Наше инстинктивное стремление к уединению и неприкосновенности частной жизни возникло в племенном обществе, где не было стен. Поэтому неудивительно, что мы такие безнадежные болтуны и любители общения
В октябре 2012 года женщина из Массачусетса по имени Линдси Стоун (Lindsey Stone) поехала в командировку в Вашингтон, и там посетила Арлингтонское национальное кладбище, где похоронены американские герои различных войн. Присев рядом с надписью «Молчание и уважение», она подняла средний палец и притворилась, что кричит, а коллега женщины в этот момент сфотографировал ее. Такой ребяческой клоунадой в свое время занималось большинство из нас (по крайней мере, я занимался), и когда-нибудь сделанный снимок мог увидеть кто-то из друзей или родственников владельца фотоаппарата. Но в нашу эпоху всемирного общения Стоун разместила эту фотографию в своем профиле в Facebook.
Спустя несколько недель появилась целая страничка под названием «Уволить Линдси Стоун», которую населили комментаторы, кипящие от возмущения в связи с осквернением почитаемого места. Гнев дождем пролился на работодателя Стоун, каким является некоммерческая организация, помогающая взрослым людям с особыми потребностями. Работодатель неохотно принял решение о том, что Стоун и ее коллеге лучше уйти.
В последнее время разоблачения Эдварда Сноудена, показавшие эпические масштабы государственной слежки, вызвали к жизни седовласого призрака «Большого брата». Но маскарадные презентации о программе Prism и ее самовосхваляющий логотип показались мне свидетельством того, что АНБ это не тайная клика неумолимых и всезнающих надсмотрщиков, а кучка людей в мятых костюмах, сидящих в своих жалких клетушках и пытающихся убедить друг друга в собственной значимости. В конце концов, к чему государственная слежка, когда мы и так прекрасно справляемся с этой задачей, шпионя друг за другом. Большой брат не следит за нами; он, как и все остальные, сам себя фотографирует, а потом размещает эти снимки в Instagram. И он наверняка никогда не задумывался о том, что может случиться с той фотографией, где он позирует с косячком марихуаны.
История Стоун вряд ли уникальна. В этом году с работы уволили бортпроводницу Аэрофлота, когда в Твиттере появилась фотография, на которой она точно так же показывает средний палец целому салону пассажиров. Сначала она разместила этот снимок в своем профиле в российской социальной сети, видимо, будучи не в состоянии представить себе, что фото станет мировой сенсацией. Каждый день возникают неловкие ситуации, каждый день теряют работу люди, каждый день кто-то подвергается опасности — и все из-за непредвиденных последствий какого-нибудь твита или обновления статуса. Несмотря на множество тревожных статей о последних изменениях в настройках конфиденциальности Facebook, мы просто не в состоянии понять одну простую вещь: когда мы размещаем материалы о своей частной жизни, это равноценно их публикации.
В начале года Facebook запустил поисковик со скучным названием Graph Search, который позволяет нам просматривать данные в профиле любого человека. Через несколько дней соображающий в современных технологиях лондонец по имени Том Скотт (Tom Scott) завел блог, в котором начал размещать подробности поиска с применением нового сервиса. Собрав и отфильтровав многочисленные сочетания «лайков» и профильных настроек, он выдал на-гора материалы по следующим категориям: «Женатые мужчины, которым нравятся проститутки», «Одинокие женщины по соседству, которые любят напиваться» и «Мужчины-мусульмане, интересующиеся другими мужчинами и живущие в Тегеране» (где гомосексуализм вне закона).
Скотт проявил осторожность и стер с размещенных в онлайне скриншотов все имена. Ему не хотелось никого лишать работы, подвергать опасности со стороны хищных социопатов и агентов репрессивных режимов. Однако размещенные им данные напомнили нам о том, что многие пользователи Facebook стоят голые в своих спальнях и не осознают, что у них под окнами уже собралась толпа. Facebook говорит, что пользователям предоставлены самые разные варианты соблюдения конфиденциальности, и они сами должны выбирать, что им больше всего подходит. Активисты и борцы за неприкосновенность частной жизни хотят, чтобы Facebook и прочие компании более четко и заранее оповещали своих пользователей о том, кто может просматривать их личные данные. И те, и другие согласны, что пользователи заслужили право самим делать выбор.
Но что если проблема не в настройках конфиденциальности Facebook, а в нас самих?
Несколько лет тому назад профессор поведенческой экономики Джордж Лоуэнштейн (George Loewenstein), работающий в Питтсбурге в университете им. Карнеги-Меллона, решил проанализировать, что думают люди о последствиях своего выбора уровня конфиденциальности в интернете. Вскоре он пришел к выводу, что люди ничего об этом не думают.
В ходе одного исследования Лоуэнштейн вместе с помощниками попросил группу студентов заполнить онлайновую анкету о своей жизни. Все получили одинаковые вопросы. Они были разнообразные — от самых безобидных до неудобных и изобличающих. Одной группе представили вебсайт, который выглядел вполне официально и имел «разрешение» от университета. Студентов заверили, что их ответы останутся анонимными. Вторая группа отвечала на вопросы на безвкусном и ярком вебсайте, где вопрос «Насколько ты ужасен?» сопровождался изображением ухмыляющегося дьявола. И никаких гарантий анонимности.
Как ни странно, на втором сайте изобличающих признаний было гораздо больше. Студенты признавались во всем: что они списывали домашнюю работу и пробовали кокаин. Первая группа респондентов на официальном сайте отвечала осторожно, хотя он давал неясные гарантии анонимности. А вторая группа попала под влияние вечного молодежного стремления казаться крутыми и полностью раскрылась, сделав это так, что в реальном мире у них могли возникнуть серьезные проблемы. Студенты в вопросах конфиденциальности положились на свой инстинкт, а инстинкт их очень сильно подвел. «Думать об онлайновой конфиденциальности для нас противоестественно, — сказал мне Лоуэнштейн, когда я позвонил ему по телефону. — Ничто в эволюции и культуре не подготовило нас к решению таких проблем».
Мы особенно склонны раскрывать частную информацию цифровому интерфейсу с хорошим дизайном, неосознанно и порой неблагоразумно проводя связь между простотой использования и безопасностью. Например, на закрытом сегодня сайте Grouphug.us звучали призывы делать анонимные признания. Изначальный формат сайта был настоящим шедевром дурного дизайнерского вкуса. Там использовался светло серый текст на темно-сером фоне, читать который было чрезвычайно трудно. Но в 2008 году сайт был реконструирован, и там появились легко читаемые черные буквы на белом фоне. Ученые-когнитивисты Адам Олтер (Adam Alter) и Дэнни Оппенгеймер (Danny Oppenheimer) бессистемно отобрали 500 признаний с сайта до и после реконструкции. Они обнаружили, что признания на обновленном сайте были гораздо более откровенными и изобличающими, чем прежде. Вместо мелких шалостей люди признавались в серьезных преступлениях. (У Facebook работают лучшие дизайнеры в мире.)
Это не единственный способ, как наши глубоко засевшие под коркой инстинкты могут иметь неприятные последствия в онлайне. Возьмем для примера наш весьма благородный инстинкт взаимности: на услугу надо отвечать услугой. Если я раскрою тебе персональную информацию, ты с большей долей вероятности поделишься чем-то со мной. Такой принцип действует довольно хорошо, когда ты видишь мое лицо и можешь судить о том, злоупотреблю или нет я твоим доверием. Но в Facebook гораздо труднее сказать, надежен я или нет. Лоуэнштейн обнаружил, что люди с большей готовностью отвечают на зондирующие вопросы, если им сказать, что другие люди на них уже отвечали. Такое правило — если сомневаешься, делай как все — действует довольно хорошо, когда разговор заходит о том, какой пищи следует избегать, но в интернете оно не очень надежно. Директор программы интеллектуальной собственности из Университета Мэриленда Джеймс Гриммельманн (James Grimmelmann) пишет в своей статье «Facebook and the Social Dynamics of Privacy» (Facebook и социальная динамика конфиденциальности): «Когда наши друзья все вдруг прыгают вниз с моста конфиденциальности Facebook, мы следуем за ними».
Если дать людям больше контроля над вариантами конфиденциальности, это не поможет решить данные проблемы, носящие более глубинный характер. На самом деле, Лоуэнштейн обнаружил свидетельства парадокса такого контроля. Многие люди ошибочно думают, что ездить на машине безопаснее, чем летать, поскольку у них есть ощущение, что они больше контролируют ситуацию. Точно так же, если дать людям больше настроек конфиденциальности, чтобы они с ними возились, люди будут меньше беспокоиться о том, что они на самом деле раскрывают.
И опять же, все это не имеет никакого значения. Основатель Facebook Марк Цукерберг не единственный технарь, заявляющий, что конфиденциальность — это социальный анахронизм, на который молодому поколению наплевать. Действительно, на протяжении большей части человеческой истории люди обходились очень небольшим частным пространством. Я выяснил это, когда поговорил с профессором лингвистики Университета Огайо Джоном Локком (John L Locke), написавшим книгу «Eavesdropping: An Intimate History» (Подслушивание. Интимная история). Локк сказал мне, что стены внутри домов — это довольно новое изобретение. Члены доисторического общества счастливо сосуществовали, всю свою жизнь проводя у всех на виду, о чем свидетельствуют данные многих антропологических исследований.
В таком случае вы можете заявить, что интернет просто возвращает нас обратно в естественное состояние. Но в обществе охотников и собирателей никому и никогда не приходилось беспокоиться по поводу незнакомцев-невидимок, не говоря уже о государстве, повсюду сующем свой нос, о хищных корпорациях и о боссах кадровых агентств. И даже в самой открытой культуре обычно существуют ритуалы уединения и ухода с глаз общества. «Люди всегда искали укрытие от пристального взгляда общества», — говорит Локк, ссылаясь на работу уроженца Венгрии антрополога Пауля Фейоша (Paul Fejos), который в 1940-х годах изучал народность ягуа в северной части Перу. Эти люди жили по 50 человек в одном доме. Никаких перегородок и стен там не было, но обитатели этих домов могли обеспечить себе уединение в любой момент, когда им этого хотелось — достаточно было лишь отвернуться в сторону. «Никто в этом доме, — писал Фейош, — не станет смотреть и наблюдать за человеком, который, стремясь к уединению, взирает на стену, какой бы срочный вопрос у него не возник».
С 1960-х годов профессор антропологии Томас Грегор (Thomas Gregor) из Университета Вандербильта в Нэшвилле изучал туземное бразильское племя мехинаку, которое живет в овальных хижинах без внутренних стен. В каждой такой хижине размещается семья из 10-12 человек. В важные моменты люди из этого племени должны полностью отстраняться от жизни своей деревни, например, во время полового созревания. Когда мальчик достигает возраста полового созревания, он скрывается в джунглях, возвращаясь оттуда уже мужчиной. В сегодняшней цифровой культуре на этом этапе жизни мы в наибольшей степени выставляем себя на всеобщее обозрение.
По мнению Гриммельмана, мысль о том, что мы добровольно расстаемся с индивидуальной сферой личности, это полная ерунда. «Наш образ мыслей о личной жизни и уединении может меняться, но инстинктивное стремление к этому коренится очень глубоко». Он отмечает, что сегодня тинейджеры столь же остро чувствуют и отстаивают пределы своего частного пространства, как и предыдущие поколения. Но гораздо проще закрыть дверь своей спальни, чем предотвратить распространение своих текстов и фотографий в онлайновой сети. Потребность в уединении и неприкосновенности личной жизни сохраняется, но средства ее обеспечения, то есть, наше инстинктивное стремление к этому, уже не подходят для этих целей.
Наверное, со временем мы поумнеем и будем разумнее относиться к размещению информации в интернете. Но сегодня мы совершаем в этом массу глупостей. Наверное, это вызвано тем, что на каком-то первобытно-примитивном уровне мы просто не верим в интернет. Инстинктивное стремление к уединению и неприкосновенности личной жизни у людей развивалось в мире, где слова и поступки исчезали сразу после их произнесения или совершения. Наш мозг пока еще не привык к идее о том, что мысли и поступки можно записать или сфотографировать, после чего они начинают жить своей собственной, не поддающейся разрушению жизнью в свободном плавании. И пока мы не привыкнем и не адаптируемся в новых условиях, мы будем и дальше выставлять информацию о себе на всеобщее обозрение.
Один недавно покинувший свой пост ветеран журналистики из The New York Times очищал свой стол и наткнулся на внутренний циркуляр от 1983 года по вопросу компьютерной политики. Там говорилось, что компьютеры будут применяться для общения и связи, но ими никогда не следует пользоваться для написания нескромных и ставящих в неловкое положение сообщений. «Для этого у нас есть пишущие машинки», — говорилось в документе. Прошло тридцать лет, и кремлевское агентство безопасности пришло к выводу, что The New York Times была в чем-то права. Недавно оно разместило заказ на электрические пишущие машинки. Один источник из этого агентства сообщил российской газете «Известия», что после скандалов с участием WikiLeaks и Сноудена, и прослушивания разговоров премьер-министра Дмитрия Медведева на лондонском саммите «двадцатки» «было решено расширить практику применения бумажных документов».
Изобретение бумаги позволило нам записывать и сохранять свои мысли и воспоминания, но сегодня самое лучшее в бумаге то, что ее можно порвать в клочья.
Иэн Лесли пишет о психологии, политике и социальных трендах. Его последняя книга «Born Liars: Why We Can’t Live Without Deceit» (2011) («Рожденные лжецами: Почему мы не можем жить без обмана»). На данный момент проживает в Лондоне.
