На прошлой неделе Майкл Поллан (Michael Pollan) выразил недовольство вышедшей в New York Times статьей Эми Хармон (Amy Harmon) «Гонка по спасению апельсинов путем изменения их ДНК» («A Race to Save the Orange by Altering Its DNA»), в которой говорится о возможности использования генной инженерии для защиты апельсинов от определенных болезнетворных бактерий. «Слишком предвзято, написано с позиции отрасли», – заметил он в записи в Twitter. Его негодование симптоматично – это вполне обычная реакция на попытки ввести в наш рацион генетически модифицированные продукты. Европейцы называют ГМО «франкенфуд». В Америке многие порицают такие компании, как Kashi, за то, что они называют «натуральными» продукты, содержащие генетически измененные ингредиенты. По стране движется автопробег против «рыбьих продуктов» – колонна машин, на крышах которых закреплены огромные мультяшные фигуры, изображающие помесь рыбы и овоща – помидора, кукурузы и т. д.
Психологи давно отмечают, что в нашем восприятии существует определенная градация между «естественным» и «неестественным». Как писал в 1982 году психолог Роберт Стернберг (Robert Sternberg), «естественное» – это то, что кажется нам более знакомым, а «неестественным» мы обычно считаем новое, незнакомое по опыту и ощущениям или сложное—то, для понимания чего требуется больше познавательных усилий. «Естественное» воспринимается по определению положительно, «неестественное» – нет. Все, что требует человеческих манипуляций — «неестественно». Это относится и к ГМО, хотя генетически модифицированные продукты давным-давно лежат на полках наших продовольственных магазинов. Ведь, как заметил Майкл Спектер (Michael Specter), «история сельского хозяйства – это история того, как люди специально выводили растения и животных с нужными чертами».
В 2013 году группа исследователей из Корнелльского университета выяснила, что то, как нам представляют продукт, влияет на наше восприятие его вкуса и питательности – а также на нашу готовность за него платить. 115 покупателям в торговом центре в Итаке выдали на пробу три разных пары образцов пищевых продуктов. Один образец в каждой паре был назван «органическим», второй «обычным». На самом деле они оба были одинаковыми, и оба – органически произведенными. Затем респондентов просили сравнить вкус и питательную ценность, предположить калорийность и сказать, сколько бы они заплатили за этот продукт. Оказалось, что оценка калорийности «органических» продуктов была стабильно ниже. Скажем, «органическое» печенье воспринималось в среднем на 24% менее калорийным, чем «обычное». Кроме того респонденты говорили, что у «органической» пищи менее искусственный вкус и она в целом питательнее. За нее они готовы были платить на 16-23% дороже. Это явление называется «эффектом ореола». Наличие у человека или вещи того или иного положительно воспринимаемого атрибута позитивно окрашивает и остальные его характеристики, формально с этим не связанные.
ГМО страдают от обратного эффекта – их восприятие искажает считающийся отрицательным атрибут (в данном случае, «неестественность»). В 2005 году ученые нидерландского Маастрихтского университета подтвердили, что, чем более неестественное впечатление производит генетически модифицированный продукт, тем с меньшей вероятностью его примут потребители. В ходе эксперимента были опрошены 144 старшекурсника Маастрихтского университета. Их попросили представить себе семь видов продуктов, включая масло, помидоры и рыбные палочки, и оценить их по естественности, полезности и необходимости. Затем им предложили вообразить генетически модифицированные версии тех же продуктов и ответить на три вопроса: насколько допустимо есть эту пищу с моральной точки зрения, насколько они ей доверяют и насколько она, на их взгляд, естественна. Как и ожидалось, чем менее естественным казался продукт респондентам, тем меньше они ему доверяли и тем меньше были готовы его есть. Однако также обнаружился один интересный факт: если исходный, не модифицированный продукт с самого начала выглядел сравнительно менее естественным или более обработанным, люди с большей вероятностью были готовы принимать его генетически модифицированный аналог и доверять ему.
Негативный ореол ГМО сказывается не только на том, что мы чувствуем по отношению к ним, но и на том, как мы оцениваем связанные с ними риски и преимущества. Еще в 1979 году психолог Пол Словик (Paul Slovic), изучающий восприятие риска с 1950-х годов, отметил, что, когда речь идет о новых и неизвестных технологиях, факты всегда проигрывают эмоциям. Например, люди считают радиационные риски, связанные с АЭС, более высокими, чем связанные с медицинским рентгеном. Это не подтверждается фактами и противоречит мнению большинства экспертов – но атомные электростанции в большей степени выглядят чуждым явлением и внушают больше страха. Более того, в состоянии эмоционального напряжения мы не взвешиваем риски и преимущества объективно. Риски мы несоразмерно преувеличиваем, а преимущества в сравнении с ними бледнеют.
Когда первоначальное мнение уже сформировалось, продолжает Словик, его очень трудно изменить с помощью новых сведений. Одну и ту же информацию – скажем, дополнительные данные о воздействии ГМО на естественную экосистему — можно интерпретировать по-разному, в зависимости от исходной точки зрения. Реакция общества на исследование, выявившее, как генетически модифицированный хлопок влияет на окружающую среду, подтверждает выводы Словика. Сравнив экологические последствия выращивания обычного и трансгенного хлопка, исследователи заключили, что и то, и другое в равной степени отрицательно сказывается на популяциях членистоногих, но урожайность у генетически модифицированного хлопка при равном количестве обработок пестицидами выше, чем у обычного. Однако когда эти результаты были опубликованы, противники ГМО, не заметив сравнений, сфокусировались на данных о негативном воздействии генетически модифицированной культуры и сделали вывод о том, что генетические модификации вредны для экологии.
По мнению Словика, логической и аналитической оценке рисков, связанных с новыми технологиями, препятствуют три вещи: уровень страха, степень известности (или неизвестности) и количество людей, которых технология должна, с нашей точки зрения, затронуть. ГМО не повезло со всеми тремя параметрами. Они пугают, они, предположительно, должны затрагивать многих, и они плохо понятны публике. Хотя примерно 80% фасованных пищевых продуктов в США их содержат, по данным одного из последних опросов, лишь 35% населения считают их безопасными и лишь четверть респондентов понимают, что подразумевает генная инженерия продуктов питания на самом деле.
Не помогает делу и то, что люди не доверяют многим из возможных источников информации о ГМО. Помимо фактора восприятия риска, для принятия новых технологий очень важен фактор доверия. Если мы подспудно не доверяем источнику, качество исходящей от него информации не будет иметь для нас никакого значения. Когда мы кому-то не верим, наш мозг быстро дискредитирует и отбрасывает то, что он говорит, возможно, даже не пытаясь в этом разобраться. А большим корпорациям, которые обычно производят ГМО, мы доверять не склонны.
Означает ли это, что люди, оценивая ГМО, всегда будут руководствоваться эмоциями, а не фактами? Необязательно. Время играет на стороне рационального подхода: чем дольше будут использоваться технологии генетической модификации, тем с большей вероятностью мы начнем воспринимать их как нечто знакомое. Дети, рожденные в мире, где распространена генная инженерия, могут начать считать ее естественной — а значит, смогут судить о ней с большей объективностью.
Кроме того, хотя, конечно, знакомство постепенно приводит к принятию, гораздо сильнее действует простая необходимость: как выяснили в своем исследовании 2005 года экспериментаторы из Маастрихтского университета, если продукт воспринимается как сравнительно более нужный – как, например, сливочное масло в сравнении с рыбными палочками – люди чаще готовы принимать генетически модифицированные альтернативы. Необходимость, судя по всему, важнее «естественности». Это относится и к производителям пищи: выращивающие апельсины компании из статьи Хармон выступали против генетически модифицированных апельсинов, пока перед ними не замаячила угроза навсегда остаться без урожая. Насколько вы цените ваш утренний стакан апельсинового сока?
Мария Конникова – автор книги «Выдающийся ум: Как научиться думать, как Шерлок Холмс» («Mastermind: How to Think Like Sherlock Holmes») – бестселлера по версии New York Times. Степень Ph.D. в области психологии она получила в Колумбийском университете.
