и не связана с исламистской природой АКР. Она присуща многим демократическим странам, в которых СМИ выражают экономические интересы различных групп, а их благополучие во многом зависит от отношений с политической властью.

Этот фактор связан с гегемонистской тенденцией. Если не существует надежной альтернативы, ведущей к переменам, к желанию вскочить на подножку колесницы победителя, то правящие структуры остаются бесспорными. Эрдоган как экстремист-прагматик (а не как экстремист-исламист) старается всегда стоять на самой широкой платформе, но которую умещается как можно больше сторонников.

Впрочем, все сказанное не имеет никакого отношения к консервативно-исламистской природе Эрдогана и его партии. Рассматривать их в этом плане — значит сводить ситуацию в политическом турецком лагере к разрыву между религиозными консерваторами и светскими политиками. Эта трещина действительно существует, но это только одна из многих и присуща также и неисламским странам.

Протесты на площади Таксим против уничтожения парка Гези стали реакцией коалиции разношерстных социальных групп турецких граждан, которые не всегда могут выразить свои стремления через парламентские каналы по причине избирательной системы с порогом в 10%. После долгих лет молчания они, наконец, проснулись.

Выход людей на площади — это исторически устоявшийся элемент в социально-политическом развитии Турции. Аномальным было молчаливое согласие последних лет.

Однако политически эти демонстрации не были срежиссированы. Основная оппозиционная Республиканская народная партия (Chp) пыталась возглавить протесты в первые дни, хотя ее члены и проголосовали за план преобразования парка. Потом она заняла оборонительную позицию, особенно после призыва Эрдогана не заниматься политическими спекуляциями. Такое поведение Chp еще раз продемонстрировало ее слабость и способность премьер-министра диктовать повестку дня.

Республиканская народная партия формально считается левой, но, несмотря на ее светскую направленность и приверженность политике развития государственной экономики, она по своим характеристикам близка к консервативным националистическим партиям. Она связана с военными кругами и не раз проявляла свою нетерпимость к политике, хоть сколько-нибудь отклоняющейся от идеологии турецкого национализма, выдвинутой Ататюрком, и от принципов светского характера государства.

Члены этой партии больше времени проводят в спорах друг с другом, чем в реальной выработке ясной стратегии XXI века для повышения числа голосующих за них избирателей. Этим они напоминают некоторые итальянские партии.

Нельзя отрицать, что политические действия и риторика Эрдогана стали более консервативными, чем раньше, но это не зависит от того, что АКР является исламистской партией.

Партия справедливости и развития (АКР) не является однородным монолитом в культурном и идеологическом плане. В ее рядах есть очень разные группы. Их в целом объединяют общие исламистские взгляды.

Например, многие члены АКР выступают против применения законов шариата. У них есть свой подход к различным социальным вопросам (от прав человека до общественной морали), отличающийся от подхода более жестких исламистских групп.

Эти неоднородные группы политиков удерживаются вместе благодаря харизме и прагматизму Эрдогана. Его решительная хватка, его личный вклад и популистский характер многих его начинаний (например, он устроил публичные торги для получения подрядов на крупные общественные работы, в которых предпочтение отдается компаниям, обещающим досрочно выполнить план, что привлекает даже тех турок, которые его не любят) связаны скорее не с исламистской природой его политической идеологии, а с глобальным феноменом: двадцатью годами персонализации политики.

Эрдоган, за которого народ проголосовал ради достижения согласия, отличается безмерным прагматизмом, который он не раз демонстрировал, начиная с роспуска партии Рефа (Refah Partisi) и кончая стратегическими переменами во внешней политике. Если его политика становится более консервативной, это значит, что он просчитал, что такой поворот принесет ему больше голосов.

Миф о том, что светское и секуляризованное большинство турецких граждан пробудилось от спячки после того, как произошло наступление религиозных фанатиков, составляющих меньшинство населения, как и сказка о том, что вдруг резко проснулось сознание защитников окружающей среды, аналогия выступлений на площади Таксим с протестами на площади Тахрир, а также соображения о начале конца партии, которая в настоящий момент не имеет достойных конкурентов, не выдерживают критики.

Конечно, эти демонстрации выражают серьезное недовольство, которое вылилось на площадь, а не в парламент. Но они не являются системными.

Основная причина, вызвавшая всплеск недовольства, заключается в растущем авторитаризме Эрдогана, в ужесточении кризиса, который вынудил различные социальные и политические группы объединиться между собой в протестных акциях. Все остальное — сказки, не более того.

Турция не является ни диктатурой, ни теократией. Это демократия с более очевидными, чем в других странах, ограничениями, которые являются следствием исторических событий последних двухсот лет, сформировавших политический, культурный и идеологический облик страны. Прибавим к этому слабую структурную способность руководить, направлять и тушить несогласие.

Возможно, эти протесты будут иметь благоприятные последствия с демократической точки зрения. Они могут поколебать чувство самодостаточности, лежащее в основе растущего авторитаризма турецкого премьер-министра, и сделать более эффективной внутреннюю диалектику АКР, что ограничит некоторые эксцессы ее лидера.

Более ясная позиция, занятая в связи с протестами президентом республики Абдуллой Гюлем и заместителем премьер-министра Бюлентом Аринком, представляет в некотором смысле первый заметный пример такой динамики. Это может помочь Эрдогану успешнее заделывать трещины внутри турецкого общества. Они проявились во время протестов, и это наверняка заставит Эрдогана поразмыслить над их причинами.

Но публично премьер-министр никогда этого не признает.
Оригинал публикации: Il problema in Turchia non è l’islamismo, è l’egemonia