Два только выжившие осознали, что участвовали в крупнейшем танковом сражении все времен, как их воспоминания перешли в разряд легенд и мифов. Позднее были описаны бои, которых не было, были воспеты победители, которые на самом деле были проигравшими.

До сих пор крах операции «Цитадель» (немецкое название Курской битвы - прим. пер.) под Курском считается решающей победой Красной армии над новыми танками Гитлера. Горящие «Тигры» стали символом кампании, в которой участвовало 128 этих сверхновых «супертанков», а общее число бронемашин, участвовавших в битве под Курском, превысило десять тысяч.

Исходным пунктом многих ошибочных толкований является 12 июля 1943 года. В окрестностях деревни Прохоровка встретились немецкая Четвертая танковая армия под командованием Германа Гота и советская Пятая гвардейская танковая армия под командованием Павла Ротмистрова. Сцена, описанная британским историком Ричардом Овери, стала достоянием общественности:

«Ужасающая танковая масса встретилась лицом к лицу... В один только день 12 июля было уничтожено более 300 немецких танков... Битва под Курском вырвала сердце немецкой армии... Это была самая важная победа в одном отдельно взятом сражении». По сути, Овери пересказал описание битвы советским маршалом Иваном Коневым, который назвал ее «лебединой песней» немецких танковых войск.

Лишь несколько лет назад эксперты военно-исторического отдела при Бундесвере в Потсдаме после всеобъемлющего изучения немецких и советских документов воссоздали реальное развитие событий. При этом выяснилось, что потери немецких войск составили всего 252 танка - против 1956 у Красной армии. Аналогичными были и потери летной техники: 159 самолетов у немцев против 1961 у советских войск. Кроме того Красная армия потеряла более 300 тысяч солдат, а Вермахт - 54 182. Решающая победа должна вообще-то выглядеть иначе.

Поспешно и без должной разведки

В восьмом томе своей книги «Германский рейх и Вторая мировая война» военный историк Карл-Хайнц Фризер дополнил результаты упомянутого выше исследования. С тех пор многочисленные предыдущие мемуары можно смело отправить в макулатуру.

Что касается сражения под Прохоровкой, то советский генерал Павел Ротмистров рассказывал о 400 подбитых немецких танках, в том числе о новых «Пантерах» и «Фердинандах». Фризер, однако, изучил доклады немецких участников битвы и констатировал: «Второй танковый корпус СС не мог потерять танки типов «Пантера» и «Фердинанд», потому что у него их просто не было». Утверждение Ротмистрова, что его войска вывели и строя 70 «Тигров», также безосновательно. «В тот день к бою были готовы всего 15 танков этого типа, из которых лишь пять были задействованы под Прохоровкой».

Вообще, нельзя сказать, что под Прохоровкой встретились две вражеские армии. С немецкой стороны на позицию вышел всего один батальон, ожидавший, пока подтянутся основные силы. Советское командование выдвинуло к этому местечку весь танковый корпус Пятой гвардейской армии. Вообще-то, это элитное подразделение относилось к стратегическому резерву, который изначально предполагалось задействовать при контрнаступлении, когда будет остановлена наступательная кампания Вермахта. Однако по причине быстрого наступления немецких танков советская Ставка верховного главнокомандования приказала Ротмистрову незамедлительно, то есть без необходимой в таких случаях разведки выдвигаться на позиции.

Когда же советские силы приблизились к тонкой линии немецких танков, случилась катастрофа. Советским танкистам было ранее сказано, что против новых «Тигров» можно было сражаться только в ближнем бою. Но у немецких сил не было «Тигров», а лишь модернизированная версия модели IV, которая издалека, впрочем, была похожа на «Тигр». На высокой скорости советские танкисты пробовали сократить дистанцию, чтобы избежать более мощного огня со стороны предположительных «Тигров» и попадали в замаскированную ловушку, которую Красная армия в рамках подготовки к Курской битве сама же и устроила.

«Это было похоже на атаку камикадзе»

«Те, кто все это видел, думали, что русские начали атаку в стиле камиказде», вспоминал один свидетель тех событий. Другой говорил о «стрельбе по движущимся мишеням». Однако все больше и больше советских танков, словно в трансе, мчались в эту смесь «огня, дыма, горящих Т-34, убитых и раненых». «Героически и презирая смерть», на гибель шли целые дивизии.

В этот день 29-й советский танковый корпус потерял в общей сложности 172 из 219 танков. 118 из них были уничтожены полностью. Потери живой силы составили почти 2000 человек. Второй танковый корпус СС, в свою очередь, рапортовал 13 июля о боеготовности 190 танков. Двумя днями ранее их количество составляло 186. Эта разница объясняется ремонтными работами на нескольких машинах, которые к этому моменту были закончены. 12 июля немецкие силы рапортовали о потере всего трех танков.

В конце 1990-х годов Институт военной истории в Москве также констатировал, что «несмотря на численное превосходство, Пятой гвардейской танковой армии не удался решающий перелом в битве. Вечером, после потери 500 танков и самоходных артиллерийских установок ей пришлось перейти в оборону».

Эта неудача не осталась незамеченной самим Сталиным. «Что вы натворили с вашей великолепной армией?» - спросил он Ротмистрова и пригрозил ему трибуналом, умолчав, впрочем, как обычно бывало в таких случаях, о роли Ставки в сложившейся ситуации. Таким образом, Сталин взял под защиту своего будущего преемника на посту главы государства Никиту Хрущева, который, занимая высокий пост в командовании дислоцированных на юге сил, был сторонником скорейшего выступления частей Ротмистрова.

Бессмысленное отчаянное решение

В свое оправдание последний придумал историю о героическом сражении под Прохоровкой, которое должно было стать решающим для уничтожения танкового корпуса СС. Его «доказательства» были просто сногсшибательными: с 13 июля это подразделение более не вступало в бои, но не потому, что было, по сути, уже не в состоянии сделать это, а якобы потому, что после приказа об остановке наступления со стороны Гитлера эти силы были выведены с территории боевых действий. Данный приказ Гитлера был продиктован, однако, не тяжелыми потерями под Курском, а высадкой американских и британских сил на Сицилию.

Когда обстановка на западном фронте стала накаляться, немецкий диктатор просто потерял интерес к этому рывку на востоке, к которому он был не очень-то склонен. До того ему постоянно приходилось лавировать между генералами и целыми ведомствами, придерживавшимися противоположных точек зрения. После прорыва же союзников на территорию Италии Муссолини кампания под Курском превратилась в нечто большее, чем она, несмотря на множество легенд, сложенных о ней, была на самом деле - решением, принятым от безысходности, не имевшим стратегического смысла. Когда маршал Эрих Манштейн, бывший одним из самых активных сторонников операции «Цитадель», позднее говорил об «упущенной победе», он, по сути, создал еще одну легенду о битве под Курском. С учетом трех-, а то и четырехкратного превосходства Красной армии с ее стратегическими резервами, даже относительный успех на Курской дуге мало что изменил бы в положении Третьего рейха после поражений под Сталинградом и при Эль-Аламейне.